Дара. Анонимный викторианский роман

— Мне бы не хотелось говорить об этом, Джеймс.

Он снова обнял меня.

— Понимаю, Дара. Это все может подождать. Я так рад тебя видеть! Я прикажу слугам приготовить для тебя комнату. Теперь твой дом — здесь.

— Нет, Джеймс. Я не могу здесь остаться, — спокойно сказала я, многозначительно показав глазами на Николаса Доуни, который поглядывал на меня с высокомерной ухмылкой на губах.

Видимо, от неожиданности Джеймс просто забыл, что Доуни находится в комнате, и теперь, когда понял значение моих слов, залился краской смущения.

— Но у нас есть и другие дома, где ты сможешь жить, — после некоторого колебания сказал он. — Ты можешь взять себе замок Кеннет в Беркшире или другой дом — в Кенте… Я выделю в твое распоряжение такую часть своего дохода, чтобы ты могла ни в чем себе не отказывать. В конце концов Дара, ты моя жена и я хочу позаботиться о тебе и как-то загладить… Прошу тебя, позволь мне хоть чем-то вознаградить тебя за все, что тебе пришлось пережить в прошлом.

Мне стало стыдно за все те недобрые мысли и грязные подозрения, которые я вынашивала в отношении него с тех пор, как мы расстались в «Восьми колоколах».

Несмотря на то что муж был явно влюблен в этого Николаса Доуни, он по-прежнему сохранил нежную привязанность ко мне и беспокоился о моем благополучии. Его желание заботиться обо мне тронуло меня до глубины души, но я была твердо намерена сохранить свою свободу и не оказаться замешанной в их отношения с Николасом.

— Чарльз сегодня вечером отплывает в Австралию, он любезно предложил мне воспользоваться его гостеприимством и пожить у него в доме, пока он будет за границей, — сказала я.

Тут Чарльз поднялся на ноги, видимо, решив, что настал самый подходящий момент для того, чтобы обсудить вопрос о моем пенсионе.

— Ну, Джеймс, неужели ты совсем позабыл старого школьного друга? — спросил он.

— Конечно нет, — быстро ответил Джеймс. — Прости, ради Бога, я был настолько потрясен, что просто не замечал никого, кроме Дары. Прими мою самую горячую благодарность за то, что ты вернул ее мне. Я в огромном долгу перед тобой и никогда не забуду об этом. Прошу тебя, позволь мне нести все расходы по содержанию твоего дома на все то время, пока Дара будет твоей гостьей. Это самое меньшее, чем я могу отблагодарить тебя в сложившихся обстоятельствах, друг мой.

— Что ж, это очень благородно с твоей стороны, — улыбнулся Чарльз. — Я прикажу своему поверенному присылать тебе ежемесячные счета для оплаты. Так какое содержание ты собираешься назначить своей жене леди Пэлроуз?

Джеймс на мгновение задумался.

— Что ты скажешь насчет десяти тысяч фунтов в год? — неуверенно спросил он.

Чарльз молча уставился на переносицу Джеймса. Потом он говорил мне, что это был его излюбленный прием приводить людей в замешательство, когда он не хотел прибегнуть к оскорблению.

— Двадцать тысяч? — вопросительно пробормотал Джеймс.

Чарльз не отвечал. Он продолжал сосредоточенно смотреть на кончик носа своего собеседника.

— Скажи сам, какую сумму, как ты полагаешь, нужно назначить для содержания Дары? — покраснев от смущения, обратился тот к Чарльзу.

— Я полагаю, что тут нужно принять во внимание, что леди, принадлежащая к высшей аристократии, вынуждена идти на большие издержки, чтобы иметь возможность вращаться в свете и не чувствовать себя ущемленной, — веско сказал Чарльз. — Ты очень и очень состоятельный человек, Джеймс. Ты ведь не захочешь, чтобы твои приятели думали, что ты экономишь на собственной жене, правда?

— Как ты думаешь, тридцати тысяч будет достаточно? — с сомнением спросил Джеймс.

Чарльз поджал губы.

— Да, полагаю, это подходящая цифра.

Он повернулся ко мне.

— Вы сможете уложиться в тридцать тысяч, леди Пэлроуз?

От этих колоссальных сумм, которые они обсуждали так легко, словно речь шла о нескольких пенсах, у меня закружилась голова. Я только и смогла утвердительно кивнуть, стараясь сохранять невозмутимый вид и поражаясь про себя мастерству, с которым Чарльз вел этот разговор.

— Хорошо, — сказал Джеймс с явным облегчением от того, что этот неловкий эпизод позади и что наконец наши финансовые отношения улажены к общему удовлетворению. — Вы останетесь выпить с нами по чашечке кофе?

Чарльз вежливо отказался, сославшись на то, что он должен сделать множество важных приготовлений и распоряжений перед отъездом в Австралию.

Джеймс проводил нас до дверей, обнял меня на прощание и заручился моим твердым обещанием, что я загляну к нему в гости сразу же, как только обустроюсь в своем новом доме.

Когда вечером Чарльз отправился в Тилбэрские доки, откуда должно было отплыть его судно, и оставил меня одну, я загрустила. Хотя мы и были знакомы с ним так недолго, мое сердце разрывалось при мысли о том, что мы не увидимся, возможно, в течение нескольких лет. Когда он остановился в дверях, чтобы поцеловать меня на прощание, я горько расплакалась. За какие-то сутки этот человек сумел полностью переменить всю мою жизнь. Его щедрость и благородство покорили меня, и я знала, что буду, как сокровище, хранить в своем сердце нежную дружбу признательность к нему в надежде, что судьба будет к нам милосердна и мы еще увидимся.

В тот же вечер дворецкий Биллингс собрал всех слуг, включая Болдуина, кучера, который доставил меня в Чейни-хаус из дома доктора Кирсли. Я должна была устроить им «смотрины».

— Вот, госпожа, это — ваша кухарка, миссис Уокфорд, а это… — Он по очереди представил мне выстроившихся в ряд слуг и горничных. Всего прислуги было девять человек, и все они выказывали мне огромное почтение — по крайней мере, в моем присутствии. Я не знала, что им сказать, и просто кивнула головой, давая понять, что они свободны. Они молча спустились по лестнице и продолжили выполнение своих обязанностей.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПОЛУНОЧНЫЙ ЛЮБОВНИК

Несколько дней после отъезда Чарльза я была занята только тем, что наслаждалась отдыхом, привыкая к роскошному ощущению, что моя жизнь течет размеренно, комфортно и обо всем заботятся усердные слуги. За эти дни я истратила восемьсот фунтов на модные платья и шляпки. Еще большая сумма была потрачена на украшения. Я с радостным возбуждением встречала курьеров, которые каждый вечер доставляли ко мне домой сделанные в течение дня покупки. Затем я уединялась в своей комнате с собственной горничной по имени Тилли и примеряла новые наряды. Тилли носилась вокруг меня, разглаживая складки на платьях, а я восхищенно любовалась своим отражением в высоком венецианском зеркале.

Некоторые из купленных мной нарядов и в самом деле были прекрасны и мне очень шли, отлично подчеркивая достоинства фигуры и гармонично сочетаясь с моей внешностью. Больше всего я полюбила розовое платье с блестящим облегающим корсажем и короткими рукавами, из-под которых соблазнительно выглядывало пышное кружевное белье. Шуршащая, широкая в бедрах юбка этого наряда ниже колена была стянута белой шелковой тесьмой.

Как раз в этом платье я и была, когда, прогуливаясь в окрестностях Вестминстерского аббатства, повстречалась с Джоном Суитэпплом и пригласила его к себе в Чейни-хаус, чтобы выпить чашку кофе и поболтать.

Суитэппл был первым знакомым человеком, которого я встретила с тех пор, как Чарльз уехал в Австралию. Новизна моего нового положения довольно скоро перестала занимать мои мысли, удовольствие, которое я получала, покупая новые наряды и украшения, потеряло свою остроту; теперь я не всегда знала, чем занять свое время. Титул и деньги — это, конечно, хорошо, но обладание ими не обязательно делает человека счастливым. При моей открытой и общительной натуре такая жизнь быстро наскучила мне, я поняла, что нуждаюсь в хорошей компании.

Вот почему я так обрадовалась, увидев в толпе гуляющих худощавую фигуру и бледно-серые глаза Джона Суитэппла. Он явно не сразу меня узнал, потому что, когда я весело поздоровалась с ним, как со старым приятелем, на его испещренном морщинками, усталом лице выразились растерянность и недоумение. Мне пришлось напомнить ему о тех временах, когда, только приехав в Лондон, мы с Джеймсом частенько проводили вечера в его квартирке, беседуя о театре и слушая, как он читает отрывки из своих пьес.