Райский уголок. По велению сердца

— Найди себе хорошенькую девушку, Хьюго, и устрой свою жизнь. Забудь обо мне. Я недостойна тебя. — Ее тихий голос звучал твердо. Из глубины комнаты доносился другой голос. Он принадлежал мужчине.

— У тебя кто-то есть? — спросил Хьюго.

— Разумеется, — ответила она и положила трубку.

Больше он не делал попытки связаться с ней.

Наконец Хьюго заметил, что Филиппу пробирает легкая дрожь. Он по-братски взял ее за локоть.

— Тебе холодно. Давай вернемся внутрь. Если не боишься, что я наступлю тебе на ноги, то мы могли бы потанцевать.

Лиссабон оказался таким, каким Филиппа и надеялась его увидеть — живописно расположенный в устье широкой реки лабиринт узких и древних улочек. И хотя он был намного меньше Лондона, его улицы и рыночные площади кипели жизнью. Повсюду яркое многоцветье — в нарядном облике зданий, в парках и садах, во фруктах и овощах, заполнявших прилавки, в раскрашенных веселыми рисунками гончарных изделиях, столь типичных для этой страны и ее столицы. В тот день, когда они с Фионой гуляли по городу, небо было ясным, ярко светило солнце, приятное тепло окутывало их. Оглушающий шум лондонского транспорта и промозглый холодный туман казались такими далекими. Потом они вернулись на пароход, чтобы переодеться, поскольку решили посетить казино, чтобы провести там вечер за ужином и танцами, а также попытать счастья в азартной игре. К своему разочарованию Филиппа обнаружила, что игре явно не достает притягательной силы. В своем воображении она рисовала некое захватывающее зрелище, в то время как в действительности оно оказалось необычайно скучным, если не сказать более — жалким.

На следующий день рано утром пароход покинул Лиссабон. Несмотря на короткий трехчасовой сон, Филиппа появилась на палубе, чтобы понаблюдать за огнями города, которые постепенно таяли в серой рассветной мгле.

— Тебе понравился Лиссабон? — Хьюго, взъерошенный, все еще в вечернем костюме, появился рядом с ней, сонно улыбаясь и покачиваясь на нетвердых ногах.

— Очень.

Он взмахнул рукой, подражая волшебнику, который собирается вынуть кролика из шляпы.

— Следующий пункт — Фуншал.

Она легонько засмеялась.

— Ты что, не ложился спать?

Он задумался, лицо его стало серьезным.

— Нет. Не ложился. — Прядь прямых белокурых волос упала на лоб, широко расставленные карие глаза помаргивали несколько ошеломленно. — Я не спал с тех пор, как… — В замешательстве он махнул рукой, пожал плечами и смущенно улыбнулся.

Филиппа ласково взяла его под руку.

— Пойдем, надо позавтракать, — сказала она. — А потом я разобью тебя в пух и прах в метании колец. Будешь знать, как бродить по ночам по злачным местам Лиссабона.

Прибытие в Фуншал было похоже на сказку. «Леди Бронвен» величаво вплыла в окрашенные розовой зарей воды просторного залива как раз в тот момент, когда поднялось солнце. Она встала на якоре в отдалении от берега, на более глубокой воде. Над небольшими островами за пределами залива виднелись облака легкого тумана. Солнце вспыхивало на белых стенах и крытых красной черепицей крышах, видневшихся среди буйства тропической зелени на склонах горы. Ароматы острова — цветущей мимозы, сосны и множество других нежных цветочных запахов — плыли по воде. Филиппа пришла в восторг. Хьюго, стоя у поручней рядом с ней, был вне себя от волнения.

— Смотри — это наш дом. Видишь? Над деревьями, вон там — виднеется только крыша.

— Да-да, вижу.

— А там, в дальнем конце залива, крепость.

Лодки были спущены на воду. Пассажиры занимали в них места, вежливо обмениваясь друг с другом любезностями.

— Мама должна кого-нибудь послать, чтобы нас встретили, — сказал Хьюго. — Ну, — он взял ее за руку, — отправляемся на берег.

В своем возбужденном состоянии он совершенно не заметил, как ее маленькая рука сжала его руку, а щеки покрылись румянцем смущения.

Однако невозмутимая Ф. Пейджет, стоявшая рядом с ними, обратила внимание и на то, и на другое. И улыбнулась.

На следующий день они сидели на кованой железной скамье в саду на Квинта-до-Соль и смотрели вниз на Фуншал, залив и «Леди Бронвен», которая все еще стояла на рейде.

— Отсюда она кажется просто игрушечной, — сказала Филиппа. — Точно утенок, который плавает по зеркалу игрушечной фермы! О Хьюго! Взгляни на мимозу! Я еще никогда не видела ничего подобного! — Деревья на склоне холма, распушив свои ветви на фоне ясного голубого неба, переливались золотыми блестками под лучами солнца.

Хьюго улыбнулся. Он был в брюках из шерстяной фланели и рубашке с расстегнутым воротником. Солнце уже слегка подрумянило его светлую кожу. Он сидел расслабившись, довольный тем, что вернулся домой. Рука его лежала на спинке скамьи за плечами Филиппы. Уже не впервые за время этого волшебного путешествия она думала о нем как о самом приятном молодом человеке, с которым ей когда-либо приходилось встречаться. И удивлялась тому, что не замечала этого раньше. От этой мысли, необычайно смутившей ее, Филиппа почувствовала, что к щекам ее приливает кровь. Она повернулась и с нарочитым вниманием начала вглядываться в синий простор залива, как-будто что-то привлекло ее внимание.

Она должна перестать думать о нем, пока не поставила себя в глупое положение и не осложнила их отношения.

Филиппа долго и строго отчитывала себя прошлой ночью, лежа на удобной кровати и чувствуя себя как-то непривычно из-за отсутствия качки, которой их морское путешествие сопровождалось днем и ночью. Хьюго был исключительно любезен и очень добр к ней. Только и всего. Вряд ли ему понравится, если она начнет бегать за ним словно томящаяся от любви глупая девчонка. Густая краска залила ей щеки при одной только мысли об этом. Она не должна принимать всерьез его добродушный и, несомненно, случайный интерес. Она не должна делать из себя посмешище, принимая дружбу или, возможно, сочувствие к ней за глубокое увлечение. Как бы то ни было, она впервые в жизни почувствовала волнение и физическое влечение к молодому человеку. И для ее открытой натуры было довольно трудно скрывать это.

— И лилии тоже прекрасны, не правда ли? — Филиппа не узнавала собственный голос — неестественно высокий. Она взглянула на Хьюго. Тот посмотрел туда, куда она показала — на лилии, которые в изобилии росли у ближнего берега. — Странно, что они растут так свободно, словно дикие. — Она все еще вслушивалась в свой голос — жалкий и прерывающийся.

— Видела бы ты, как изумительно выглядят деревья, когда они покрываются огненно-красными цветами, — беззаботно сказал он, нарушив минутную тишину, которая показалась Филиппе оглушающей. — Поистине захватывающая картина!

Промолчав, она вернулась было к изучению пейзажа, отбывавшегося ее взору, погрузившись в свои мысли. Но тут же обнаружила, что снова говорит, и, кажется, не в состоянии остановиться:

— Как все-таки странно — сейчас весна, большинство деревьев еще не покрылось листвой, но погода такая теплая, словно летом у нас в Англии! Ты только посмотри на эти чудесные цветы! Расскажи мне об острове — когда он был открыт? Почему его назвали Мадейра? Всегда ли здесь жили люди?

Хьюго покачал головой. Неожиданный поток вопросов заставил его рассмеяться.

— Очевидно, нет. Когда остров был открыт впервые, он был пустынным. Его обнаружил португальский исследователь по имени Зарко — вообще-то, его настоящее имя Гонсалвес, по прозвищу «О’Зарко». Он был одним из первых, кто осмелился уплыть так далеко от материка. Он назвал этот остров Илха-да-Мадейра — «лесистый остров» — потому что в то время тот был сплошь покрыт лесом. Говорят, чтобы расчистить место для жилья, первые поселенцы подожгли лес, и горел он семь лет. Предполагается, что сгоревший лес стал основой плодородной почвы, на которой выращивается виноград. Но существует предание, по которому остров был отбыт бежавшими от жестоких родителей английскими влюбленными… — Он умолк, затем нерешительно спросил: — Послушай, ты уверена, что тебе не скучно со мной? Понимаешь, я могу слишком увлечься, говоря об острове.