Дара. Анонимный викторианский роман

Он вскарабкался на меня и, прижав к нежной коже на моем горле острый, как игла, кончик ножа, принялся расстегивать на мне блузку. Из глубины моего существа словно попытался вырваться вопль ужаса, но слышны были только сдавленные всхлипывания. Снова и снова я обливалась противным холодным потом и открывала рот, пытаясь закричать, но, как в кошмарном сне, только глотала воздух, задыхаясь от дрожи, в которой колотилось все мое тело.

Он снял с себя шейный платок, просунул его между моих зубов и туго завязал у меня на затылке. Казалось, что ему темнота никак не мешает и не стесняет его действий.

Когда он разорвал на мне сорочку и обхватил мокрыми толстыми губами мои соски, я могла только приглушенно стонать от страха и унижения. Он набросился на мои груди так, будто собирался сожрать их нежную плоть, — он грыз их зубами, всасывал в свою слюнявую пасть и отвратительно шмыгал носом.

Вдруг он спрыгнул с кровати и впился зубами в мой лобок. Я задохнулась от боли и испустила глухой стон, почти теряя сознание.

— Тебе отсюда никогда уже не выбраться, — хихикнул он, стягивая с себя одежду. — К тому времени, когда я тебя прикончу, ты пожалеешь, что родилась на свет. Никто ведь не знает, что ты здесь. И искать тебя некому. Так что после того, как ты мне надоешь, ты отправишься рыбам на подкормку.

Он снова — забрался на меня и набросился на мои груди. Пока он зубами и языком терзал мои соски, его штуковина постепенно затвердела и уперлась в мой живот. Тогда он сполз пониже и, оказавшись между моих бедер, на дюйм-другой вставил в меня свой член. Потом он взвизгнул и грубо вцепился пальцами в мои груди. Держась за них руками, он резко подтянулся, полностью загнав в меня свой член. Боль, которую он причинил мне, повиснув всей своей тяжестью на моей груди, была нестерпимой, и из глаз у меня брызнули слезы. Никакими словами нельзя передать ту муку, которую я испытывала, когда он впивался скрюченными пальцами в нежную мякоть моих грудей, всаживая в меня свое короткое, толстое орудие. Мои ноздри заполняла омерзительная вонь его потного и немытого тела, а когда он распалился при виде моих страданий и его зловонное дыхание стало хриплым и учащенным, изо рта у него прямо на мою грудь закапала слюна.

Я начала задыхаться, от отвращения и беспомощности перед этим грязным и унизительным надругательством к горлу подступил комок — я почувствовала, что меня сейчас вырвет.

Вдруг он начал по-свинячьи хрюкать, хрип, вырывавшийся из его глотки, стал прерываться каким-то повизгиваньем, он весь затрясся и кончил.

Часы проходили за часами в кромешной темноте этой грязной лачуги, и раз за разом это мерзкое животное бесчестило мое тело своей похотью. Я уже не могла плакать и распластанная на этом ложе страдания лежала в какой-то прострации, совершенно подавленная горем и унижением, которое жгло меня изнутри, — унижением, которое на долгие годы оставило в моей душе свой страшный след.

Ближе к утру наконец оставив меня в покое, он захрапел. Но первые же лучи солнца, пробившиеся сквозь дубовую обшивку стен, прервали его сон. Не говоря мне ни слова, он встал, оделся и вышел, заперев за собой дверь.

Как только он ушел, меня охватил припадок ярости. Я принялась биться в своих путах, тщетно стараясь разорвать прочные веревки. Когда я ухватилась руками за стальные прутья кровати, чтобы покрепче рвануть на себя связанную лодыжку, я порезала палец о какой-то острый металлический выступ. Боль немного отрезвила меня, я стала напряженно искать пути к спасению. Скосив глаза, чтобы посмотреть на небольшую ранку на порезанной руке, я увидела, что поранивший меня заусенец довольно велик и что если бы мне удалось завести веревку, которая удерживает мое правое запястье, за эту острую кромку, то через некоторое время я смогла бы перетереть свои путы и высвободить руку.

Надежда на освобождение придала мне новые силы. Преодолевая мучительную боль в левой щиколотке, я, насколько было возможно, сместила тело на правую сторону кровати — это дало мне возможность немного ослабить веревку и закинуть провисший участок за металлический выступ.

Придерживая веревку кончиками пальцев, я стала двигать ее взад-вперед, прижимая к острому краю заусенца. Прошло не меньше часа, прежде чем я почувствовала, что она стала понемногу поддаваться. Но мои пальцы быстро ослабли, и мне пришлось передохнуть перед тем, как продолжить свою работу.

Еще через несколько часов я почти полностью перетерла волокна веревки и изо всех сил потянула ее на себя, чтобы освободить руку. Но оставшиеся волокна еще крепко держали меня в плену. Мои пальцы уже свело судорогой, я даже не смогла ухватиться за конец веревки. Злость и страх, что все мои усилия могли пропасть даром, вывели меня из себя, я с какой-то отчаянной силой рванулась в сторону и неожиданно перекатилась на левый бок — веревка не выдержала этого рывка и лопнула с глухим треском. Изможденная и счастливая, я, не теряя времени, развязала узлы, которые удерживали вторую руку и ноги.

Стоило мне встать с постели, как мои ноги подкосились от усталости и я чуть не упала на пол. Немного отдышавшись, я снова встала на ноги, но, когда я наклонилась и попыталась натянуть юбку, то снова потеряла равновесие. Я медленно прошлась по комнате, помахивая в воздухе руками, постепенно кровь начала возвращаться в затекшие конечности. Я была по-настоящему счастлива просто оттого, что могла стоять на ногах. Однако когда я попыталась открыть массивную дубовую дверь, мое веселье мгновенно испарилось. Дверь была заперта снаружи и не поддавалась ни на дюйм.

Поняв, что все надежды на избавление рухнули, я дала выход своему гневу и принялась пинать тяжелую дверь ногами, пока не отбила себе все ступни. В приступе безумной ярости я швырнула об стену небольшой стол, а стулом колотила об дощатый пол, пока он не разлетелся в щепки. Тогда я подняла с пола отлетевшую от стола деревянную ножку и стала методично ударять ею в равнодушную дверь. Наконец припадок прошел, силы оставили меня, я бессильно сползла на пол.

Задыхаясь от усталости, я опустила голову на руки и бездумно смотрела сквозь слезы, застилавшие мне глаза, на ножку стола, которую я продолжала держать в руках. Я вспомнила о карлике, который вот-вот вернется, чтобы продолжить свои истязания, и еще крепче сжала свою дубинку, решив, что лучше умру, защищая себя, чем позволю ему снова надругаться над моим телом.

Я отползла поближе к стене и прислонилась к ней спиной. Как я ни старалась не закрывать глаз, усталость одолела меня — я задремала. Когда я проснулась, на улице уже совсем стемнело и в хижине не было видно ни зги. При мысли, что мой мучитель мог застать меня спящей, меня пробрал ледяной озноб. Я поднялась на ноги и, спрятавшись за дверью, стала ждать его возвращения, держа в руках ножку от стола. Уже глубокой ночью я услышала, как заскрипели ступени деревянной лестницы под его шагами. Сердце начало рваться у меня из груди, колени стучали. Когда он вставил в замок ключ и начал его поворачивать, я подняла свою тяжелую палицу высоко над головой и, затаив дыхание, замерла в тревожном ожидании.

Наконец он толкнул дверь и, прежде чем прикрыть ее за собой, откашлялся, чтобы прочистить горло. Именно его кашель помог мне определить в кромешной темноте, где находится его голова. Собрав все силы, я выдохнула и со свистом опустила дубинку — с такой мощью, что она должна была расколоть его череп, как орех. Страх, ненависть и жажда мщения, которые копились во мне так долго, вдруг захлестнули меня и затмили мой рассудок. Я снова и снова обрушивала на неподвижного карлика удар за ударом, пока силы не оставили меня и я не рухнула, глотая воздух, на изуродованное распростертое тело своего врага.

Через какое-то время я медленно, с усилием поднялась на ноги. Все вокруг казалось нереальным, словно я находилась в каком-то забытьи или спала наяву. Окружающие предметы потускнели, их очертания расплывались у меня в глазах, не находя никакого отклика в моем сознании. Я вышла из хижины, заперла дверь на замок и бросила ключ в волны, мерно плескавшиеся о сваи пирса. Я лишь смутно помню, как, крадучись, шла по темным задворкам, как вышла на освещенную яркими фонарями Стрэнд-стрит, как, с трудом переставляя ноги, поднялась по лестнице в свою комнату.