Жюстина

Однажды утром в сераль неожиданно пришел Антонин и объявил, что Северино, родственник и протеже папы, только что назначен Его Святейшеством генералом ордена бенедиктинцев. На следующий же день настоятель действительно уехал, ни с кем не простившись. Вместо него ожидали другого, как говорили, еще более жестокого и развратного. Итак, у Жюстины появились дополнительные причины ускорить исполнение своего плана.

Сразу после отъезда Северино монахи устроили еще одну реформацию. Жюстина выбрала этот день для осуществления задуманного, так как в монастыре начались обычные хлопоты, предшествовавшие этому событию.

Было начало весны; ночи стояли еще длинные, что облегчало ее задачу; вот уже два месяца она под покровом тайны готовилась к бегству. Она постепенно подпилила решетки в своей комнате при помощи старого напильника, случайно найденного, и ее голова уже легко пролезала в отверстие; из белья она сплела веревку, более чем достаточную, чтобы спуститься до цоколя здания. Мы, кажется, упоминали, что, когда у нее отобрали пожитки, она ухитрилась оставить свои небольшие сбережения и с тех пор тщательно хранила их; перед уходом она спрятала деньги в волосах и, убедившись, что подруги заснули, пробралась в свою комнату. Раздвинув подпиленные прутья, она привязала к одному из них веревку, соскользнула по ней вниз и оказалась на земле. Однако не это было самым трудным: ее беспокоили шесть рядов живой изгороди, о которых ей рассказывала Омфала.

Когда глаза ее привыкли к темноте, она увидела, что каждый проход, то есть круговая аллейка, отделявшая одну ограду от другой, имела не более шести футов в ширину, от этого казалось, будто кругом высится непроходимый лес. Ночь была темная. Пройдя по первой замкнутой аллее, она оказалась около окна большого подвала, где происходили погребальные оргии. Окно было ярко освещено, и она осмелилась приблизиться и вот тогда-то отчетливо услышала слова Жерома:

- Да, друзья мои, повторяю еще раз: настала очередь Жюстины; сомнений в этом не может быть, надеюсь, никто не имеет возражений.

- Никто, разумеется, - ответил Антонин. - В качестве друга Северино я благоволил к ней до сего момента, так как она нравилась этому досточтимому спутнику наших развлечений; теперь эти причины исчезли, и я первый настоятельно, прошу вас согласиться с мнением Жерома.

В ответ раздался только один голос: кто-то предложил немедленно послать за ней, но посовещавшись, общество решило отложить это на две недели.

О, Жюстина! Как сжалось твое сердце, когда ты услышала вынесенный тебе приговор! Бедная девочка! Еще чуть-чуть, и ты не смогла бы сдвинуться с места...

Собравшись с силами, она поспешила дальше и дошла до конца подвалов. Не видя никакой бреши, она решилась проделать в чаще проход. Она захватила с собой напильник и этим инструментом начала работать; она изодрала руки в кровь, но ничто ее не останавливало. Живая изгородь имела более двух футов в ширину, и вот, наконец, Жюстина оказалась во второй аллее. Каково же было ее изумление, когда она почувствовала под ногами мягкую и проваливающуюся почву, в которой она завязла по щиколотку! Чем дальше она продвигалась, тем больше сгущалась темнота. Она наклонилась и пощупала землю рукой: о святое небо! Она наткнулась на череп!

- Великий Боже! - в ужасе прошептала она. - Это же кладбище, где, как мне рассказывали, эти палачи хоронят свои жертвы и даже не дают себе труда присыпать их землей. Может быть, это череп моей милой Омфалы или несчастной Октавии... такой красивой, такой кроткой и доброй, которая появилась на земле как роза, чью красоту она отражала. Увы, и я бы оказалась здесь через две недели: я бы даже не подозревала об этом, если бы не услышала сама. Так что бы я заслужила, оставшись в этом жутком месте? Разве не совершила я и без того много зла? Разве не стала я причиной стольких преступлений? Видимо, надо покориться судьбе... Вечная обитель моих подруг, прими же и меня в свои объятия! Воистину, такому несчастному, такому бедному и всеми брошенному существу, как я, не стоит цепляться за жизнь среди чудовищ! Но нет, я должна отомстить за униженную и оскорбленную добродетель: она ждет от меня мужества, надо бороться, надо идти вперед. Надо избавить землю от таких опасных злодеев. Что плохого в том, чтобы погубить шесть человек, если я спасу от их жестокости тысячи других?

Она сделала другой проход, и следующая изгородь оказалась еще гуще: чем дальше она продвигалась, тем чаще росли кусты. Наконец под ногами почувствовалась твердь, и наша героиня вышла к краю рва, но не увидела никакой стены, о которой говорила Омфала. Ее вообще не было: очевидно, монахи просто пугали ею пленниц.

Оставив позади шестирядное ограждение, Жюстина лучше различала окружающие предметы. Ее взору предстала церковь с притулившимся к ней строением, их окружал ров. Она благоразумно прошла дальше вдоль него и, увидев на противоположной стороне лесную дорогу, решила перейти ров в этом месте и идти дальше по дороге. Ров был глубокий, но сухой; он был облицован кирпичами, поэтому скатиться не было никакой возможности, тем не менее она устремилась вниз, Падение оглушило ее, и она несколько секунд лежала, не поднимаясь; потом встала, дошла до дороги склона, но как по нему взбираться? Скоро она отыскала удобное место, где нескольких кирпичей не хватало и можно было довольно легко подняться как по ступеням, ступая ногой в выбоины. Она была уже почти наверху, как вдруг земля под ногами обвалилась, и Жюстина упала обратно в ров; на нее посыпались обломки, и ей показалось, что она умерла. На этот раз падение оказалось много опаснее: она сильно поранилась и едва не сломала ноги.

- О, Боже, - с отчаянием произнесла она. - Дальше я не пойду, останусь здесь. То, что случилось, - не иначе, как предупреждение небесное... Небу не угодно, чтобы я продолжала свои попытки. Наверняка я не права, и зло полезно на земле; когда его хочет Господь, грех противиться ему.

Но мудрая и добродетельная девушка тотчас возмутилась, вспомнив разврат, который ее окружал, и мужественно выбралась из-под обломков; пользуясь взрыхленным уже склоном, сделала еще одну попытку и быстро достигла верха. Преодоление преграды несколько отдалило ее от дороги, которую она приметила, но отыскав ее глазами, она добралась до нее и побежала вперед. До сумерек она вышла из леса и оказалась на том самом холме, с которого когда-то увидела этот ненавистный монастырь. Она обливалась потом, ей надо было передохнуть, но первым делом она опустилась на колени, чтобы вознести к Господу свои благодарственные молитвы, чтобы еще раз испросить у него прощения за невольные прегрешения, которые она совершила в том гнусном прибежище порока и бесстыдства. Горькие слезы хлынули из ее прекрасных глаз. "Увы, - шептала она про себя, - я была не так грешна, когда год назад шла по этой же дороге, влекомая своей набожностью, которую так низко втоптали в грязь. О, Господи, какими же глазами ты смотришь на меня теперь!"