Тайна раджи

Да, видно, в счастливый час пришел он в Паталипутру. Ведь не прошло и суток — восьми страж, — как в его руках оказалось столько средств и возможностей действовать. Конечно, увидевшись с Мурадеви, он приложит все усилия, чтобы убедить ее, что ее сын жив. Но как устроить их встречу? Вриндамала — вот единственный путь. Однако не стоит говорить с ней при ее духовном наставнике. Надо постараться встретить ее в другом месте. Пожалуй, лучше, чтобы Васубхути вообще ни о чем не знал. Конечно, весьма полезно иметь помощником такого человека — Васубхути вхож во многие дома, у него есть тайные ученики среди знати. Но все же трудно рассчитывать на помощь монаха в таком деле. «Начну лучше с Вриндамалы, — решил Чанакья, — а уж если Васубхути сам обо всем узнает, откроюсь ему, насколько будет нужно, и попрошу помощи».

В таких раздумьях, не уснув ни на миг, провел брахман долгую ночь. Наконец наступил рассвет. Чанакья посмотрел на восточный край неба, кроваво-красный от света зари, и ему показалось, что это заря осуществления его гордых замыслов.

Великой торжественностью дышало начало дня, и брахман сказал сам себе:

«О глубокий, покойный сон! Сегодня ты отказался посетить меня, так не являйся ко мне и впредь, до того часа, пока я своей рукой не возведу Чандрагупту на престол Паталипутры!»

И он приступил к утреннему ритуалу. Он со всем старанием исполнял привычный обряд, но душа его не участвовала в святом таинстве. Все его мысли были устремлены к Вриндамале, Мурадеви и Чандрагупте. Уже заполдень, исполнив долг благочестия, он почувствовал голод. Как и накануне, Васубхути прислал ему от себя кое-что из съестного, и Чанакья уже не пренебрег этим подношением. Принимаясь готовить еду, он пожалел, что не взял с собой хотя бы одного ученика — тогда он избавил бы себя от подобных забот. Но потом подумал, что стоит только освоиться в городе и выказать намерение обучать, как от учеников не будет отбоя.

После трапезы брахман отправился в монастырь к Васубхути. Монах был занят какими-то письмами.

Чанакья молча сел неподалеку, ожидая, когда монах кончит писать. Васубхути покончил с письмом, позвал ученика, которого звали Сиддхартхак, и приказал ему тайно передать это письмо Вриндамале.

Тотчас у Чанакьи мелькнула мысль, что вот он, тот самый удобный момент, и, решив сразу же привести эту мысль в действие, он сказал Васубхути:

— Святейший монах, я совсем не видел Паталипутры. Если вы позволите, я пошел бы вместе с вашим учеником, чтобы посмотреть город.

Монах:

— Хорошо, ступайте. Только я посылаю его с тайным делом, так что…

— О нет, если мое присутствие может чему-нибудь помешать, я не настаиваю. Но прошу никогда — ни в настоящем, ни в будущем — не допускать и мысли, что я могу разгласить тайну или повредить делу того, кто с такой добротой и гостеприимством принял меня, едва я вошел в этот город. Единственное, что я могу сделать, так это заплатить долг, предложив свою помощь.

Чанакья говорил так искренне и взволнованно, что ни малейшая тень сомнения не закралась в душу Васубхути.

— Сиддхартхак, — сказал он ученику, — возьми с собой благородного брахмана. Только постарайся, главное, сделать так, чтобы никто не видел, когда ты будешь передавать письмо Вриндамале.

Итак, Чанакья, довольный, ушел вместе с учеником монаха. Сиддхартхак был еще совсем юноша, но пережить успел немало. Родился он в знатной семье и был приближенным раджи. Но потом невесть за что на него обрушился царский гнев, его лишили почестей и состояния. Один бог знает, что сталось бы с юношей, если бы его не заметил монах Васубхути и не взял под свое покровительство. Сиддхартхак сделался преданным учеником монаха. Чанакья, как только увидел Сиддхартхака, подумал, что этот юноша может очень пригодиться ему в его деле. Сейчас он шел за своим проводником и размышлял, как бы расположить юношу к себе и завязать с ним дружбу.

Сиддхартхак нес письмо Вриндамале. Чанакья легко угадывал его содержание, поскольку накануне присутствовал при разговоре служанки с наставником.

Пока они шли к своей цели, Сиддхартхак показывал Чанакье достопримечательности города, дворцы и храмы. Проходя кварталами богачей, называл имена самых знатных, самых богатых встречных. Обращал внимание спутника на прекрасные сады и парки, на живописные виды, открывавшиеся с того или иного холма. У Храма воды он остановился и, рассказывая его историю, упомянул имя раджи Дханананда. Лицо его тотчас омрачилось, и он не удержался, чтобы не осудить раджу.

— Нет другого такого глупца и самодура, как Дханананд, — сказал он с горечью. — Справедливость совершенно чужда его нраву. Вот и я пострадал от него безо всякой моей вины. Да в Паталипутре, пожалуй, ни один человек не скажет о нем доброго слова.

Услышав такое о радже, Чанакья немного опешил, но тут же сообразил, что ведь юноша потерпел от своего повелителя и в его гневе на раджу нет ничего неожиданного. Он уже приблизительно знал историю Сиддхартхака и теперь захотел выяснить подробности. Юноша охотно вернулся к истории своих злоключений, причиной которых был несправедливый гнев раджи. Он повторял, что за ним не было никакой вины, и не жалел слов, чтобы описать дурной нрав своего раджи.

— Ну, Сиддхартхак, видно, сильно ты гневаешься на раджу, — засмеялся Чанакья. — Мне кажется даже, что будь у тебя средство как-нибудь навредить ему, ты не раздумывал бы и мгновения.

— Разумеется! — горячо согласился тот. — И уж не промахнулся бы никогда! Вам трудно представить, какой ограниченный человек раджа, как он низок и жесток. Вриндамала рассказывала мне, что не найти другой такой добродетельной женщины, как Мурадеви. Но раджа поверил наветам ревнивых жен и отверг ее. И подумать только, даже велел убить ее дитя! Что можно сказать об этом? Теперь по случаю торжества Сумальи ее простили, наравне с настоящими преступниками…

— Вот как? Мурадеви и вправду такая достойная женщина? С тех пор как я вступил в этот город, я со всех сторон слышу похвалы добродетелям этой святой женщины. Если она действительно такая, как о ней говорят, хотелось бы мне увидеть ее.

— В этом нет ничего невозможного, — тут же ответил Сиддхартхак. — Мурадеви — преданная почитательница Шивы. Она каждый понедельник посещает храм владыки Кайласы, чтобы взглянуть на изображение владыки и послушать священные истории. Ей позволяли это даже в годы заточения. Послезавтра понедельник, к тому же праздник. Так что на закате солнца она непременно будет в храме. Теперь с ней не бывает стражи, поэтому увидеть ее не составит никакого труда.

Чанакья покачал головой, но ничего не ответил Сиддхартхаку. Некоторое время они шли молча. Вдруг Сиддхартхак сказал брахману:

— Этот сад примыкает к царскому дворцу. Вы можете посидеть здесь, отдохнуть в тени деревьев, пока я передам письмо моего наставника, так чтобы оно попало прямо в руки Вриндамале. Я скоро вернусь.

Чанакья на миг замер от неожиданности, но тут же изобразил, будто задет за живое:

— Сиддхартхак! — воскликнул он. — Ты сомневаешься во мне? Боишься, что я могу предать твое дело? Почему ты велишь мне оставаться здесь? Я знаю обо всем, что написал твой наставник в этом письме. Я все слышал: зачем приходила вчера ночью Вриндамала и о чем говорили они с твоим учителем. Так почему сейчас ты опасаешься меня? Напротив, для тебя лучше взять меня с собой. Если что-нибудь случится, я помогу тебе. А что делать мне здесь — сидеть сложа руки?

Выслушав Чанакью, Сиддхартхак смутился. Не мог же он запретить брахману идти за ним. Ему оставалось только согласиться.

— Если вы хотите, — сказал он, — то, конечно, пойдемте вместе. Я только боюсь, что не везде, где мне легко пройти, вместе со мной пропустят и вас.

— Как? Что за порядки в этом городе? Чтобы не пустили меня, высокородного брахмана? Теперь уж я непременно иду с тобой. И мы еще посмотрим, как это раджа сможет наказать брахмана, который вошел в его дворец. Идем. Вриндамала меня знает. Она не подумает ничего плохого, увидав меня с тобой, и не рассердится на тебя.