Отличный парень

— Если подумать, — сказал он, — неужели ты надеялась, что твоя мать с радостью примется вязать детские носочки после того, как ты сообщила ей о том, что… приключилось с тобой? Твоя мать, хотя и дура, но не до такой же степени…

Она смотрела на выходивших из своих контор счастливых англичан, которые раскрывали над головой зонтики. Хорошо этим англичанам. Они чувствуют себя защищенными.

— Сколько ты платишь в день за номер в «Савойе»?

Он не задумываясь ответил. Он знал эти цифры наизусть. Анук пожала плечами. На эти деньги можно было бы прожить целый месяц с ребенком.

— Дедушка, мне сказали, что у тебя проблемы с сердцем. И потому я должна молчать, чтобы тебя не огорчать… Возможно, твои дела не так плохи, как они говорят. Ведь они всегда врут.

— Мотор от старости сильно барахлит, — ответил он с отрешенным видом. — Надо признать, что мы получили по заслугам. Первый удар я принял на себя. Тот венок на моем «роллс-ройсе». Тебе было всего шестнадцать лет… А вот твоему отцу досталось по полной программе… У него маниакальная боязнь выглядеть смешным в чужих глазах… А ты преподнесла ему такой подарочек… Все дело в наших деньгах… Если бы ты была из простой рабочей семьи, то жила бы спокойно… Мы несем наказание за наше богатство…

— От вашего богатства несет вонью…

— Я кулаками проложил себе дорогу… Я был продавцом в магазине, торговавшем репродукциями картин известных художников. В чем ты можешь упрекнуть меня? В том пути, который я преодолел? Если бы ты была внучкой старого конторского служащего, то сказала бы обо мне: «Он добрый малый, но дурак… Всю свою жизнь он состоял у кого-то на побегушках…» Конечно, мой сын оказался не на высоте. Я знаю это… Он чудовищно необразованный человек. Я платил всем его преподавателям, чтобы он мог переходить из класса в класс… Все они кормились за мой счет. И все же мне с большим трудом удалось перевести его в шестой класс. Мои деньги оказались бессильными при сдаче экзамена на бакалавра. В то время это решалось на государственном уровне. В наши дни он бы с легкостью получил диплом бакалавра. Однако он так и не удосужился получить его…

— И ты передаешь власть в его руки, — сказала она потухшим голосом. — Вот в чем заключается несправедливость. Ему все достается даром, без борьбы и труда. Ему кажется, что он разбирается в живописи, но он ни разу не заглянул в мастерскую художника. Возможно, он отличит акварель от полотна, написанного маслом. Но ни на что большее он не способен… И ты передаешь власть ему…

— Власть предержащие всегда превращаются в параноиков, — сказал дед. — Возьмем, например, рабочего с завода «Рено».

— Дедушка, я не хочу такого примера. Ты всегда обращаешься за примерами к «Рено»… Мне больше по сердцу какой-нибудь металлург…

— Хорошо, предположим, что твой металлург получит миллиард… И огромный завод в придачу… Несколько месяцев он будет пребывать в коматозном состоянии. До тех пор, пока не поймет, что такое власть. Он тут же почувствует себя пупом земли. Никакие разумные доводы не смогут воздействовать на него. Он будет свято верить в то, что богатство свалилось ему на голову за его собственные заслуги… В своем упрямом невежестве он превзойдет самого себя…

— А ты, дедушка, тоже параноик?

Дед рассмеялся, как мальчишка.

— Нет. И ты знаешь почему? Потому что в моей жизни всегда были женщины… После печального события в клинике я могу говорить с тобой как с взрослым человеком. Все излишки гордыни я сливал вместе со спермой. Как только я замечал за собой признаки мании величия и переставал прислушиваться к мнению окружающих, считая себя последней инстанцией, я начинал бить тревогу. Красивое женское тело легко помогает излечить звездную болезнь. Когда старик ложится в постель с двадцатилетней красоткой, в его голове многое проясняется. Он лишний раз убеждается во всемогуществе денег: живое доказательство тому находится в его постели… Прелестное создание расточает улыбки старому сморщенному стручку вовсе не потому, что испытывает к нему любовь или страстное влечение. За все заплачено вперед. Ты кое-как занимаешься с ней любовью, сожалея только о том времени, когда был в постели любовником с большой буквы. Она же вдруг ни с того ни с сего начинает петь дифирамбы твоей несчастной усталой плоти. И тут-то ты понимаешь, что настал момент держать ухо востро. Если красавица говорит с тобой приглушенным голосом (они почему-то считают, что после любви надо с томным видом говорить шепотом. Я знал только одну особу, которая громко кричала мне в ухо… Из-за моего преклонного возраста она принимала меня за глухого), если она вдруг говорит: «Дорогой, это было прекрасно», — то эти слова должны прозвучать для тебя набатом. Если ты поверишь ей, значит, ты — параноик… И твоя песенка спета… Тебе перевалило на восьмой десяток, и ты поверишь в то, что можешь довести девицу до оргазма? То же самое ждет тебя в делах. Ты начинаешь верить подхалимам… Благодаря женщинам мне удалось сохранить ясность ума… В моем офисе один тип произнес однажды приглушенным голосом: «Мсье, вы никогда не ошибаетесь», — и мне вдруг показалось, что я слышу: «Дорогой, это было прекрасно». Я тут же выставил этого подхалима за дверь. Он полагал, что может разбудить во мне спящего параноика. Своей лестью он хотел заставить меня поверить в мое превосходство над другими людьми. Непростительная ошибка! Если ты начнешь строить иллюзии насчет своей мнимой эрекции, ты — покойник…

Немного помолчав, он добавил:

— Внученька, я всего лишь мужчина… Богатый, но все же мужчина… У тебя еще будут дети… Поверь мне…

Другие дети? Никогда. Отныне целью ее жизни будет месть. Эта разрушительная навязчивая идея уже зародилась в ее голове.

Как она может забыть странную медсестру, которая вошла к ней в палату за час до ее выписки из клиники? Женщина была похожа на спрута, оставлявшего позади себя в воде чернильное облако… От нее так и веяло неприкрытым презрением.

— Я еще не знакома с вами, — сказала Анук.

— Здесь нет времени знакомиться, — ответила медсестра.

И добавила:

— И не надо… Что бы там ни говорили те, кто хотя бы однажды здесь побывал, они этого никогда не забудут.

Женщина словно пригвоздила Анук к позорному столбу. Да, пребывание в этих стенах никогда не сотрется в ее памяти.

Медсестра тяжелым взглядом окинула Анук. Девушка видела такой взгляд на женских портретах голландской школы восемнадцатого века. Сердце Анук забило тревогу. Эта женщина пришла, чтобы принести ей несчастье.

— Мне поручили измерить напоследок вашу температуру…

Маленький термометр во рту. С привкусом льда. Почему она слушает эту ведьму?

Медсестра берет термометр, смотрит на него, встряхивает и кладет на место.

— Температура нормальная. Вы можете одеваться. На улице вас ждут…

Анук предпочла бы одеться в одиночестве. Однако женщина не уходила. Она стояла, скрестив руки.

Анук повернулась к ней спиной. Она спустила вниз шелковую ночную рубашку, которая распласталась магическим кругом на полу у ее ног. Затем она, стоя поочередно то на одной, то на другой ноге, натянула кружевные трусики. Покончив с нижней частью тела, она принялась застегивать лифчик.

— Ваш браслет…

Женщина подала ей браслет. Четыреста граммов чистого золота. Новогодний подарок.

— Какой тяжелый, — сказала медсестра. — И не забудьте ваш пояс. Какой красивый…

Еще бы ему не быть красивым! Он куплен в дорогом магазине на улице Фобур-Сент-Оноре. «Из кожи новорожденного крокодила… С крохотного крокодильчика живьем снимают кожу… Вот почему она такая нежная и мягкая на ощупь… Кто станет оплакивать новорожденного крокодильчика, с которого живьем сдирают шкуру? Ведь он же хищник. Таких полным-полно. Говорят, что они очень живучие и прожорливые… 960 франков, мадемуазель… Заплатите чеком? Ах, заплатит ваша матушка? Мадам, вот касса. Мое почтение, мадам. Мы всегда рады вас видеть у нас… (И уже кассирше) Скорее… Не заставляйте ждать мадам…»

— Вот еще шарф, — сказала медсестра.