Кольцо с бирюзой

— Недавно отрекшейся от него, — пробормотала Нерисса на ухо Порции, отойдя от Джессики, чтобы взять у Ксанте поднос с апельсинами, она боялась, как бы служанка не уронила его. Женщина, казалось, впала в одно из своих таинственных состояний и стояла неподвижно, а поднос качался на кончиках ее пальцев. Нерисса подхватила его и, повысив голос, предложила:

— Кусочек солнца Севильи, дорогие гости?

— …и моей жены, Джессики! — провозгласил Лоренцо, принимая дольку апельсина. — Моей дорогой язычницы! Моей прекрасной язычницы, благородной Джессики!

— Благородная Джессика! — фыркнул Грациано.

Порция заметила, как вздрогнула девушка.

— Садитесь, Джессика, — проговорила она как можно приветливее. — Итак, вы бежали к нам из дома своего отца в Новом гетто.

Джессика побледнела. Она осталась стоять и, не глядя на своего супруга, сказала:

— Лоренцо, лучше бы ты сообщил наши новости.

— Боже мой, я совсем забыл! — Из своего плаща Лоренцо достал сложенную бумагу. — Я получил это от Салерио делла Фатториа, которого мы встретили, поднимаясь на лодке вверх по реке, а его дела заставили вернуться в Венецию. — Он вручил письмо Бассанио. — Это касается тебя, ДРУГ.

— Что это?

— Клочок бумаги и то, что там написано — весело отозвался Лоренцо.

Нерисса весело взглянула на Джессику, но Джессика только с отчаянием посмотрела на нее, как будто ее толкали на дно колодца. Все молчали, пока Бассанио распечатывал письмо. Через мгновение он взглянул на Порцию, побледнев еще сильнее, чем Джессика.

— Антонио ди Ардженто потерял свои деньги, — сказал он шепотом. — Все. Слухи подтвердились. Его корабли… ни один из них еще не прибыл в порт.

— Ах, — проговорила Порция, пробуя одну из вишен с длинным черенком, — какое счастье, что я не вложила деньги в его предприятие.

Бассанио посмотрел на нее, лицо его еще оставалось пепельного цвета.

— Но я вложил.

Она перестала жевать и уставилась на него. Джессика, Лоренцо и Грациано, пораженные, обменялись взглядами. Порция медленно произнесла:

— Дорогой Бассанио, вы сказали мне только сегодня, что у вас вообще нет денег. Это заявление не удивило меня, хотя я сочла невежливостью признаваться в этом после того, как вы выиграли и стали моим мужем, а не до того. Но не важно. Вы можете добавить к этому что-нибудь еще?

Бассанио с несчастным видом опустился в кресло.

— Порция, когда я сказал тебе, что мое состояние — ничто, я должен был бы сказать тебе, что оно еще хуже, чем ничто. Я… взял заем под залог состояния Антонио ди Ардженто. Прошу прощения. Я должен был рассказать тебе об этом.

Порция снова принялась есть вишни, глядя на него в упор.

— Да, ты должен был рассказать мне о состоянии своих дел. Но гораздо безопаснее сообщить мне об этом теперь, когда у тебя есть мое состояние, не правда ли? — Она посмотрела на вновь прибывших гостей и на Ксанте и Нериссу, которые стояли рядом у края стола, сложив на груди руки, и уголки губ у них были опущены, как будто они внезапно поняли, что вместо свадебного веселья оказались на похоронах. — Ну, садитесь, все! — распорядилась Порция. — Вино еще есть, и есть половина зажаренного кабана.

Джессика села. Казалось, ей стало немного не по себе при виде остатков головы кабана на блюде в центре стола. Ксанте пошла в кухню и вернулась с блюдом фруктов и хлеба, которое поставила перед Джессикой. Джессика с любопытством взглянула на нее и благодарно улыбнулась.

— Дай мне письмо, — сказала Порция, вынимая его из дрожащих пальцев Бассанио. Она прочитала вслух:

«Милый Бассанио! («Милый — Бассанио?» — удивилась она про себя.)

Все мои корабли погибли. Кредиторы мои делаются жестоки, положение мое очень плохое. Мой вексель еврею просрочен. И так как, заплатив по нему, мне невозможно будет остаться в живых, то между нами все долги уплачены, и я только хотел бы увидеть тебя перед смертью. Однако поступай по своему усмотрению: если твоя любовь ко мне не побудит тебя приехать, пусть не побуждает и мое письмо [56].

Порция сложила письмо.

— Вот, значит, как. Мне неизвестны подробности этого дела, хотя полагаю, что дело грустное, но в любом случае, мой супруг, у тебя нет долгов. Он так говорит, здесь. — Она ткнула пальцем в письмо. Все уставились на нее, лишившись дара речи. Порция развела руками. — Что? Что такое?

Нерисса быстро проговорила:

— Синьора Порция хочет сказать, что долг Бассанио синьору Антонио уплачен, потому что она выплатит его, конечно, и избавит Антонио от грозящей ему ужасной смерти, как он пишет в своем письме. Разве не это вы имели в виду, синьора Порция?

— Ну да, конечно! — с готовностью подтвердила Порция, меняя выражение лица и демонстрируя глубокую озабоченность. Про себя она подумала, как бы она жила без веселых вечеров с Нериссой, и в двадцатый раз дала себе обет никогда не отпускать от себя подругу. Нерисса — крестьянка, но она как дома среди этих благородных венецианцев. Сама Порция — аристократка по рождению, но чувствует себя чужой, присутствуя при их городской болтовне, как чужестранец, прибывший из другой страны, словно их жизнь и их вера чужды ей.

Она подняла взгляд и, к своему удивлению, увидела, что Джессика ди Скиммиа смотрит на нее с сочувствием.

Порция слегка улыбнулась ей и заметила, как потемнели ее глаза, когда Нерисса спросила:

— Смерть за долг, в Венеции? Никогда не слышала большей странности. Кто этот еврей, угрожающий убить Антонио?

Джессика скорбно посмотрела на свою подругу:

— Мне больно говорить, но это мой отец.

В дверь кабинета Порции, где она уединилась после ужина, тихо постучали.

— Входи, Нерисса, — откликнулась она.

— Это не Нерисса, — раздался женский голос. Дверь приоткрылась, и темноглазая женщина неуверенно заглянула в комнату. — Это Джессика ди Скиммиа. Могу я поговорить с вами, синьора?

Порция предложила Джессике более удобное место, чем стул, который она отвела Бассанио сегодня днем. С беспокойством и одновременно с облегчением она наблюдала после ужина, как Бассанио поспешил в свою комнату собирать одежду, чтобы ненадолго съездить в Венецию. Он будет присутствовать на разбирательстве дела Антонио в гражданском суде с временным сертификатом в руках на владение деньгами — деньгами «Бельмонта», — которыми оплатит долг Антонио. Он вернется сразу, как только разбирательство будет закончено. «Я спать не буду, пока не вернусь к тебе», — заверил он Порцию.

Порция сдержалась и не спросила, почему в таком случае он берет с собой три перемены одежды. Это ее не волнует. Как долго он останется в городе — не главная ее забота.

Ее волновала его дружба с Антонио ди Ардженто.

Как будто прочитав ее мысли, Джессика сказала:

— Синьора, простите мне мою вольность, но я думаю, вам нужно знать: Антонио ди Ардженто держит вашего супруга в полном рабстве.

Порция прижала руки к губам и медленно кивнула:

— Кажется, так оно и есть.

— Если мне позволено будет сказать, Нерисса писала мне о вашей мудрости и остром уме. Я по себе знаю, каково это выйти замуж за глупца, который ничего не знает о деньгах и у которого ваше серебро утекает меж пальцев, как вода. Так что догадываюсь, синьора, я буду говорить открыто, — что, каковы бы ни были ваши чувства к вашему супругу, вы не можете желать, чтобы он распоряжался доходами от вашего имения, а тем более чтобы он делал это по совету какого-то шального венецианского купца.

Порция подняла брови.

— Простите меня, синьора. Возможно, вы сочтете меня невежественной. Я выросла в Новом гетто, и мне пришлось научиться вежливым речам у христианской аристократии.

Порция хрипло хихикнула.

— Ну, у меня вы этому не научитесь. Я белая ворона среди аристократов. Продолжайте, Джессика. Я нахожу вас чрезвычайно красноречивой.

— Я думаю, вы должны найти способ разоблачить Антонио. Лоренцо рассказал мне еще о десяти планах Антонио, которые окончательно лишат нас всех наших денег.