Тайна раджи

А раджа Дханананд стал расспрашивать нежданного гостя, кто он и откуда, Вишнушарма сказал, что пришел из Такшашилы и поведал о своей судьбе. Когда он закончил рассказ, со своего места вдруг решительно поднялся один из советников раджи и сказал:

— Господин, то, что ты приветил нежданного гостя и оказал ему честь, пристало твоей щедрости и доброте. Однако не сочти за дерзость наши слова — мы под твоей защитой, и мы почтительнейше просим тебя: подумай, достоин ли этих почестей и будущих даров тот, кто пришел. Сейчас греческие владыки мечтают лишь об одном — о гибели арийских государств. Они ждут не дождутся прибрать их к своим рукам и очень рассчитывают на изменников. Только из-за предательства пал Пенджаб. Иначе разве смогли бы неверные разгромить арьев? Сейчас Такшашила в их власти, а неизвестный сам говорит, что пришел из этого города. Не далее как вчера явился к нам еще один человек, натерпевшийся от жестокостей греков. Он рассказал, между прочим, что греческий правитель задумал подослать к нам ученого брахмана выведать наши тайны Ты, повелитель, поступай, как сочтешь нужным, но подумай о наших опасениях. Этого человека никто здесь не знает, и он ни с кем не знаком. Как можно быть уверенным, что он не тот самый подосланный? Никто из нас пока до конца не убежден, что он-то и есть наш тайный враг. Но ведь мы не знаем его, поэтому следует остерегаться, как бы нам не напоить молоком змею. Прими же наш почтительный совет.

Дханананд был щедр и гостеприимен, к тому же он неустанно заботился о своей славе великодушного царя. Однако ему была свойственна мнительность, да и греки внушали тревогу, и потому малое в сказанной речи показалось ему огромным и важным. «В самом деле, — подумал он, — этот брахман так смело вошел к нам в собрание. И как это я сразу не подумал, что при большой учености следовало бы иметь и побольше скромности». И он сказал гостю:

— Я совершенно согласен с тем, на что обратили внимание мои пандиты. Когда ты вошел, я не отказал тебе в почестях. Но это еще не значит, что ты сможешь остаться на том месте, где сидишь теперь, если не найдется здесь человека, который бы знал тебя. Я был бы плохим политиком, если бы нарушил принятый порядок. Так что назови, пожалуйста, человека в Паталипутре, который мог бы поручиться за тебя…

Вспыльчивый нрав брахмана не позволил ему стерпеть оскорбление, и Вишнушарма резко ответил радже:

— Я не вынес владычества иноземцев и решил, оставив родину, уйти в царство какого-нибудь арийского раджи. Я мечтал о таком правителе, которому пригодились бы все мои знания в политике и военном искусстве, чтобы с их помощью он разбил греков, отомстил таким продажным рабам, как Парватешвар, и чтобы вновь утвердилась арийская государственность. Я услышал о твоей славе и пришел в Паталипутру. Ненависть к грекам вела меня, а мне говорят, что я подослан ими!..

Слова его звучали столь убедительно и таким искренним был его гнев, что стало видно, как раджа вновь заколебался. И пандитам показалось, что он может переменить свое решение, оставить при себе незнакомого мудреца. Тогда один из них поспешил сказать:

— Махараджа [16], разве тот, кто придет тайным соглядатаем от греков, так прямо и заявит: «Вот он я, лазутчик вашего врага»? Конечно, он станет уверять, что презирает неверных и что ненависть к ним движет его помыслами. А если кто усомнится в нем, он сыграет подходящий к случаю спектакль. Но это не должно смутить предусмотрительных людей. Может быть, брахман не заслужил подозрений и они оскорбляют его. Несправедливость — большое зло, но свершится зло несравненно большее, если по нашей доверчивости мы погубим государство. Махараджа, мы едим твой хлеб, и наш долг быть на страже, когда мы видим, что тебе грозит беда. У тебя достаточно могущества, и в твоей власти спасти от опасности и себя самого, и нас, твоих подданных.

После этих слов раджа Дханананд окончательно склонился на сторону своих советников и сказал Вишнушарме:

— Брахман, осторожность никогда не бывает излишней. Пожалуй, будет лучше, если ты покинешь мой двор до тех пор, пока не сможешь доказать, что ты тот, за кого себя выдаешь. Тогда тебе воздадутся почести и уважение, какие подобают твоей учености; но до тех пор тебе придется оставить это место.

Кровь бросилась в голову брахману. Горячий и вспыльчивый, как риши Дурваса, он мгновенно вскочил со своего места и, прежде чем уйти, произнес страшное проклятие:

— Не будь я истинным брахманом, если не изведу с корнем род Нандов и не посажу на их престол того, кто с моей помощью, направляемый мною, уничтожит греков!

С этими словами он распустил узел волос на затылке в знак того, что не коснется их до тех пор, пока не исполнит своей клятвы. Но никто не обратил особого внимания на гневные слова брахмана, их не приняли всерьез и только посмеялись над напыщенностью его речи. Так и ушел от двора Нандов оскорбленный брахман, не приняв положенных даров, не получив тех почестей, на какие мог рассчитывать. Он сразу покинул Паталипутру, не желая задерживаться здесь даже настолько, чтобы попить воды.

Когда солнце клонилось к закату, он уже был далеко от негостеприимного города. Вдруг занимательное зрелище остановило его в пути. Прямо перед ним дети пастухов затеяли игру в войну греков с арьями. Они представляли, что на их землю напали греки, а они должны разгромить захватчиков. Одна группа детей изображала греков, другая — индийцев. Красивый мальчик лет пятнадцати играл роль предводителя арьев: он громко отдавал приказания и заставлял всех беспрекословно их выполнять.

Что-то шевельнулось в душе брахмана. Он остановился, следя за игрой. И, по мере того как он наблюдал за детьми, в нем росла убежденность, что тот, кто с детства так уверенно и властно распоряжается другими, вряд ли по рождению сын пастуха. И он уже решил про себя, что постарается каким-нибудь образом разузнать все про мальчика, про его прошлое.

Дети играли долго. А брахман все разглядывал издали этого мальчика. Наконец дети устали и все вместе сели отдохнуть. Тогда брахман подошел к ним и сказал юному «радже»:

— Сынок, я хочу взглянуть на твою руку. Позволь мне сделать это.

Мальчик почтительно поклонился брахману и протянул ему свою правую руку. С минуту поглядев на его ладонь, брахман возликовал: на ней ясно были начертаны знаки царской власти. Очень странным и непонятным показалось ему, как мог ребенок, отмеченный такими знаками, родиться в пастушьей семье. И чем дольше глядел он на ладонь мальчика, тем сильнее росло в нем желание пойти к его родителям и расспросить их о его происхождении. Он сказал:

— Хочешь пойти со мной? Если ты согласишься, я обучу тебя всем наукам. Я долго изучал науку об оружии, воинские искусства и могу научить им тебя.

Услыхав слова про военные науки, мальчик весь так и вспыхнул от радости:

— Махараджа, я готов стать твоим послушным рабом, если ты научишь меня.

Наступил вечер. Стада торопливо собрали и погнали домой. Брахман пошел следом за своим пастушком.

Отец мальчика оказался очень почтенным человеком. С первой же встречи бросались в глаза его проницательность и доброта. Пастух был глубоко польщен, что брахман обнаружил необыкновенный ум в его сыне — гордости семьи. Он предложил Вишнушарме ночлег в своем доме, а когда подоили коров, настоял на том, чтобы гость отведал молока. Брахман принял гостеприимство пастуха и решил остаться у него на ночь. Поужинав, он усадил пастуха с собой и с осторожностью начал разговор:

— Да, светлый ум у твоего сына. И об этом я хотел поговорить с тобой. Ты не рассердишься, если я задам тебе один вопрос?

Пастух словно догадался, что хочет узнать брахман. Он улыбнулся и сказал:

— Ты брахман, махараджа, разве я могу сердиться на тебя? Спрашивай, о чем пожелаешь, я отвечу тебе без утайки.

Брахман, сгорая от нетерпения, сразу же начал:

— Ты радуешь меня своей готовностью, и я спрошу тебя напрямик. Ты называешь мальчика своим сыном, но похоже, что он не из твоего рода. Если есть что-нибудь необыкновенное в его судьбе, расскажи мне об этом. По моим приметам, его ждет небывалый, счастливый удел, ибо отмечен он знаком могущественной власти.