Единственная и неповторимая

— Ну-ну, дорогая, тут есть один паренек, с которым мне надо поговорить о бизнесе. Но я думаю, ты будешь рада сидеть рядом с ним и развлекать его для меня.

Би тряхнула волосами и посмотрела на него сквозь искусственно удлиненные ресницы:

— Надеюсь, он великолепен и сможет скрасить мое разочарование. — Она поправила воротничок Джеза. — Как его зовут?

— Сэм как-то… Кертис? Один из этих ребят-садовников, от которых вы, британцы, просто сходите с ума.

— А-а-а-а… — Би бросила на Маркуса взгляд триумфатора. — Как интересно! — Ее рука вертелась у губ, пока она говорила, и, когда Джеки секунду спустя посмотрела на нее, та осторожно дула на свою верхнюю губу.

— Сэм Кертис… это же один из ваших, разве не так? — Джеки впервые заметила, что глаза Саймона подведены карандашом, а на ресницы нанесена легкая серебряная пыль. — Бог мой, я всегда ненавидел эту программу… Что случилось? Ты выглядишь не слишком весело. — Он поднял голову, а потом снова резко опустил подбородок. — А-а-а-а… я понял. Ты не сказала своей компании, что встречаешься с плохим братцем Эмбер. — Джеки покачала головой, но он смотрел куда-то в другую сторону. — Ты боишься, что «семья» не одобрит, так? Подожди секунду… Баз! — Саймон кивнул человеку, прятавшемуся с краю группы, протянул руку, тот сжал ее на долю секунды, после чего оба сунули руки в карманы и повернулись друг к другу спиной.

— Что это значило? — спросила Джеки, глядя вслед Базу, который снова тряс руку кому-то, также не заинтересованному в беседе с ним.

— Ничего. Пойдем посмотрим, куда нас посадили.

Саймон взял ее за руку, переплетя пальцы, и пошел по комнате. Толпа неохотно расступалась перед ними, цепляясь за редкий шанс рассмотреть Саймона вблизи. Когда они проходили мимо, мужчины выпячивали подбородки, как будто кто-то одновременно бил их всех по ушам и они пытались избежать удара; женщины лихорадочно оглядывали Саймона, а затем провожали Джеки неприкрыто воинственными взглядами. Она чувствовала, как Саймон сильнее сжал ее руку, и ощущала в одно и то же время восторг и разочарование.

Ужин был накрыт в отдельной комнате рядом с баром; на столе стояли букеты черных тюльпанов, стулья были обиты кожей. Имя Джеки оказалось в дальнем конце стола, между Маркусом Рейвеном и кем-то, кто, по словам Саймона, был бойфрендом Джеза. Саймон сидел с другой стороны, рядом с продюсером «Блюграсс филмз» и знаменитой писательницей Пэт Эйрс, победительницей книжного конкурса «Флетчер».

Джеки открыла рот от удивления, когда увидела это имя на карточке:

— О! Я ее обожаю, как здорово!

Саймон посмотрел на нее, потом на секунду откинул голову, изучая потолок.

— Джеки, ей вроде бы шестьдесят лет, и она похожа на дерьмовый кирпичный дом. Я не собираюсь смотреть, как она набивает рот в течение четырех перемен, и продюсер тоже не подойдет.

Он поднял свою карточку, и, крутя ее между пальцами, обогнул стол, а потом посветил на имя.

— Отлично, приятель! Выметайся. Получай эту зануду. — Саймон бросил карточку неизвестного на место своей. — Вот так. А мне достанется эта маленькая кокетка, дочь Джеза. Вот так мне больше нравится. Чудесный обмен. Ах, ну ладно тебе, Джеки, почему такое лицо? Не завидуй, детка. Это наша ночь, но ты же не хочешь, чтобы я умер от скуки еще до того, как мы дойдем до самого интересного, правда? Не хочешь? — Он покачал ее бедра руками.

— Но… — Джеки поняла, что отклоняется назад, — но это Пэт Эйрс. Не могу поверить, что ты лучше будешь сидеть со старлеткой, чем с Пэт Эйрс.

— Сладкая моя, — Саймон провел рукой по своим волосам, оценивая эффект в зеркале за спиной Джеки, — ты живешь на другой планете. Мужчины любят, когда им интересно, смешно… — он взял ее за подбородок, — но только если этому сопутствует нормальная внешность, понимаешь? Кстати, замечу, я привез тебя сюда не затем, чтобы обсуждать литературные вкусы и этих людей. — Его зубы сверкнули в отблеске свечей. Джеки с трудом улыбнулась и прищурилась. — Ты хорошенькая девушка, тебе не нужна вся эта ерунда.

— Прости, — сказала она.

У них за спиной вечеринка «Блюграсса» начала перетекать в комнату, где они стояли. Джез прошел впереди, обдав их потоком ароматного воздуха.

— Но, эй… — Саймон откинул волосы с ее шеи и слегка прикоснулся губами к ее уху, — мне на самом деле нравится, какая ты страстная, только ты этого не знаешь. А мне всегда это нравилось.

— Когда? — Джеки почти выкрикнула это. — Когда ты впервые заметил меня?

Джеки вспомнила, как она стояла на ступеньках Нортенгер-Хауса и махала рукой Эмбер, садящейся в ожидавший ее «дженсен». Тогда на ней был коричневый плисовый пиджак с пухлыми плечами, как у игроков в американский футбол, шляпка-колокольчик от Байба и светло-голубые плисовые шаровары. Даже нижнее белье — лифчик и трусы от Смайли — она одолжила. Она целый час одевалась (не говоря уж о макияже и маникюре) ради этой минутной возможности попасть в поле зрения Саймона.

— Возвращайся в дом, холодно! — прокричала ей Эмбер, рупором сложив руки у рта. — Саймон говорит, заходи внутрь и согрейся.

— Я в порядке! — крикнула Джеки в ответ. — Приятного отдыха!

Она стояла на ветру, втянув щеки и вытянувшись в струнку в ожидании, что он снова обернется. Ей так хотелось, чтобы он увидел, какая она модная, какая она веселая и клевая, как идеально подходят друг другу их вкусы, надежды и все, чего они хотят от жизни. Он поехал задним ходом, передал Эмбер сигарету, которую держал в зубах, поднял руку над головой, и через пару секунд машина исчезла на дороге.

— Я не знаю. — Саймон провел пальцем по ее ключице. — Давно… может, когда ты была еще в школе.

Джеки подумала о той ночи, когда он поцеловал ее на танцполе. Тогда ей было четырнадцать. Она пришла домой, легла на кровать в своем платье из ткани «фитилек» и открыла на подушке дневник, который вела уже пять лет.

«Мы так любим друг друга, — написала она. — Саша говорит, что я не могу знать, любовь это или просто симпатия, но я знаю, что он думает, а он знает, что я думаю. Все время происходят какие-то события, подтверждающие это, как сегодня, когда они пели «Человек-ракета», и он точно знал, что это значит. И так здорово, что ему не обязательно конкретно говорить об этом со мной, потому что у нас есть это понимание. Как будто мы выше остальных, и, хотя он встречается с другими девочками, он знает, что мы с ним другие».

— Ты помнишь? — спросила Джеки. — Саймон, ты помнишь ту вечеринку, когда впервые поцеловал меня?

Саймон улыбнулся и обвил руками ее талию.

— Еще бы, — ответил он, привлекая ее к себе.

— Ты помнишь, что Сьюзи была совсем рядом с нами? — Джеки отклонилась назад, чтобы видеть его лицо.

— Сьюзи?

— Сьюзи Харкорт… твоя девушка. А у тебя тогда были с собой обезболивающие, которые тебе выписали из-за травмы колена, и ты продавал их другим парням на танцполе. Помнишь?

— Конечно. — Он крепче сжал ее в объятиях.

— А потом ты сказал: «Хватит, это наша песня, и мы не хотим, чтобы нам мешали». И я просто не могла в это поверить, потому что я всегда думала о тебе, когда играла эта песня, — ты не мог это знать.

Саймон медленно подмигнул ей:

— Химия, детка.

— Я знаю. Вот тогда я на самом деле… тогда я начала верить, что это действительно могло случиться… что это может случиться. Знаешь, сегодня, в машине?

— М-м-м?

— Когда ты поцеловал меня, у меня в голове снова играла эта песня, «Человек-ракета», я слышала ее, как будто мы снова были там, на танцполе, под сверкающим шаром.

— Точно, — Саймон хихикнул, — «Человек-ракета».

— Ты же помнишь, — теперь Джеки держала его за лацканы, — мы вышли на улицу, ты накинул мне на плечи свой пиджак и рассказывал о Лондоне, о клубах и ресторанах. Ты пообещал: «В тот день, когда ты уедешь из Нортенгера, я повезу тебя прямо в Пунс и устрою лучшую ночь в твоей жизни».

— Ну и как, я это сделал? — Саймон смотрел на гостей, рассаживающихся вокруг стола.