Дара. Анонимный викторианский роман

— Дара! — возмутился он, пытаясь оттолкнуть меня, — ты еще слишком молода, чтобы так себя вести! — Но я повисла на его шее, твердо решив, что отдам свою невинность только тому, кого я люблю.

Я извивалась и терлась об него и, наконец, прижавшись животом к его паху, почувствовала, что он сдается в моих объятиях, а когда его крупные, мускулистые ладони проникли под мою юбку и охватили обнаженные ягодицы, я поняла, что он возьмет то, что я так страстно ему предлагаю. Его дыхание стало прерывистым. Чтобы воодушевить его еще больше, я покрепче прижалась к нему и завиляла бедрами. Он издал протяжный стон, похожий на крик о помощи.

Он перенес меня через ограду, опустил на луговую траву и поспешно последовал за мной. Я бросилась на него, покрывая его поцелуями. Когда я начала расстегивать его брюки, он предпринял слабую попытку отстранить меня, но как только его член, пульсирующий от напора горячей крови, вырвался на свободу, его сопротивление пало. Он гордо распрямился, когда я обхватила его тонкими, нежными пальцами. Повинуясь какому-то инстинкту, мои руки исследовали и ласкали нежную плоть. Крепко обхватив его ствол, я направила головку в свои жадные губы. Пытаясь оторваться от меня, он поскользнулся и упал на влажную траву, но я не отступила и быстро легла на него. Глубоко дыша, он немного приподнял меня над собой и направил в меня головку своего члена. Когда он вторгся в мое лоно, заполнив его собой без остатка, я с трудом сдержала крик боли, который готов был сорваться с моих губ. Когда нежная плоть моего влагалища сдалась и освободила дорогу напору его орудия, я передвинула ягодицы и раздвинула бедра, чтобы устроиться поудобнее — совсем как курица, сидящая на яйцах.

Я уселась, как мне было удобно, но, не обладая опытом в делах такого рода, не знала, что мне делать дальше. Но тут его сильные пальцы, глубоко вонзившись в мою плоть, с усилием подтянули меня вперед и принялись толкать вверх-вниз. Вдруг он издал такой душераздирающий крик, что я испугалась, что чем-то причинила ему боль.

— С вами все в порядке, мистер Брюс? — озабоченно спросила я Джона, который лежал, откинувшись на спину и глотая воздух. Не получив ответа, я обеспокоилась еще больше. — Я сделала вам больно? — шепотом спросила я и попыталась встать на ноги, но он с силой опустил меня и закинул ноги мне на спину. Я поняла, что не причинила ему вреда и что его крик был вызван не страданием, а сильнейшим наслаждением.

Положив руки мне на бедра, он мягкими, ритмичными движениями раздвинул мои колени и постарался еще глубже проникнуть своим копьем. Я была счастлива, что сумела его удовлетворить, и принялась извиваться и вращать бедрами, помогая его толчкам. Когда он еще раз вонзил пальцы в мой зад и глубокий стон содрогнул его тело, я испытала гордость и невинное довольство собой.

Через несколько минут его дыхание стало более ровным; выбравшись из-под меня, он встал на ноги и прислонился спиной к каменной стене. Вскоре я присоединилась к нему и стала целовать его со всей пылкостью, на которую только способна молоденькая девушка по отношению к своему первому мужчине. Его член все еще свисал из расстегнутой ширинки — взявшись за него рукой, я стала нежно потягивать и подергивать его, пока он снова не вырос и не затвердел.

Это вновь наполнило силой его чресла. Он с почти жестокой силой развернул меня лицом к стене и нагнул так, что мне пришлось ухватиться за выступ в стене, чтобы не упасть на траву.

Задрав мне юбку, он глубоко вонзил в меня свое орудие. Он так внезапно заполнил собой мое влагалище, что у меня перехватило дыхание. Мягкие округлости моего зада, как влитые, приникли к его мускулистым ляжкам. Он наклонился вперед, и его руки, проникнув ко мне под блузку, накрыли мои крепкие грудки. Он сотрясал меня мощными, резкими толчками до тех пор, пока мы оба не кончили. Затем тяжело оперся на меня и замер, потом, вдруг, мучительно вскрикнув, отбросил меня в сторону.

Застегивая брюки, Джон Брюс бормотал низким, хрипловатым голосом:

— Прости меня Господь… и тебя тоже… за грех, который мы совершили.

Я не понимала, в чем он раскаивается, и с чувством возразила:

— Мы не совершали никакого греха. Я люблю тебя всем сердцем. — Он стоял молча, со склоненной головой и поникшими плечами. — Прошу тебя! Пожалуйста, не отворачивайся от меня! — крикнула я дрожавшим от страсти голосом. — Я живу только ради тебя, и мне плевать на все остальное!

Не говоря ни слова, он перебрался через ограду и зашагал обратно к школе. Озадаченная и сбитая с толку такой пугающей переменой в его настроении, я лежала на траве и колотила по земле стиснутым кулаком. Еще не раз после этого случая мне приходилось оставаться взбешенной неожиданным поведением мужчин после того, как женщина доставила им удовольствие.

В течение следующих недель я немилосердно преследовала Джона Брюса и, сгорая от страстного желания вновь почувствовать его поцелуи и испытать ласкающее прикосновение его сильных ладоней, старалась извлечь все возможное из тех редких мгновений, когда мы оставались наедине. Он никак не одобрял моего отношения к нему и смотрел на меня как на досадную неприятность.

Однажды, когда он наблюдал в коровнике за дойкой, я подбежала к нему и бросилась ему на шею. Его терпение лопнуло, он раздраженно оттолкнул меня.

— Отстань от меня, мерзкая дочь Сатаны! Думай лучше о своей работе! — выпалил он и, схватив меня за руку, подтащил к корове, которую я доила.

Все это так его разозлило, что он в тот же день выгнал меня с фермы, но, должно быть, совесть не давала ему покоя, потому что на другой день он, использовав свои знакомства, подыскал для меня место горничной в одном из лучших отелей Дугласа.

Отвергнутая и презираемая человеком, которого я любила больше всех на свете, я решила отыграться на других мужчинах и подчинить как можно больше из их числа своим женским чарам. Такое извращенное воздействие оказывает на молодую девчонку презрение возлюбленного. Не прошло и нескольких дней, как я успела совратить хозяина гостиницы и управляющего из банка, который каждый день обедал в отеле.

Каждый раз, когда я ложилась с кем-нибудь из них в постель, я настаивала на том, что я буду сидеть на нем верхом, как наездница. Мне хотелось быть выше всех мужчин, и я решила не распластываться под ними, а оседлывать их, — как коней. Мне доставляло огромное удовольствие делать их покорными рабами моих чар и видеть, как они умоляют меня о благосклонности, а когда я отказываю им в ней — хнычут и дуются. Иногда они напоминали мне щенят, которые выпрашивают у меня кусочек какого-то лакомства, которым я из милости могу их угостить. Я наслаждалась, видя, как их лица искажает агония страсти, в то время как сама я испытывала к ним лишь равнодушное презрение.

Очень скоро до жены владельца отеля дошли слухи о «шашнях» между мной и ее мужем; сделав мне короткое внушение, она приказала убираться из ее дома. Я не стала вступать с ней в препирательства и, не теряя ни минуты, отправилась в банк, где, обратившись к какому-то курносому клерку, спросила, могу ли я увидеться с мистером Скоттом, управляющим.

— Только если у вас назначена встреча, — сказал он, — в чем я сильно сомневаюсь. — И он опустил глаза в свой гроссбух, больше не обращая на меня внимания.

— Вы, — сказала я надменно и ткнула в него пальцем, — немедленно отправитесь к мистеру Скотту и скажете ему, что мисс Тулли желает с ним поговорить, а не то я сама пройду к нему в кабинет и скажу ему это. И пошевеливайтесь, я не намерена терять целый день на разговоры со всякой мелкой сошкой.

Он разинул рот и уставился на меня, ошеломленный тем, что я осмелилась говорить с ним таким тоном.

— Ну, — требовательно спросила я, — вы собираетесь наконец оторвать зад от табуретки и доложить ему или мне это сделать самой?

В каком-то оцепенении он встал и поплелся в кабинет управляющего. Вернулся и, выказывая мне всяческое почтение, сказал, что мистер Скотт примет меня без промедления.