Дара. Анонимный викторианский роман

Когда я пробудилась от долгого, спокойного сна, сквозь тяжелые занавеси высоких окон уже пробивались яркие солнечные лучи. Солнечные зайчики играли на темной, бархатистой поверхности дубовых панелей, покрывавших стены, и на ореховом паркете спальни, смягчая несколько угрюмое впечатление, которое могла бы произвести тяжелая, старинная мебель этой просторной комнаты. Разглядывая узоры, украшавшие расшитый полог, на четырех резных столбиках покоившийся над постелью, я потянулась и блаженно вздохнула. Видимо, мое движение пробудило Чарльза, потому что он, не открывая глаз, обнял меня и крепко прижал к себе.

— Доброе утро, леди Пэлроуз, — пробормотал он мне на ухо.

Так мы лежали, прижавшись друг к другу в блаженном прозрачном состоянии, которое французы называют «маленькой смертью».

— Так меня теперь зовут?

Он кивнул головой.

— Да. Твой Джеймс теперь стал седьмым обладателем титула лорд Пелроуз.

— И все, что ты рассказал мне вчера вечером, — правда?

— Что именно? — спросил он с улыбкой.

— О том, что Джеймс стал очень богатым, о его любовнике… этом Николасе Доуни.

— Конечно, правда. До самого последнего слова, — завершил Чарльз.

— Я не думаю, что нужно к нему идти. Что я ему скажу? Что стану делать? И… О Чарльз, куда я потом пойду? Ты же понимаешь, я не стану жить в одном доме с ними… Я просто не смогу.

— Ты можешь жить здесь. Я пробуду в Австралии не меньше двух лет. Во время моего отсутствия семейный поверенный будет платить слугам и заботиться о поддержании дома в порядке. Но для того чтобы прислуга, по своему обыкновению, не разленилась без хозяйского присмотра и ежедневных приказаний и не разучилась работать, было бы очень хорошо, если бы в это время в доме пожил на правах хозяина какой-нибудь надежный друг. Не согласилась бы ты сделать это для меня, пока я буду в отъезде?

— Чарльз, я не могу не удивляться твоей доброте и щедрости, но ведь у меня просто нет таких средств, чтобы давать слугам те приказания, к которым они привыкли у тебя.

— Чепуха, — заявил он. — Ты просто забываешь, что ты замужем за очень богатым человеком. Мы встретимся с ним сегодня утром и потребуем, чтобы он назначил тебе ежегодное содержание, которое дало бы тебе возможность вести образ жизни, соответствующий твоему положению в обществе.

Не тратя больше времени на разговоры, Чарльз откинул одеяло, раздвинул мне ноги своими коленями и стал покрывать поцелуями мои груди. Покраснев от возбуждения при виде того, как начинают алеть на белой коже мои соски, он перекатился на спину и, посадив к себе на живот, наклонил меня и стал посасывать их, как ребенок, подталкивая их языком и неотрывно наблюдая, как подрагивает их нежная плоть. Когда он приподнялся, чтобы поцеловать меня в губы, я привстала на коленях и направила его напряженный член в истекающую влагой щелочку. Сидя на нем верхом, я мерно двигалась вверх-вниз, как если бы ехала на идущем шагом коне, скользя на глубоко проникающем в меня стержне. Мне становилось все труднее сдерживать свои движения, бедра сами собой начали неистово тереться о его грудь, мерная рысь перешла в бешеный галоп, я впилась пальцами в его плечи и принялась насиловать его с такой же яростью, с какой он врывался в меня прошедшей ночью.

С него уже тоже слетели последние остатки блаженной дремоты, по мускулистому животу текли прозрачные капли пота, он сжимал в руках мой зад и, изгибаясь всем телом, вгонял в меня крепкий ствол своего орудия. Я уже не могла сдерживаться и начала визжать от блаженства и вожделения, жадно встречая каждый его толчок, до боли вжимаясь распластанной мякотью своей промежности в густые, курчавые волосы, из которых вздымался источник моего наслаждения. Я порывисто наклонилась к его губам и почувствовала во рту соленый вкус крови — он укусил меня. Продолжая держать в зубах мою губу, он изо всех сил толкнул назад мои бедра. Боль и наслаждение были так сильны, что я не смогла бы отличить одно от другого. Я протяжно закричала и чуть не потеряла сознание от полноты счастья. Упав на него, я бессильно раскинула руки и с благодарностью, словно во сне, приняла в себя жаркий сок его любви.

Придя в себя, Чарльз нежно поцеловал меня в губы, приподнял за плечи и, посадив по возможности вертикально, попросил меня слезть с него, чтобы он мог распорядиться насчет завтрака. Выбравшись из кровати, он два раза дернул за шнур звонка и снова прыгнул ко мне. Спустя пару минут в комнату вошел его дворецкий, неся на вытянутых руках большой деревянный поднос с едой: копченая рыба, колбаски, бекон, вареные яйца и тонко нарезанный хлеб. Поставив поднос на столик возле кровати, он спросил, что хозяин предпочитает — чай или кофе. Получив ответ, что сегодня на завтрак будет «кофе и только кофе», он с достоинством кивнул и удалился. Все то время, пока он находился в комнате, я внимательно его разглядывала, но он даже не бросил взгляда в мою сторону. Собственно говоря, на Чарльза он тоже не смотрел. Тем не менее не прошло и минуты, как он вернулся, держа в руках еще один поднос, на котором стояли кофейник и две маленькие чашки.

Пока мы торопливо поглощали завтрак, я сказала Чарльзу, что Биллингс, его дворецкий, не смотрел в нашу сторону, пока получал распоряжения.

— Хорошо вымуштрованный дворецкий, — ответил Чарльз, — никогда не смотрит на хозяина, когда разговаривает с ним. То же относится и к другим слугам. Если кто-нибудь из них в мое отсутствие позволит себе такую непочтительность, прошу тебя немедленно дать ему расчет. Я не потерплю слугу, который не знает своего места. Запомни, Дара, им платят за то, чтобы они были готовы выполнить любую твою прихоть в любое время дня и ночи. Поверь мне, они первыми перестанут тебя уважать, стоит тебе сделать что-нибудь самой. Даже собственные волосы не расчесывай сама. Для этого существует специальная служанка. А если тебе захочется пошевелить угли в камине, чтобы огонь горел ярче, — не нужно искать кочергу, просто протяни руку, позвони и слуга сделает свое дело.

— А они не будут болтать о том, что видели нас с тобой в одной постели?

— Только между собой. Ни с кем другим они об этом и не заикнутся, — ответил он. — И не тревожься о том, что они думают или говорят друг другу. Ты должна принимать их подчинение как должное. Пока им платят, они для тебя не многим отличаются от бессловесной твари, и относиться к ним нужно соответственно.

Когда перед нами раскрылась парадная дверь Эстрэл-хауса, Чарльз приказал дворецкому известить лорда Пэлроуза, что его ожидает сэр Чейни.

Дворецкий направился вверх по лестнице к комнате хозяина и уже собирался постучать в дверь, но Чарльз оттолкнул его в сторону и, взяв меня за руку, вошел без предуведомления. Джеймс и его друг отдыхали, сидя в просторных креслах перед мраморным камином. Услышав протестующий возглас дворецкого, возмущенного нашей бестактностью, Джеймс удивленно оглянулся и увидел меня. Лицо его мгновенно побледнело.

Быстро оправившись от потрясения, в которое повергло его мое неожиданное появление в его доме, он вскочил на ноги и подбежал ко мне.

— Дара! Неужели это действительно ты? — радостно прошептал он и порывисто обнял меня за плечи.

Я думала, он никогда не выпустит меня из своих объятий. Когда он все же отступил на шаг, я увидела, что глаза его увлажнились счастливыми слезами и что это неожиданное воссоединение явно наполнило радостью его душу, принеся ему огромное облегчение. Пока Джеймс вытирал слезы и мы оба пытались справиться со своими чувствами, я успела разглядеть его друга, Николаса Доуни. На его губах блуждала сардоническая усмешка, а взгляд выражал нескрываемое презрение к Джеймсу, ко мне и к нашей чувствительности.

— Если бы ты знала, какое это облегчение, что я снова вижу тебя, Дара! Что ты стоишь здесь, живая, невредимая и по-прежнему прекрасная, — воскликнул Джеймс, неотрывно и нежно глядя на меня. — Я пришел тогда в гостиницу буквально через несколько часов после того, как ты оттуда вышла… И с тех пор не прекращал тебя разыскивать. Куда ты подевалась? Сколько я ни расспрашивал, никто не мог мне сказать, где ты!