Единственная и неповторимая

— Это я. Ты мне должна. Я в последнюю минуту поручила Саймону снимать пробную обложку для мартовского номера… — На том конце провода была тишина. — Ну сама подумай, Джеки, ведь иначе он приехал бы на чтение завещания, ведь так? А это могло бы быть кое-кому неприятно.

— О да.

— О да. Как там дела?

— Прекрасно.

— И не забудь мое платье, оно будет у тебя через полчаса.

— Какое?

— То, из «Сицилийских вдов», про которое я решила, что оно слишком в стиле «вамп» для похорон, но теперь будет в самый раз.

— Ты говоришь очень… язвительно.

— Но я так и должна говорить, разве нет? Вот и все, последняя глава: последняя воля Эмбер, конец съемок, и мое последнее появление в качестве миссис Николас Ворт. Это, если задуматься, возможно, последний раз, когда я увижу Хедланд. Завтра утром все будет кончено, и мы начнем нашу новую жизнь после Эмбер. Боже, — ее голос изменился, когда она закурила, — знаешь, честное слово, я не могу даже вспомнить, какими мы были несколько месяцев назад.

Благодаря вмешательству Милли холл Хедланда был украшен остролистом и плющом, а центральную деревянную люстру венчала гора омелы. В столовой два ассистента видеорежиссера наблюдали за тем, как украшают трехметровое дерево, и Джуди, домработница, накрывала длинный стол из дуба, вставляя восковые свечи в лежащую посередине гирлянду из черных роз и камелий.

— О, миссис Ворт! — Джуди отошла на шаг от стола, когда увидела Аманду, и вытерла пальцы о фартук. — Ваш муж сказал, что вы приедете, чтобы помочь нам. — Она схватила протянутые руки Аманды и украдкой посмотрела на ассистентов. — Они хотели золотые кубки, — прошептала она, — хотели, чтобы весь стол был в черном и золотом и украшен виноградом. — Она пожала плечами. — Я сказала: «Она бы никогда так не сделала, ни за что». И леди Милли все уладила. Так что теперь у нас рождественский стол такой, как положено. О, — Джуди сильнее сжала руки Аманды, — но ведь все уже не так, да, миссис Ворт? Все уже иначе, да?

— Так, Джуди. — Аманда дала ей бумажную салфетку и слегка дотронулась до своих глаз шелковым платком, который использовала в машине. — Вы отлично потрудились. Она была бы очень, очень довольна.

— То же самое сказал мистер Ворт. — Джуди высморкалась и засунула остатки салфетки себе в рукав. — «Джуди, — сказал он, — ни у кого не было такого чувства стиля, как у нее, но теперь это есть у вас». Он чудесный человек, всегда найдет правильные слова. О, ну вот. Легок на помине.

Николас мялся в дверях, потряхивая правой рукой, забинтованной в форме маленького мяча для регби.

— Подбородок Блюмфельда! — воскликнул он, взмахнув рукой, как болельщик. — Но все же это того стоило!

Аманда жестом указала Николасу развернуться и проследовала за ним в середину холла, цокая каблуками по каменному полу.

— Так, — сказала она, когда они отошли на достаточное расстояние от столовой, — я хочу, чтобы, когда я поднимусь, тебя не было в комнате, куда нас поселили.

— А… да. — Николас посмотрел на часы. — Только это не может подождать до чтения завещания? Мы не должны подниматься в комнаты раньше. Это одно из ее условий.

Аманда обдумывала сказанное пару секунд, оглядывая его с головы до ног, как будто пыталась оценить покрой костюма.

— Хорошо, — сказала она, — но сразу же после. Что ты хочешь, чтобы я сделала сейчас?

— Может быть, ты поговоришь с… э-э-э… Майком? Думаю, мы могли бы настаивать на том, чтобы они очень быстро сняли ужин. По-моему, с нас всех уже хватит этого, да?

— О да, совершенно верно. — Аманда обращалась к кончикам своих пальцев.

— Точно… Так что чем скорее мы с этим покончим, тем скорее перейдем к настоящему чествованию жизни и щедрости Эмбер. — Николас на секунду встретился с ней глазами, а потом быстро перевел взгляд на мяч-руку и внезапно начал водить ею туда-сюда, словно это была модель самолета.

— Я посмотрю, что смогу сделать… — сказала Аманда и проскользнула мимо него, позаботившись о том, чтобы задеть забинтованную руку.

— Нельзя идти в спальни. Это самое странное, да? И что же вы сделали, чтобы освежиться? — Леди Милли прислонилась к камину в библиотеке, по очереди указывая сигаретой на каждого, сидящего на диване.

— О, мне кажется, это из-за того, что мы всегда опаздываем, — сказал Эндрю. — Думаю, Николас просто хотел, чтобы все началось сразу же, как только все приедут.

— Ну, я не знаю. — Милли сделала долгую затяжку и бросила окурок в огонь. — А мы все уже здесь? Саймона нет?

— Нет, — Аманда посмотрела на Сэма, — он работает для журнала.

— Очень жа-а-а-аль. — Милли подмигнула Джеки. — Он просто божественный. — Она смаковала слово, как будто это была ириска со сливками. — Мне кажется, для того чтобы как-то развеселить нас на чтении завещания, нет ничего лучше ослепительного фотографа. Роджер тоже не приедет, проблемы с ногой. — Она понизила голос до театрального шепота: — Боже, само собой, мы не должны так это называть, это звучит, словно он раздражительный старый хрыч… хотя таковым он и становится. Пожалуйста, — широко раскинула руки Милли, словно проповедник по телевизору, — что бы вы ни делали, никогда ни за что не переезжайте за город! — Она театрально уронила руки, а потом закурила еще одну сигарету, затягиваясь так, словно это был эликсир жизни. — Что бы вы ни пытались делать… выбрасывать деньги на отопление, просить всех ваших самых быстрых на подъем друзей погостить… Все равно вы состаритесь в три раза быстрее, чем горожанин вашего возраста. Я имею в виду, в Челси у вас просто не появится подагра.

Часы на камине пробили пять; с последним ударом в дверях появился Николас, мячом-рукой давая им знак проходить в зал.

— Прошу вас, — сказал он. — Все готово.

Шторы в Солнечной комнате были опущены, и она освещалась только лампами. В середине стоял стол, окруженный креслами, с одной стороны — большой телевизор, рядом с которым сидел Дэйв. Он помахал им, когда они вошли, а потом продолжил протирать экран носовым платком.

Николас занял место во главе стола и взмахнул рукой;

— Садитесь, пожалуйста, как хотите. Итак… Мы собрались, как все вы знаете, чтобы услышать последнюю волю Эмбер Евы Ирен Бест, и я здесь исполняю обязанности душеприказчика. Моя клиентка настояла на том, чтобы содержание завещания не разглашалось до сегодняшнего дня, до пяти часов вечера ровно четыре месяца спустя после ее смерти. Она считала, что это время — достаточный срок, чтобы оплакать ее, и она горячо надеялась, что этот период позволит вам наслаждаться выгодой от ее… ухода… без сожаления. Оказанное мне доверие предполагало мою невозможность обсуждать любые детали, связанные с делами Эмбер, или природу моей вовлеченности в ее дела в каком бы то ни было случае, — он взглянул через стол на Аманду и кашлянул, — так что я, например, чувствую облегчение от того, что этот момент настал. Это необычное чтение завещания, оно заключается в том, что покойная сама сообщит свою волю при помощи записи, сделанной за несколько недель до ее кончины. — Николас указал на телевизор мячом-рукой, и сидящие вокруг зашептались. — Все, что сказано на пленке, которую вы сейчас увидите, будет исполнено, как только вы выразите свое согласие. Я подготовил бумаги на подпись каждому наследнику. — Он поднял стопку бумаг и передал их Лидии, сидевшей справа от него, чтобы она раздала их. — Это также необычно в том смысле, что, — Николас вращал забинтованной рукой, как будто подыскивая подходящее слово, — этот визуальный документ касается не только раздела имущества. Эмбер хотела, чтобы это была запись ее желаний, того, чего она хочет для своих друзей и семьи после своей смерти. — Губы Николаса задрожали, и он поднял забинтованную руку, прикрывая рот перед тем, как продолжить. — Доли имущества она индивидуально описала каждому, и все объясняется в письмах, которые ждут вас в ваших спальнях. Она также хотела, чтобы некоторые аспекты ее воли мы выслушали все вместе, а кое-что каждый узнал сам, и о них речь тоже идет в письмах. Мне остается только сказать, что для меня это был уникальный опыт… — он снова прикрыл рот, — и это была честь для меня. Теперь, если вы готовы, Дэйв, нажми, пожалуйста, кнопку.