Безумные дамочки

— Да, наверное. Но я не плачу.

— А почему?

И в эту секунду в ней вспыхнуло старое чувство ненависти к нему, потому что он наступил ей на мозоль. Глаза набухли, но слезы пугали. Они доказывали потерю контроля над собой.

Я люблю тебя, детка, и ты нужна мне, детка, поверь моим словам, славная малышка.

— Если бы парфюмерные компании не выпустили водозащитную тушь для ресниц, я бы сказала, что именно поэтому не люблю плакать. Черные подтеки, жалко струящиеся по щекам…

Она взглянула на девушку справа и отметила, что у нее вообще не было туши.

— «Ревлон» убрал ваше последнее оправдание, — сказал Питер. — Теперь вы должны сказать, почему на самом деле не любите плакать.

— Может, просто не из-за чего, вам это не приходило в голову? Или вы хотите, чтобы я придумала какую-нибудь трагедию?

Он пробежал рукой по щетине.

— Моя жена любит плакать.

— Да?

— Она наслаждается слезами. Они ее успокаивают.

Лу думала, кто из них виноват в разводе. Возможно, Питер, судя по его презрительному тону. И снова Лу задумалась о его жене, о том, какая она на самом деле. Слова Аниты о том, что она сучка, мало для нее значили, потому что была невысокого мнения об Аните. Теперь жалела, что не попросила Аниту описать ее: вес, цвет волос. Все это имело больше значения, чем личные оценки Аниты.

— Мне жаль, что вы разъехались, — сказала Лу. — Думаю, вы понимаете, что все в редакции знают об этом.

— Они, наверное, знали об этом раньше, чем я, — рассмеялся Питер. — Все конторы одинаковы, это фабрики слухов. Иногда мне интересно, кто их порождает, но, в общем, плевать и на это. Да и в моем случае это не было высшей тайной.

Первоисточником слухов о Питере была секретарша Тони Эллиота, как часто бывало и в прошлом, но Лу прикусила язык и промолчала. Если Питер скажет Тони, тот может уволить девушку, и в этом будет виновата она. Как раз секретарша сказала ей, что долгожданную колонку получит Питер, и эта весть на несколько недель сократила нетерпеливые ожидания Лу. Другие сотрудники тоже пользовались ее намеками, так что девушка была всеобщим тайным осведомителем.

— Где вы сейчас живете? — спросила Лу.

— В Гарвардском клубе, пока не найду квартиру. А моя жена на Восемьдесят четвертой.

— А что с Гарден-Сити?

— Мы продаем дом. Когда мы разошлись, Беверли захотела переехать в город.

Его жена живет всего в десяти кварталах от меня, подумала Лу, и ей снова стало интересно, как она выглядит. Затем вспомнила замечание актрисы во время одного интервью: «Если вы заинтересовались мужчиной и не уверены в ответном чувстве, то вполне естественно изучить предшественницу. Это может дать ключ к пониманию того, что ему нравится в женщинах, а очень часто и того, что он не переносит. В любом случае это интересно».

— Выпьем еще? — спросил Питер.

Лу взглянула на часы. Было почти шесть. Масса времени для горячей расслабляющей ванны, можно еще и соснуть до приезда Дэвида.

— С удовольствием, — ответила она.

Пара справа от Лу ушла, мужчина в мягкой шляпе заказал еще один мартини. Питер вдруг сказал:

— Поужинайте со мной.

— Но я же сказала, что иду в театр с Дэвидом.

— Каким Дэвидом?

— Дэвидом Уэббом.

Другая пара села справа от Лу.

— Я разведен, богат и стерилен, — сказал мужчина.

— Неправда, — ответила девушка.

— Ты думаешь, что просто разошелся, беден и импотент?

— Именно.

Лу и Питер засмеялись, замолчали и глянули друг на друга.

— Начало летнего безумия, — сказал Питер.

— А я не могу завести роман с женатым мужчиной, чья жена едет в Саутгемптон, потому что два года вожусь с тем, чья жена никуда не ездит.

— Вы этому верите? — сказал Питер паре справа от Лу.

Но те пили пиво и не соизволили ответить.

Жизнь — это кабаре, дружище, иди к нам в кабаре! — пел Джоэл Грей несколько часов спустя, а Дэвид держал Лу за руку. Она думала о мужчине в мягкой шляпе, о мужчине, который сказал: «Все не так безнадежно, как ты думаешь», о разошедшемся с женой мужчине, бедняке и импотенте, и о Питере Нортропе, который, будем надеяться, не был ни тем, ни другим.

После спектакля Дэвид повел ее в «Голубую ленту», где они заказали татарский бифштекс и выпили много «Божоле».

— Мне нехорошо, — сказала Лу в середине ужина.

— Что такое?

Раньше Питер сказал ей, что позвонит в полночь, и она ответила: «Ждете часа, когда я превращусь в тыкву?» — «Именно», — ответил он.

— У меня был дикий день, — объясняла она Дэвиду, чувствуя прилив возбуждающей радости.

— Ты слишком много работаешь.

— Только это я и умею делать.

Дэвид нежно глядел на нее.

— Почему ты не позволяешь себе побыть женщиной?

— Потому что не знаю, как это сделать.

— Если бы ты сказала, что вышла бы за меня замуж…

— …ты бы развелся с Лилиан.

— Да.

— Нет.

— Что нет? Не разведусь или ты не выйдешь за меня?

— И то, и другое, — искренне сказала Лу.

— Ради красного словца не пожалеешь и отца. Любой ценой. Почему так?

— Профессиональный азарт.

— Еще одно красное словцо.

Лу играла вилкой.

— Я вот что тебе скажу. Ненавижу татарский бифштекс. И всегда ненавидела. Чтобы понять это, мне понадобилось двадцать семь лет жизни.

— Действительно, ты права, — откликнулся Дэвид. — Я бы не развелся с Лилиан.

У Питера есть мозги, подумала Лу. И в самом деле начинается летнее безумие. Но позднее, поцеловав Дэвида на прощание, уже раздевшись и улегшись в постель, она не сняла трубки, когда в полночь зазвонил телефон.

Он прозвонил всего четыре раза, и Лу начала уважать Питера. Затем заснула, и ей приснилось, что она встретилась с его женой у «Людовика XV». Во сне Филипп сказал ей, что у миссис Нортроп жидкие волосы.

На следующее утро Питер остановился у ее стола, достал маленькую стрелу из кармана и метнул ее в портрет Марка Бохана. Она вонзилась в левую ноздрю.

— Вы не ответили, — сказал Питер.

— Меня не было дома. Я вернулась около двух. — Да?

— Мы встретились со знакомыми в «Голубой ленте» и заболтались о всякой чепухе. Сейчас даже и вспомнить не о чем.

Питер снял стрелу с фотографии и сунул ее обратно в карман.

— Дэвид действительно много для вас значит?

— Да, — быстро сказала она. — Значит. Я в восторге от него.

— В восторге. — Он, кажется, развеселился. — Просто слово. Хорошее слово.

Лу начала сердиться.

— Слушайте, я не обязана отчитываться перед вами о взаимоотношениях с Дэвидом. Меня злят ваши вопросы.

— Понимаю. Извините. И все-таки, должен признаться, мне интересно, что же вы делаете с этим человеком?

Вспомнив о циничной реакции Аниты, Лу сказала:

— Уверена, что теперь вы все сводите к деньгам.

— Нет, ошибаетесь. Если бы я так думал, я бы не удивлялся, так ведь? Дело не в деньгах, но ясно, что и не в любви.

У Лу всегда было чувство вины из-за того, что она не любит Дэвида, и не любила, когда ей напоминали об этом.

— Ясно? — спросила Лу. — Откуда вы знаете? Что, черт подери, вы в этом понимаете?

Вчера в баре Питер впервые понравился ей за все время их знакомства, но сейчас он опять превратился в прежнего заносчивого человека, каким она всегда его и считала.

— Может, это удобно, — размышлял Питер, — как старый свитер. Может, вам спокойнее быть с человеком среднего возраста, который вас обожает, чем с более молодым, который…

— …который что? — сердито оборвала она.

— Вы не позволили окончить мысль. Или вы боитесь того, что я хотел сказать?

— У меня очень много работы. — Лу достала папку с информационными бюллетенями и сделала вид, что просматривает их. — Извините.

Питер положил руку на ее голое плечо, и она вздрогнула. Они впервые соприкоснулись.

— Это баррикада жестокой девушки, делающей карьеру, — сказал он, — я вижу испуганную сексуальную женщину, пытающуюся спасти себя.