Праведник

Она зашла в ванную комнату, включила кран, и Алеша услышал, как в ванну побежала вода.

— Одежду повесишь на вешалку. Чистое полотенце на стояке. Если вдруг станет плохо — кричи.

Эльза удалилась в комнату. Алеша зашел в ванную, наскоро сбросил с себя одежду, залез в воду и сунул голову под кран. Прохладная вода взбодрила его. Теперь он был почти трезв, но все же чувствовал себя плохо. Голова разламывалась. Наступило похмелье. Но главное, ему было ужасно, мучительно стыдно перед Эльзой за то, что после первого же их свидания он так много выпил и к тому же не смог как следует удержать себя в руках.

Он не заметил, сколько прошло времени, пока вдруг внимание его не привлек какой-то странный щелчок. Ему показалось, что кто-то открыл дверь. Он вынул голову из-под струи, открыл глаза и увидел над собой лицо Эльзы.

— Ты что, ненормальный? Я тебе кричу, кричу, а ты не отвечаешь. Ты живой здесь?

— Живой, — ответил Алеша. Он стыдливо поджал колени и обхватил их руками. — Я не услышал из-за шума воды…

Она откинула полиэтиленовую штору, села на край ванны, протянула руку к его голове и стала ласково поглаживать жесткие мокрые волосы. Головная боль мгновенно улетучилась. Так, в полном молчании провели они несколько минут, и эти минуты показались Алеше призрачным сном, пиком блаженства, того блаженства, которое он представлял себе только где-нибудь в неземной жизни, в другом мире, в вечности, где угодно, но только не здесь, в узкой убогой ванне двухкомнатной квартиры на четвертом этаже серого московского дома…

— Тебе хорошо теперь? — тихо спросила она.

Услышав ее голос, Алеша в мыслях своих вернулся на Землю.

— Ты самая прекрасная и самая лучшая в мире женщина, — сказал он.

— Ладно уж. Сам, небось, думаешь обо мне черт знает что? Замужняя дама, привела к себе в дом почти незнакомого мужчину, да еще и выпившего. Да еще в ванну врывается в неподходящий момент. — Эльза засмеялась. — Ну, да Бог с ним… Вот тебе полотенце. Есть хочешь?

— Нет.

— Ну, тогда вытирайся — и спать.

Она встала, отряхнула обрызганное водой платье и вышла, прикрыв за собою дверь.

Алексей вылез из ванной, вынул пробку для спуска воды, тщательно обтерся огромным махровым полотенцем, надев трусы и тапочки, завернулся в него и вышел в коридор. В полной тишине, под хищными взглядами безглазых масок, он прошел в слабо освещенную ночным светильником комнату. Эльза сидела в кресле напротив большой, уже расстеленной кровати, откинув на спинку голову и закрыв глаза.

— Устала? — ласково спросил Алексей.

— Да, немного, — не открывая глаз, ответила Эльза. — Ложись, спи.

Алеша смотал с себя полотенце, положил его на стул, сел на кровать и, отряхнув босые ноги, послушно залез под одеяло.

— А ты? — спросил он.

— И я… Немного позже.

— Можно немного поговорить с тобой?

— Поговори.

— Ты живешь одна?

— У меня есть муж. Разве я тебе не говорила?

— Нет.

— Говорила, просто ты пропустил это мимо ушей. У меня есть муж. Он «крутой» журналист, специалист по Африке. Видел в коридоре трофеи? Сейчас его нет, не волнуйся. Снова укатил в свою Эфиопию.

— И давно ты замужем?

— Почти три года.

— Ты его разлюбила?

— А что?

— Ничего. Просто спросил. Если не хочешь, не отвечай.

— Я никогда не любила его.

— Почему же ты вышла замуж?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Разве одной лучше?

— Красивая женщина никогда не бывает одна.

— Это только так кажется.

— А дети?.. Детей у вас нет?

Эльза подняла голову и несколько мгновений отрешенно смотрела на тусклый свет, исходящий от тонкой, походящей на горящий фитиль свечи, лампы:

— А детей у нас нет, — наконец сказала она. — И наверное, никогда не будет.

— Ну да, скажешь тоже, — ободряюще произнес Алеша. — Будут, куда они денутся.

— Не будут! — раздраженно повторила Эльза, затем глубоко вздохнула и добавила тихо: — Если бы ты знал, как мне хочется иметь ребенка. Мне теперь ничего не нужно. Все, что есть у меня, отдала бы за одни только детские ручки… Болела я сильно. Врачи говорят, что шансов почти никаких. Теперь понял?

Теперь он все понял. Теперь он ощутил себя самым жалким и бесполезным человеком на свете. Вот она сидит перед ним, красивая и добрая, но совершенно несчастная, и он при всех его искренних, внезапно охвативших его чувствах, при всей своей физической силе и довольно солидном запасе знаний ничем, абсолютно ничем не может ей помочь. Алексей почувствовал, что слезы вот-вот польются из его глаз. Он уткнулся носом в подушку и, чтобы не разрыдаться, закусил себе губы. Она встала с кресла, подошла к висящему над светильником зеркалу, не спеша расчесала волосы, разделась, аккуратно, один за другим сложив каждый предмет своего одеяния, и, небрежно приподняв одеяло, легла рядом с ним.

Некоторое время они лежали молча, без движения, слушая, как тревожно и страстно стучат их сердца. Но вскоре невероятная сила, великая и прекрасная, сблизила их, сдавила, превратила в единое целое — страстное, удивительное, неописуемое… Короче говоря, дорогой читатель, кульминацию и развязку этой последней сцены постарайтесь представить сами, ибо изложить столь высокие чувства у меня, конечно, не хватит ни ума, ни таланта, а описывать действие ни за что не поднимется рука.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

УСТУПИ ЕЕ МНЕ

Проводив Эльзу на работу, Алеша вернулся домой. Будильник отзвонил час назад, но никто из обитателей старенькой коммуналки в это утро не встал по его звонку.

В комнате нашего героя был ужаснейший беспорядок. Никто не потрудился убрать со вчерашнего вечера. На диване дуэтом похрапывали Вадик и Миша Прошин. Дверь в комнату Гриши Круглова была закрыта. Зная, что там тоже двое и свободного места на кровати нет, Алеша туда не зашел. Он вытащил из шкафа свою старую зимнюю куртку, расстелил ее на полу, аккуратно вытянул из-под Вадика подушку, улегся и буквально через минуту заснул крепким сном.

Проснулся он часа через три. Самочувствие его было неважным — вчерашний алкоголь снова дал о себе знать. День был в самом разгаре. С улицы доносился шум машин. Яркие лучи весеннего солнца сквозь давно немытое окно проникали в комнату, освещая грязные обои, немытые тарелки и висящую в воздухе пыль. На диване по-прежнему храпел Вадик. За столом Гриша и Миша Прошин вяло поедали остатки вчерашнего пиршества.

— Мужики, дайте чего-нибудь попить, — поднявшись со своего лежбища, облизывая пересохшие губы, попросил Алеша.

— Доброе утро, — сказал Григорий. — Что, сушнячок?

— Есть немного.

— Сами помираем. — Гриша налил из заварного чайника в чашку и протянул Алеше. — На, пей.

— Благодарю. — Алексей выпил содержимое чашки, затем поднял с пола подушку и перелег на освободившееся на диване место.

— Спать, что ли, снова будешь?

— Не знаю. Может, засну, хотя вряд ли. В институт не пойду. Можете меня не ждать.

— Сегодня нам всем делать там нечего, — сказал Миша Прошин. — Ты когда пришел, Алексей?

— Утром.

— У своей красавицы ночевал? Ну, и как она?

— Отстань, Прошин. Дай поспать.

— Ладно, не хочешь, не рассказывай. Но она хороша. Первый класс. Вадик вчера на ней помешался. Чуть не плакал, когда вы ушли. Проблемы у него, что ли?

— У него проблемы, где бы бухнуть на халяву, — сказал Гриша. — Надо бы пожрать купить чего-нибудь приличного. У тебя деньги есть?

— С собой? Откуда?

— Слышишь, что говорю, Алексей. С деньгами у тебя как?

— Нету.

— Ни у кого не можешь занять?

— Скоро получка, — зевая, сказал Алеша.

— До получки мы с голоду сдохнем. Вчера эти уроды на последние деньги у таксистов еще водки купили.

— Можно поехать ко мне, — виновато сказал Миша Прошин. — Конечно, с наличкой сейчас тяжело, но кое-что я смогу собрать.

— Слышишь, Алеша? И тебе бы не мешало в выходные съездить домой.

— Ну вот еще! Это ж надо совесть иметь. Я неделю назад к своим ездил. Прошин — капиталист. Пусть он и будет этим, как его… спонсором.