Жюстина

При этом Дюбур, распахнув халат, который прикрывал его движения, продемонстрировал Жюстине, что он уже начал извлекать какое-то наслаждение из маленького высохшего и почерневшего инструмента, который так долго теребила его рука.

- Ну довольно, - резко заявил он, - довольно разговоров, в которых ты ничего не смыслишь, и хватит жаловаться на судьбу, когда только от тебя зависит исправить ее.

- Но какой ценой, святое небо!

- Самой умеренной, потому что тебе надо только раздеться и немедленно показать мне, что скрывается под твоими юбками... Уж, конечно, весьма худосочные прелести, которыми нечего гордиться и нечего их беречь. Делай, что тебе говорят, черт побери! Я больше не могу, я хочу видеть тело; сейчас же покажи мне его, иначе я рассержусь.

- Но, сударь...

- Глупое создание, безмозглая сучка, неужели ты воображаешь, что я буду с тобой церемониться больше, чем с другими!

И с гневом поднявшись, он забаррикадировал дверь и бросился на Жюстину, которая буквально истекала слезами. Развратник слизывал их... глотал эти бесценные слезинки, которые, должно быть, представлялись ему росой на лепестках лилии или розы; затем, одной рукой задрав ее юбки, он скрутил ими руки Жюстины, а другой впервые осквернил красоту, какой давно не создавала природа.

- Мерзкий человек! - закричала Жюстина, вырываясь из его лап одним отчаянным движением. - Жестокий человек! - продолжала она, поспешно отпирая засовы и крикнув с порога: - Пусть небо когда-нибудь накажет тебя так, как ты этого заслуживаешь, за твою мерзость и бесчеловечность! Ты не достоин ни этих богатств, которые ты употребляешь на такие отвратительные дела, ни даже воздуха, которым ты и дышишь только для того, чтобы загадить его своей жестокостью и своим злодейством.

И она убежала. Вернувшись к себе, несчастная поспешила пожаловаться своей хозяйке на прием, оказанный ей человеком, к которому та послала ее. Но каково было ее удивление, когда бессердечная женщина осыпала ее упреками вместо того, чтобы утешить!

- Бедная дурочка, - рассердилась хозяйка, - ты что же, воображаешь, будто мужчины настолько глупы, чтобы раздавать милостыню маленьким попрошайкам вроде тебя, не требуя ничего за свои деньги? Господин Дюбур еще слишком мягко обошелся с тобой, пусть меня заберет дьявол, если на его месте я бы отпустила тебя, не утолив своего желания. Но коли ты не хочешь воспользоваться помощью, которую тебе предлагала моя благодетельная натура, устраивайся, как тебе нравится. Кстати, за тобой должок: сейчас же выкладывай денежки, или завтра пойдешь в тюрьму!

- Сжальтесь, мадам!

- Как же: сжалиться! От жалости сдохнешь с голоду. Тебя стоило бы проучить хорошенько, ведь из пяти сотен девчушек вроде тебя, которых я приводила к этому уважаемому господину с тех пор, как я его знаю, ты первая сыграла со мной такую шутку... Какое это бесчестье для меня! Этот честнейший человек скажет, что я не гожусь для работы, и он будет прав... Ну хватит, хватит, мадемуазель, возвращайтесь к Дюбуру: надо его ублажить; вы должны принести мне деньги... Я увижусь с ним, предупрежу его и, если смогу, заглажу ваши глупые промахи; я передам ему ваши извинения, но только ведите себя лучше, чем сегодня.

Оставшись одна, Жюстина погрузилась в самые печальные размышления... Нет, твердила она себе, беззвучно плача, нет, я, конечно, не вернусь к этому распутнику. Я не совсем еще обездолена, мои деньги почти нетронуты, мне их хватит надолго; а к тому времени я, может быть, найду более благородные души, более мягкие сердца. Когда она подумала об этом, первым побуждением Жюстины было посчитать свои сокровища. Она открывает комод... и, о небо! деньги исчезли!.. Осталось только то, что было у нее в карманах - около шести ливров. "Я погибла! - вскричала она. - Ах! Теперь мне ясно, кто нанес этот подлый удар: эта коварная женщина, лишая меня последних денег, хочет принудить меня броситься в объятия порока. Но увы, - продолжала она в слезах, - разве не очевидно, что у меня не остается другого средства продлить свою жизнь? В таком ужасном состоянии возможно этот несчастный или кто-нибудь другой, еще более злой и жестокий, будет единственным существом, от кого я могу дождаться помощи?" Жюстина в отчаянии спустилась к хозяйке.

- Мадам, - сказала она, - меня обокрали; это сделано в вашем доме, деньги взяли из вашего комода. Увы, взяли все, что у меня было, что осталось от наследства моего бедного отца. Теперь, когда у меня ничего нет, мне остается лишь умереть. О мадам, верните мне деньги, заклинаю вас...

- Ах вы наглая тварь, - оборвала ее мадам Дерош, - прежде чем обращаться ко мне с подобными жалобами, вам следовало бы получше узнать мой дом. Так знайте же, что он пользуется у полиции настолько хорошей репутацией, что за одно лишь подозрение, которое вы на меня бросили, я могла бы наказать вас сию же минуту, если бы захотела.

- Какое подозрение, мадам? У меня нет никаких подозрений: я всего лишь обратилась к вам с жалобой, которая вполне уместна в устах несчастной сироты. О мадам, что мне теперь делать, когда я потеряла последние деньги?

- Клянусь, мне все равно, что вы будете делать; конечно, есть возможности поправить это, но вы не хотите ими воспользоваться.

И эти слова стали последней вспышкой света в столь проницательном мозгу, какой имела Жюстина.

- Но мадам, я могу работать, - ответила несчастная, вновь залившись слезами, - кто сказал, что кроме преступления у обездоленных нет иного средства выжить?

- Клянусь честью, сегодня лучшего средства не существует. Что вы будете получать в услужении? Десять экю в год, так как вы собираетесь прожить на эти деньги? Поверьте мне, милочка, даже служанки вынуждены прибегать к распутству, чтобы содержать себя, я каждый день сталкиваюсь с такими; осмелюсь заметить, что вы видите перед собой одну из самых удачливых сводниц в Париже, не проходит и дня, чтобы через мои руки не проходило от двадцати до тридцати девушек, и это ремесло приносит мне... впрочем, один Бог знает сколько. Я уверена, что во Франции нет другой женщины моей профессии, дела которой шли бы так хорошо, как мои.

- Посмотрите, - продолжала она, рассыпая на столе перед глазами несчастной девочки пять или шесть сотен луидоров и драгоценности приблизительно на такую же сумму, - вот шкаф, набитый самым прекрасным бельем и роскошными платьями, и всем этим я обязана только распутству, которое вас так страшит. Черт побери, моя девочка, сегодня нет иного столь же надежного ремесла, кроме проституции, так послушайте меня и сделайте этот шаг... И потом Дюбур - достойный и добрый мужчина, по крайней мере он не лишит вас девственности; он больше не занимается серьезными делами, да и чем он мог бы сношаться? Несколько легких шлепков по заднице, несколько таких же легких пощечин. А если вы будете хорошо вести себя с ним, я познакомлю вас с другими мужчинами, которые менее, чем за два года, при вашем возрасте и вашей фигурке, да еще если вы прибавите к этому учтивость, дадут вам возможность вести приличную жизнь в Париже.