Руфь

Руфь в это время собралась идти домой. Пока Джемайма зажигала лампу, Руфь попрощалась со всеми. Мистер Брэдшоу не мог оставить ее в неведении до завтра по вопросу о том, доволен ли он исполнением своего плана.

— Доброй ночи, миссис Денбай! — сказал он. — Доброй ночи! Благодарю вас. Я много обязан вам. Весьма обязан.

Он сделал ударение на последних словах, потому что с радостью наблюдал, как мистер Фарквар предлагает свои услуги Джемайме.

Мистер Фарквар хотел проводить Руфь домой, но решил не настаивать, сразу почувствовав, что его предложение неприятно Руфи, к тому же дорога от дома Брэдшоу к дому Бенсонов была тиха и спокойна. Мистер Брэдшоу тотчас же это заметил:

— Ну зачем же вам беспокоиться о миссис Денбай, Фарквар? Если она пожелает, я велю кому-нибудь из слуг проводить ее.

Ему хотелось воспользоваться благоприятным случаем и удержать подольше мистера Фарквара сейчас, когда его дочь стала с ним так любезна.

Джемайма отправилась с Руфью наверх, чтобы помочь ей одеться.

— Милая Джемайма, — сказала Руфь, — я так рада, что к вечеру вы сделались веселее. Сегодня утром вы, право, испугали меня: вы казались совершенно больной.

— Неужели? — откликнулась Джемайма. — Ах, Руфь, я была так несчастна в последнее время! Прошу вас, придите как-нибудь пораньше, чтобы я могла поговорить с вами, — продолжала она, улыбаясь. — Вы знаете ведь, что я в некотором роде ваша воспитанница, хотя мы почти одного возраста. Вы должны пожурить меня и сделать меня лучше.

— Сделать вас лучше, моя дорогая? Едва ли я на это гожусь.

— Годитесь, вы даже сегодня вечером сделали меня лучше.

— Хорошо, если я в силах чем-нибудь помочь вам, то расскажите мне все, — просила Руфь.

— Но только не теперь, не теперь, — ответила Джемайма, — здесь я не хочу говорить. Это длинная история, да я и вообще не знаю, в состоянии ли я рассказать вам ее. Мама может каждую минуту прийти, а папа, наверное, спросит, о чем мы так долго говорили.

— Выберите сами время, милая Джемайма, — сказала Руфь, — и помните, что я всегда буду рада помочь вам чем смогу.

— Вы замечательная! — сказала Джемайма с нежностью.

— Ну что вы! — искренне ответила Руфь. Она как будто даже испугалась этих слов. — Видит Бог, вовсе нет.

— Ну что ж, никто из нас не совершенен, — сказала Джемайма. — Я это знаю. Но все-таки вы замечательная. Хорошо-хорошо, я не буду об этом говорить, если вы так огорчаетесь. Однако пойдемте вниз.

Под впечатлением, произведенным на нее Руфью, Джемайма чувствовала себя необыкновенно хорошо в последующие полчаса. Мистер Брэдшоу тоже становился все довольнее, и к концу вечера цена платья, предназначенного Руфи, поднялась на шесть пенсов за ярд.

Мистер Фарквар отправился домой через сад в таком счастливом настроении, в каком давно не находился. Он даже поймал сам себя на том, что напевает старую французскую песенку:

Но тут же одернул себя и заглушил песенку кашлем — весьма звучным, хотя и не вполне правдоподобным.

ГЛАВА XXI

Мистер Фарквар меняет предмет внимания

На следующее утро Джемайма сидела вместе с матерью за шитьем, вдруг она вспомнила, как подчеркнуто ее отец благодарил вчера вечером Руфь.

— Как любезен был папа с миссис Денбай, — сказала она. — И это совсем неудивительно. Но заметили ли вы, мама, как он благодарил ее за то, что она была у нас вчера вечером?

— Да, моя милая, но, я думаю, не только за это…

Тут миссис Брэдшоу остановилась: она никогда не могла решить, правильно или неправильно то, что она говорит.

— Разве не только за это? — спросила Джемайма, угадав, что мать не собирается договаривать своей фразы.

— Конечно не только за то, что миссис Денбай зашла к нам на чай, — ответила миссис Брэдшоу.

— Так за что же другое мог он ее благодарить? Что она сделала?

Любопытство Джемаймы подстегивалось нерешительностью матери.

— Не знаю, следует ли мне говорить тебе, — сказала миссис Брэдшоу.

— Ах вот как! — обиженно воскликнула Джемайма.

— Впрочем, моя милая, твой папа не запрещал мне говорить с тобой об этом. Значит, я, наверное, могу рассказать.

— Не беспокойтесь, я и слушать не стану, — отозвалась Джемайма, явно задетая за живое.

Они немного помолчали. Джемайма старалась думать о чем-нибудь другом, но ее мысли все время возвращались к чуду, которое миссис Денбай сотворила по отношению к ее отцу.

— Наверное, тебе можно сказать? — произнесла миссис Брэдшоу полувопросительно.

К чести Джемаймы, она никогда не напрашивалась на откровения, но в то же время была слишком любопытна, чтобы противиться им.

— Думаю, можно, — продолжала миссис Брэдшоу. — Это отчасти твоя вина, что папа так доволен миссис Денбай. Он сегодня купит ей шелковое платье, и я думаю, ты должна знать за что.

— За что же? — спросила Джемайма.

— Папа очень доволен, что ты ее слушаешься.

— Разумеется, я ее слушаюсь! И всегда слушалась. Но папа за это дарит ей платье? Так лучше бы он подарил его мне, — сказала Джемайма с улыбкой.

— Папа наверняка подарит тебе платье, дорогая, если оно тебе понадобится. Он был очень доволен, что ты вчера обращалась с мистером Фаркваром, как прежде. Никто из нас не понимал, что с тобой случилось в последнее время. Но теперь, кажется, все наладилось.

Лицо Джемаймы потемнело. Ей не нравился этот постоянный надзор и обсуждение ее поступков. И какое дело было до этого Руфи?

— Я очень рада, что вы довольны, — сказала она очень холодно и, помолчав, прибавила: — Но вы не объяснили, что за дело миссис Денбай до моего поведения?

— Разве она не говорила тебе об этом сама? — спросила миссис Брэдшоу, удивленно поднимая брови.

— Нет, зачем ей было это делать? Она не имеет права обсуждать мои действия. Она не так безрассудна, — с тревогой ответила Джемайма.

Девушку терзали смутные подозрения.

— Нет, милочка, она имела право, потому что так захотел папа.

— Папа? О чем вы говорите?

— Ах, мой друг! Я вижу, мне не следовало тебе это рассказывать, — сказала миссис Брэдшоу, замечая по тону дочери, что вышло неладно. — Ты говоришь так, словно миссис Денбай совершила какой-то безрассудный поступок, но я уверена, что она никогда не сделает ничего безрассудного. И поступить так, как просил ее папа, было совершенно правильно. Он долго беседовал с ней накануне о том, почему ты ведешь себя так резко и как тебя исправить. И вот ты исправилась, моя милая! — сказала миссис Брэдшоу утешающе.

Она думала, что Джемайме стало досадно при воспоминании о том, как она упрямилась.

— Значит, папа подарит миссис Денбай платье, потому что я была любезна с мистером Фаркваром вчера вечером?

— Именно так, дорогая! — ответила миссис Брэдшоу, все больше пугаясь тона, которым говорила Джемайма, — очень тихого и в то же время возмущенного.

Сдерживая негодование, Джемайма припомнила, как хитроумно Руфь пыталась вчера развеять ее мрачное настроение. Всюду происки! Но в данном случае они особенно возмущали ее: даже не верилось, что ими могла заниматься казавшаяся столь чистосердечной Руфь.

— Мама, вы точно знаете, что папа просил миссис Денбай заставить меня иначе обращаться с мистером Фаркваром? Ведь это очень странно.

— Совершенно точно. Отец говорил с ней в прошлую пятницу утром у себя в кабинете. Я запомнила, что это было в пятницу, потому что к нам приходила миссис Дин.

Теперь Джемайма вспомнила, как в пятницу она вошла в учебную комнату и увидела, что ее сестры бездельничают и строят догадки, зачем папа потребовал к себе миссис Денбай.

С этого момента Джемайма отвергала все робкие попытки Руфи разъяснить причину ее тревоги и помочь ей. Джемайма с каждым днем чувствовала себя все более несчастной, а Руфь старалась говорить с ней ласковее, чем прежде, и это вызывало у Джемаймы отвращение. Джемайма не могла сказать, что миссис Денбай вела себя нехорошо. Может быть, миссис Денбай, напротив, была совершенно права. Но Джемайме не давала покоя мысль, что ее отец советуется с посторонней женщиной (хотя неделю тому назад она считала Руфь почти сестрой) о том, как руководить дочерью, чтобы достичь желаемой цели. И не важно, что цель могла быть благой для нее.