Отель «Белый носорог»

— Квотермейн — отважный герой «Копей царя Соломона», — ответила Сисси. — Этакая романтическая чушь, привлекающая английских мальчишек в Африку. Адам обожает такие вещи. Правда, мое сокровище?

— Истинная правда, дорогая. — Пенфолд перевел взгляд на Анунциату и стряхнул с кисточки из шерсти импалы немного бронзовой краски.

— А Амбопа был негром, слугой Квотермейна. Расхаживал в чем мать родила.

— Вообще-то Амбопа был сыном короля и верным другом Квотермейна, — нехотя поправил Пенфолд, сознавая бессмысленность своей попытки. Он вгляделся в двоих мужчин. — Кажется, этого чернокожего дикаря я уже встречал — не припомню, где.

Не доходя до отеля, мускулистый африканец с кожаной повязкой на глазу свернул с аллеи и устремился в деревню.

— А по-моему, белый — тоже дикарь, — лениво заявил Фонсека, стряхивая с мятого белого пиджака сигарный пепел. — Он практически босой. Копыта моей лошади — и то чище.

— Почему бы тебе не спросить у него самого, дорогой братец?

Анунциата пристально разглядывала рослого молодого человека с потрепанным вещевым мешком и начищенной, без единого пятнышка, двустволкой.

— Здравствуйте, — сказал Энтон, приподнимая коричневую шляпу.

— Приветствую вас, сэр, — живо откликнулась португалка, выпрямляясь в плетеном кресле и рукой поправляя блестящие черные волосы. — Мое имя — Анунциата Фонсека. Мой брат, присутствующий здесь Васко Фонсека, жаждет выяснить: вы случайно не дикарь?

— Возможно, мэм, но предоставим ему самому судить об этом — после того, как он задаст мне соответствующий вопрос, — беззлобно ответил Энтон, наслаждаясь их обществом после затянувшегося пребывания в буше. — Меня зовут Энтон Райдер.

— Добро пожаловать в «Белый носорог». Я — Адам Пенфолд, — представился владелец отеля, ощущая некоторую неловкость из-за перемены в Анунциате. Тем не менее, он с дружелюбной улыбкой протянул Энтону руку. — Похоже, вам не мешает выпить. Оливио! Оливио!

— Может, присядете? — предложила Сисси, указывая на свободный стул рядом с собой. — Отобедайте с нами. Если, конечно, не боитесь скуки.

— Спасибо, мэм. — Энтон опустил на пол вещмешок, повесил на перила меховой плащ и сел на ступеньку. — Если здесь есть где умыться и переночевать, буду счастлив составить вам компанию.

— Вечно ты весь вывозишься в краске! — попрекнула Сисси мужа. — И все кругом пачкаешь.

Энтон смотрел, как Пенфолд закручивает крышки на бутылочках, и вспоминал Зебру.

У женщин нет ни стыда, ни совести, думал Оливио, стоя на своем посту под барсучьей головой с перекинутым через руку полотенцем и время от времени шепотом отдавая приказы официантам.

На его глазах хозяйка с Анунциатой на все лады изощрялись перед молодым англичанином, соперничая между собой, как две мартовские кошки. Уже нарядившиеся к обеду, после появления парня они рванули в свои комнаты — наводить красоту. Но одной это не пошло на пользу.

Румяна на щеках леди Пенфолд ничуть не омолодили ее, а лишь подчеркнули лошадиную форму головы. Зато Анунциата — с замиранием сердца подумал карлик — распахнула врата ада. Шелковая кремовая юбка вздымалась, как волны вокруг корабля. Ворот был расстегнут на одну пуговку больше, чем обычно. Если бы Анунциата была бутылкой шампанского, пробка так и вылетела бы в потолок.

— Из какой вы области Англии? — спросила Сисси Пенфолд, вперяя в молодого человека манящий взгляд. Обычно ей не составляло труда установить это по выговору. Опять же — предлог для привлечения внимания.

— Отовсюду понемножку, мэм.

«Что только эта стерва о себе воображает?» — мысленно возмутился Оливио, наполняя бокал хозяина и вытирая горлышко бутылки. Если этому огородному пугалу удалось попользоваться его собственными милостями, она уже возомнила, будто способна заарканить такого парня!

— Называйте меня Сисси, — жеманно улыбнулась леди Пенфолд, от чего сухая кожа на ее физиономии натянулась еще больше. Запах — вот чем ее всегда привлекали молодые мужчины! От этого пахло медом. Так и хочется всего обнюхать! — Вы ездите верхом?

— Да.

— Чудесно! Участвуете в сафари? Или в соревнованиях?

— Скорее в загородных ярмарках, — туманно ответил Энтон. Ему было неловко и немного смешно от такого ажиотажа.

— Понимаю, — начала Сисси, но Анунциата не дала ей договорить.

— Кататься с нашей хозяйкой — незабываемое приключение! А вы бы не поучили меня обращаться с вашей замечательной винтовкой? Скажем, сегодня вечером, когда станет прохладнее?

— Конечно, мэм. — Энтон скосил глаза на пшеничный пудинг и тушеные плоды манго, только что поставленные перед ним официантом.

Сисси поджала губы. С одной стороны, ее шокировала подобная наглость, а с другой — может, эта сучка отстанет от ее мужа?

«Стыд-позор! — негодовал Оливио. — Обе сделали стойку на этого мальчишку. Похоже, он из тех, кто ловит без удочки».

— Боюсь, нашему юному другу Райдеру так и не дадут отдохнуть, — произнес Пенфолд, страшно огорченный интересом Анунциаты к молодому человеку. — Как по-твоему, Фонсека? Хоть бы поесть дали.

Самое разумное — отступить. Если он хочет, чтобы она когда-нибудь вернулась, нельзя обнаруживать свою ревность. «Лучший забор — никаких заборов», — говаривала одна его старинная приятельница.

— Этот край понемногу становится бойким местом, — продолжил Пенфолд. — Всех потянуло на север. Как-то там дела у Луэллинов? Хотите мармита, молодой человек?

— Если вы будете так добры. — У Энтона подпрыгнуло сердце. — Вы сказали «у Луэллинов», сэр?

Он почувствовал на себе пристальный взгляд Анунциаты.

— Прелестный дикий цветок по имени Гвенн таскает за собой по нашей дикой земле своего увядшего мужа, — пояснил Фонсека, отставляя свой стул и при этом безбожно царапая пол. Он вынул из кармана конверт и, не поворачивая головы, протянул карлику. — Время сиесты. На вот, отправь письмо.

Оливио поклонился.

— Конечно, сеньор.

После кофе он пристроился на кухне, за бочкой любимых маслин хозяина. Во внутреннем кармане кушака лежало письмо Фонсеки лиссабонскому адресату. Оливио сжал ладони и растер между ними сухие шершавые листочки — получился замечательный порошок зеленого цвета. И вдруг увидел в окне ненавистную фигуру Кариоки, устремившуюся к бунгало хозяина. Еще одна неприятность! Неужели ему никогда не удастся покончить с врагами?

Оливио вспомнил тот вечер, когда Кариоки застал его, невинно забавляющегося с маленькой Киной. Кроме этого дикаря, только два человека на свете посмели поднять на него руку. При мысли о такой беспримерной жестокости Оливио крепче стиснул ладони. Всякий раз, стоило ему, благодаря смекалке и огромным усилиям, чего-то добиться, как какой-нибудь обидчик напоминал о его физическом несовершенстве. Первые двое мучителей — главарь банды уличных подростков в Индии и английский офицер, застигнувший его за актом шпионажа, — уже заплатили.

На коврике в углу заскулил Ланселот. Отвратный звук напомнил Оливио о его намерении. Он добавил к ядовитому порошку щепотку жженого сахара. Глядя в окно на хижину Китенджи, карлик размышлял о том, как бы свести счеты с другим своим врагом. Ответ мог быть только один: Кина.

Он повернулся к жалобно подвывающему зверю. Худобой Ланселот уже перещеголял свою хозяйку. Оливио нагнулся к нему и принюхался. Чуткие ноздри уловили запах гниения и близкой смерти. Он положил адскую смесь в собачью миску.

Что, кроме мести, может дать человеку столь сильные и острые ощущения? Любовь? Видал он любовь — не раз наблюдал за тем, как она всходит и заходит быстрее зимнего солнца! Но месть — о, месть передается из поколения в поколение, иногда даже из века в век. В воспоминаниях Оливио заново пережил свой первый опыт мщения.

Два года молодой Рамшан издевался над ним — над его маленьким ростом, смешением рас в его крови, даже над круглым черепом. Другие мальчишки учились выпрашивать милостыню, красть и совершать набеги на темные аллеи и шумные базары Гоа, но Оливио не был допущен в их компанию. Он был слаб, медлителен, не умел как следует играть, драться или удирать от погони. Но однажды он предложил им хитроумный план ограбления — более соблазнительный и менее рискованный, чем прежние. Предполагалось свалить вину на мальчишек из других шаек. При этом новом способе даже его маленький рост становился преимуществом.