Одержимость

— А куда мы едем? — спросила Кори, когда машина свернула с бульвара Сансет на Холмби-Хиллз.

Кристос не ответил, Кори хотела переспросить, но тут показались высоченные витые железные ворота. Беннати притормозил.

Подъездная дорожка оказалась совсем короткой, и в свете фонарей Кори увидела невысокое белое здание с закрытыми ставнями, многочисленные арки, выложенную красной черепицей крышу. Дом окружали пальмы, а сад, насколько она разобрала в темноте, спускался полукруглыми ярусами к самой ограде имения. Кори была потрясена — он привез ее к себе.

Он остановил машину у входа, и двор залился светом. Кристос так же молча вышел из машины, помог ей. Кори вся трепетала, возможно, он это чувствовал. Она остановилась перед ним, избегая его взгляда, он, ни слова не говоря, повел ее к двери.

Он отпустил ее руку, чтобы вынуть ключи. И до Кори вдруг дошло…

— Кристос, — прошептала она.

Он повернулся к ней.

— Я не хочу, чтобы вы думали, — она смущенно уставилась под ноги, — что я готова с любым…

Подцепив подбородок Кори, он заглянул ей в глаза. Голова ее пошла кругом.

— Разве нет? — тихо засмеялся он.

Она еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть, нервы ее не выдерживали. Он так привык к опытным женщинам, а она лучше умрет, чем даст понять, что еще несмышленыш…

Он все еще смотрел на нее, и она смешалась, слезы отчаяния сверкнули в ее глазах.

— Все будет хорошо, — прошептал он, притягивая ее к себе для поцелуя. Она вмиг обмякла и обняла его, в груди все оборвалось, и он проник ей в рот языком.

Не отрываясь от Кори, он отпер дверь, втащил ее внутрь, потом поднял голову и посмотрел на Кори.

— Ну что ж, один порог ты уже сегодня переступила, — он улыбнулся.

«О, пожалуйста, без паники! Ну пожалуйста, пожалуйста!» — рыдало и молило внутри Кори. Она чувствовала его руки, напряжение его тела, она хотела его так, как никогда и никого раньше.

Он снова стал целовать ее, расстегнул платье на груди, оголил плечи, расстегнул лифчик, отстранил от себя, чтобы получше рассмотреть. Кори вдруг запаниковала: ему не нравятся большие груди, он привык к худым женщинам!

Кристос склонился и подхватил один сосок губами, а другой ласкал пальцами. Кори привалилась к столу, отчаянно пытаясь успокоиться. Она смотрела на его макушку, на его смуглые руки на своей бледной коже, и в голове пульсировало: это Кристос Беннати. Тот самый Кристос Беннати!

Она откинула голову и громко застонала, как в фильмах, вцепилась ему в волосы и принялась охать и ахать, как будто вся ее жизнь сосредоточилась в этом мгновении.

— Возьми меня, — выдохнула она. — Пожалуйста, возьми!

Кристос едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он знавал женщин, которые умело изображали подобное, и обычно это раздражало. Но сейчас почему-то все было не так. Может быть, потому что никакая она не актриса?! Ну что ж, надо как-то оправдывать ее охи и ахи.

Подавив смех, он прижался к ней губами. Она помогла ему справиться с платьем, все еще стеная изо всех сил. Платье упало на пол, он просунул руку ей в трусики, и Кори вдруг замолчала. Она сосредоточилась на своих ощущениях, задержала дыхание, не в силах поверить, что это происходит с ней, потом открыла глаза и увидела, что он наблюдает за ней.

— Тебе хорошо?

Она кивнула. Потом он снова целовал ее и не отнимал руку. Кори едва держалась на ногах.

— Пошли, — сказал он хрипло. — Пошли наверх.

— Нет, — выдохнула Кори.

Кристос взглянул на нее и вновь впился ей в губы.

Он взял ее прямо здесь, на столе, приспустив джинсы, она обхватила его ногами и прилипла к нему чуть дыша. Казалось, он знал все секреты — что потрогать, что погладить, чтобы довести ее до небывалого экстаза.

Он чуть оттолкнул девушку назад, приподнял ее груди, сила эрекции была невероятной, он никак не ожидал, что с ней ему будет так хорошо. Он задвигался быстрее, настойчивее, чувствуя, с какой страстью она отдается ему. Она сводила его с ума, но он еще держался.

— Кристос, о, Кристос, — стонала она. Слезы текли по ее лицу, она уткнулась ему в плечо. — Не могу, — рыдала она, — я не могу.

— Все хорошо. Мне хорошо с тобой, детка, — шептал он, чувствуя приближение оргазма.

Он крепко прижал ее к себе и, дико застонав, углубился так, что она вскрикнула. Он ее достал.

— Хорошо, — бормотал он, — хорошо… Это, о да!

И когда она кончила, втягивая его в себя, царапая, тиская, семя фонтаном хлынуло из его глубин. Она выкрикивала его имя, а он работал, как насос, стремясь продлить изумительное чувство, пока она не обмякла в его руках, а он не обессилел.

Он долго не поднимал головы, а потом оторвался от Кори и посмотрел на нее. Нежно поцеловал в губы, убрал волосы с лица. Она застонала, когда он выходил, потом застенчиво улыбнулась.

— Тебе хорошо? — прошептал он.

Она кивнула.

Кристос обнял, поцеловал ее, засмеялся, наблюдая, как она медленно оживает.

— Кофе? — спросил он.

— Ага.

Кристос помог ей одеться, взял за руку, повел на кухню и посадил на стул. Она смотрела, как он варит ей кофе, потом покраснела и отвела взгляд: скрестив на груди руки и прислонившись к шкафу, он очень внимательно посмотрел на нее — так, словно смотрел на своих актеров.

— Твое лицо, как открытая книга, — произнес он.

— Извини.

— За что? За то, что впервые в жизни мужчина заставил тебя кончить?

Кори покраснела до корней волос.

— Откуда ты знаешь? — прошептала она.

— Я же сказал — по твоим глазам. — Он разливал кофе, чувствуя, что она по-прежнему следит за ним с тем же обожанием на лице. Кристос обернулся, на этот раз Кори насмешливо улыбнулась.

— А я… Ну я хочу сказать… тебе хорошо было со мной? — спросила она тихо.

— Конечно.

Лицо Кори вытянулось. Она явно рассчитывала на что-то большее.

Он уселся на краешек стула и пальцем приподнял ее подбородок.

— Гораздо лучше, чем просто хорошо. А теперь пей кофе.

— Ты снисходителен ко мне, — проговорила она. И вдруг рассмеялась, внезапно ощутив прилив счастья.

Она пила кофе, а он повернулся к автоответчику. Чтобы не подслушивать, Кори попыталась сосредоточиться на обстановке. Белоснежная и блестящая кухня так же хорошо оборудована, как в доме, где они остановились, хотя и без излишеств. Бар открывался в соседнюю гостиную, и в полумраке она разглядела низкий диван с множеством подушечек у камина, отделанного серым мрамором. Потертые восточные коврики на деревянном полу придавали жилищу уют. Одна стена являла собой французские окна, выходившие на террасу с одинокой лампочкой, освещавшей арки в стиле итальянских вилл. Дальше, вероятно, бассейн или корты, наверняка отделаны со вкусом.

Наконец Кори повернулась к Кристосу и увидела, как быстро бегает его рука по бумаге, записывая имена звонивших. Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы не было ни одного женского имени, беззвучно молила Кори. Пожалуйста, пусть ничто не испортит сегодняшний вечер.

Но женский голос был, последний на ленте. И Кристос оглянулся на Кори, улыбаясь во весь рот, — это мать Кристоса звонила узнать, как продвигается работа над фильмом.

— Она переживает за этот фильм, как за свой собственный, — пояснил он, повернувшись к телефону. — Мама откопала книгу, дала ее мне и велела принести ей золотую пальмовую ветвь.

— И ты собираешься получить?

— Да, обязательно, — рассмеялся он. — Во всяком случае, попытаюсь.

Кори улыбнулась:

— У тебя, видимо, хорошие отношения с матерью.

— Конечно, и с отцом тоже. А что такого?

Кори минутку подумала.

— В Англии мы только и слышим, что в Штатах семьи распадаются. А где живут твои родители?

— В Филадельфии.

— Но они же не американцы?

— Мать француженка, отец итальянец.

Он снова налил кофе и рассказал, как познакомились его родители. Это было в начале второй мировой войны, итальянцы вступили на Юг Франции. Кристос здорово насмешил Кори, изображая ужас влюбившейся во врага матери. Но история была трогательная, и Кори пришла в восторг. Потом она вдруг рассказала ему о своем детстве, он вместе с ней потешался над обитателями Эмберсайда и их привычками. Как-то незаметно разговор перешел на Лос-Анджелес, ее впечатления о городе показались ему забавными. И только потом, когда он в третий раз поднялся наполнить чашки, до Кори дошло — может быть, он просто из вежливости разговаривает с ней, а на самом деле ждет не дождется, когда она уйдет. Она оглянулась на телефон, одновременно пытаясь подавить вздох разочарования.