Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2

Возвращаясь из города в Синди Лу, Клайд твердил себе, что на этот вопрос существует единственный ответ. Надо думать о будущем, а не ждать у моря погоды. Он поступил мудро, и Люси, будь она сейчас с ним, первая посоветовала бы ему поступить так. Добравшись наконец домой и окунувшись в бурные радостные объятия Ларри, он вышел на галерею, как теперь всегда делал перед сном, и долго всматривался в якорные огни, мерцающие на Люси Бачелор. Они показались ему тусклыми. Возможно, ему просто показалось… надо утром поговорить об этом с Джеком, но сейчас он не мог поверить, что что-то на самом деле скверно.

По его распоряжению вечернюю еду для Ларри не стали задерживать, дожидаясь, когда Клайд вернется. И Тьюди, накормив малыша, положила его в кровать. Бушрод, как обычно, отсутствовал. Он отправился на соседнюю плантацию, где огромный музыкальный ящик, сменивший теперь негритянский оркестр, будет играть танцевальные мелодии и где Бушрод станет знаменитостью вечера. Однако Бушрод не закрыл двери в свою комнату и, по-видимому, забыл закрыть окно, поскольку образовался сквозняк и холодный воздух проникал в вестибюль. Взяв лампу, Клайд вошел в пустую спальню пасынка с одной лишь мыслью — обнаружить источник сквозняка и положить ему конец.

Но, оказавшись внутри, он остановился и осмотрелся вокруг. В комнате был жуткий беспорядок. Закрыв окно и поставив лампу, Клайд стал почти машинально собирать разбросанную одежду. Тут его внимание привлек прямоугольный сверток в коричневатой оберточной бумаге, перевязанный белой веревкой и с наклеенной на нем синей этикеткой. Сверток лежал на столе в центре комнаты. Форма свертка показалась Клайду очень знакомой, хотя он не сразу понял, что это такое. Рассеянно он поднял сверток и внимательно прочитал этикетку.

Компания «Самая последняя новинка», — прочитал он с отвращением и дикой яростью и, трясущимися от злобы пальцами развязав веревку, развернул бумагу. Перед его взором предстало две дюжины карточных колод… точно таких же, какие он извлекал ловким мановением руки много раз и много лет назад в дружеской игре, протекавшей в комнатах отдыха джентльменов на плавучих кораблях.

16

Первым его побуждением было бросить карты в камин, оставив лишь одни упаковки, чтобы Бушрод, вернувшись после бурной ночи, обнаружил их предательски пустыми. Однако следующая мысль была более трезвой: Клайд понял, что в столь серьезной ситуации так поступать нельзя. Лучший выход из подобного положения не отыскивается немедленно, и уж по меньшей мере совсем не лучшее решение — уничтожать то, что может впоследствии стать весьма ценной уликой в непредвиденных обстоятельствах. Он аккуратно завернул карты, положил сверток на место и, больше не делая никаких усилий по наведению порядка в этом диком хаосе, покинул спальню Бушрода и медленно спустился в игорную залу. Там он налил себе неразбавленного виски, уселся поудобнее и стал медленно потягивать его, пока не услышал на улице шорох колес, а за ним — шаги на дорожке, усыпанной гравием. Спустя несколько секунд дверь открылась и вошел Бушрод.

Он, несомненно, являл собой впечатляющее зрелище. Военная форма только подчеркивала его безупречную фигуру; бледность придавала тонким чертам лица нечто байроническое, а темные круги под глазами вовсе не говорили о внутреннем распаде, напротив, они только добавляли его внешности романтизма.

— Что-то не так? — осведомился Бушрод, небрежным кивком отвечая на приветствие отчима и направляясь к небольшому бару.

— Не знаю. А что, что-то должно быть не так?

— Вообще-то никаких особых причин для волнений нет. Если не считать, что уже довольно поздно и обычно я не встречаюсь с тобой в такое время. Увидев здесь свет, я подумал: а вдруг тебе не совсем хорошо? Вот я и не поднялся к себе, а отправился прямо сюда.

— Весьма ценю твою заботу о моем здоровье. Мне кажется, я помню другой случай, заставивший тебя прийти в эту комнату. Совсем другой. Пожалуйста, не вини меня, если я по-прежнему связываю твое присутствие здесь с весьма неприятным разговором. Не то чтобы сейчас есть какая-то реальная связь с этим. Хотя вообще-то я и в этот раз должен передать тебе кое-какие деньги.

— Деньги?

— Да. Я хотел дать их тебе утром, однако если я сделаю это не утром, а сейчас, то мы рассчитаемся намного быстрее. Сегодня после обеда навигационная компания «C&L» ликвидирована… Точнее, ликвидировано то, что от нее осталось. Парни Кули выкупили название, оставив мне то, что я отложил в банк от прошлогодних перевозок, а также выплатили мне достаточно круглую сумму за уже подписанные контракты — достаточную, чтобы покрыть расходы на будущий урожай…

Бушрод взглянул на отчима, в его глазах отразился внезапный интерес.

— И часть этой кругленькой суммы будет моей? — поинтересовался он. — Только не надо недоговаривать и держать меня в каком-то подвешенном состоянии! Какова же моя доля?

— Шестьсот восемьдесят четыре доллара с мелочью.

— О! — Бушрод опустил глаза и забарабанил пальцами по столешнице.

Клайд смотрел на него с презрением.

— Когда ты говоришь «о!» таким тоном, это, как правило, означает: «И это все?» Отвечаю: да, это все. И сколько бы это ни было, по закону ты имеешь право затребовать именно столько. Ясно?

— Нет, не ясно. Если ты считаешь, что я собираюсь сидеть без денег и позволить тебе обвести меня вокруг пальца, то ты глубоко ошибаешься.

— Хорошо. Попытаюсь объяснить. Пароходная компания была основана после того, как мы с твоей матерью поженились, в результате чего она стала нашей совместной собственностью, половина на половину, ее и моя. Это была наша единственная совместная собственность. Плантацию же я купил до нашей свадьбы. То есть плантация принадлежит только мне, поскольку по закону является отдельным личным имуществом.

— Знаю. По наполеоновскому кодексу, который так щедро обеспечивает защиту замужних женщин!

Бушрод проговорил это глумливым тоном, в котором чувствовалось бесконечное презрение к отчиму. Но Клайд не замедлил ответить:

— Совершенно верно. Как верно и то, что пятьдесят тысяч долларов, которые я выдал матери за время нашего брака, принадлежали ей. Я не мог ни взять их, ни принудить ее, чтобы она дала мне из них какую-нибудь часть.

— Пятьдесят тысяч долларов!

— Вообще-то, по правде говоря, там была гораздо большая сумма. Твоя мать очень умело вложила эти деньги благодаря советам Ламартина Винсента и других. И она сделала это, не советуясь со мной, — я даже не знал об этом. Я не знал о существовании этой суммы до тех пор, пока ты не высосал из меня почти всю мою последнюю наличность во время нашей последней встречи в этой зале.

— Тогда к чему вся эта пустая болтовня насчет каких-то шестисот долларов, если мне причитается по меньшей мере четвертая часть от более чем пятидесяти тысяч?

— По закону тебе не причитается ничего.

— Ну, это мы еще посмотрим.

— Разумеется. Но лучше для тебя будет узнать о своем положении от меня. Итак, разъясняю. Все, чем я владел, я заложил перед замужеством Кэри, чтобы построить ей дом и устроить такую свадьбу, на какую она рассчитывала. Эти ссуды были необходимы из-за неудачной сделки с хлопком, а все деньги, полученные с пароходства, ушли на содержание плантации. И посему, когда ты шантажом выудил у меня двадцать тысяч, я был разорен. А ведь это были единственные деньги, с которыми я мог начать все сначала. Но ты украл их у меня.

— Это была маленькая частица того, что ты должен был мне дать, и ты прекрасно это знаешь. Насколько тебе известно, мы с Кэри обладали равными долями во всем и…

— Если понадобится, мы обсудим это как-нибудь в другой раз. Дай мне продолжить. Итак, в тот день, когда Кэри с Савоем отправились в свадебное путешествие, я был полностью разорен. И не знал, как изменить положение, если бы не твоя мать… Она предложила мне помощь. Я объяснил ей ситуацию, сказал, что помочь тут уже нельзя, поскольку я полностью исчерпал свой кредит и с головой в долгах, настолько, что даже заложил будущий урожай. И тут она предложила мне не только деньги, которые я выдавал ей раньше, но и всю прибыль, полученную ею путем мудрого вложения капитала. И этот доход прибавился к первоначальной сумме.