Астральный двойник (СИ)

И что теперь? Сидеть и ждать, пока он с ней астрально попрощается, когда дела станут совсем плохи? Никак это Анну не устраивало.

Вчера ей хотя бы сон был. Не вещий, но такой – частичный. Мучаясь от безделья и неизвестности в караван-сарае, Анна бегло зарисовала место, где видела убитого европейца. Киргиз подтвердил – то самое.

Анна в мучительном бессилии стиснула плечи руками.

- Карим, но Якова там пытались убить!

Киргиз утешил её:

- Это неправильный сон был, Анна-апай. Якоп-мырза живой, это тот капкарашка убит.

Капкарашками степняк называл всех темнолицых жителей Индостана. Не вызывали они у него тёплых чувств, всех их он почитал разбойниками. И был недалек от истины, как показывали последние события.

Впрочем, тоску молодой женщины киргиз понимал. Успокоительно поцокал языком, погладил руку.

- Не волнуйся, Анна-апай! Якоп-мырза сказал – ночь здесь сиди. Тихо сиди.

И затянул какую-то заунывную песню под свою домбру. Видимо, так он понимал указание сидеть тихо. Песня была на редкость тоскливая. Кажется, Кариму тоже не нравилось, что Яков рискует один, отставив их от дела.

Анна пока ещё не разобралась, как приходят к ней сны и видения. Кажется, это что-то помимо духов. Какое-то свойство её сознания, о котором она пока знала слишком мало. Но тот старый архат учил её входить в транс по собственной воле, чтобы расширять возможности сознания. Весь её опыт в тот раз ограничился тем, что она вспомнила свои ощущения во время сатанинского ритуала, а потому испугалась и больше не помышляла о повторении. На Разъезжей её спас Штольман – не дал соскользнуть в безумие и «расшириться» до потери человеческого облика. Сейчас Штольмана рядом не было. Но Анна решила рискнуть.

Вход в транс был физически неприятен: кружилась голова, сознание меркло. Но Анна продолжала дышать так, как научил старый монах, успокаивая свои чувства. Она должна узнать, где Яков.

На этот раз она увидела какое-то другое место, тоже в горах: разбойники снова стояли над поверженным европейцем, только теперь европеец был жив. Он был связан по рукам и ногам, лица Анна не видела, зато очень хорошо узнала брюки.

От ужаса она чуть не вышла из транса, видение затуманилось, а когда вновь вернулось, четверо бандитов уже тащили пленника вглубь какого-то ущелья. Мелькнула буддийская ступа, на редкость плохо сохранившаяся. Последнее, что Анна успела уловить, был чёрный зев какой-то пещеры и осыпающее каменное изваяние Матрейи в нише над ним…

На выходе из транса Анну настиг обморок настолько глубокий, какого с ней еще не бывало. Испуганный Карим облил её водой с головы до ног, но она с трудом приходила в себя. Прошло не меньше получаса, пока она задышала нормально, и руки перестали трястись.

- Ой-бой, Анна-апай, совсем плохо сделал! Штольман-мырза Карим башка оторвёт, скажет - не уследил!

- Не оторвёт… - прошептала Анна побелевшими губами.

Ничего и никому сейчас Штольман оторвать не мог.

Она принялась зарисовывать дрожащими пальцами картины, которые всё ещё стояли перед глазами. Карим нависал над плечом, следя за появлявшимися на бумаге линиями.

- Ты знаешь, где это? – бесцветно спросила она, закончив. Сил не было совсем.

- Я не знаю. Люди можно спросить. Люди знают, скажут.

- Иди, поговори, - прошептала Анна, откидываясь на циновку.

Кажется, её вновь настигала обморочная слабость. Пока она сделала всё, что могла.

***

Попадать в плен Яков Платонович очень не любил. Последние недели в Затонске оставили в этом смысле незабываемые впечатления. Даже ребро треснуло: то ли адепты постарались, то ли господин Лассаль переусердствовал. Болело долго. Достаточно долго, чтобы он дал себе зарок, что больше не будет настолько безрассудным.

Кажется, зарекаться ему вообще не стоило. Жизнь всё равно заставит нарушить, да ещё и сознательно, чтобы уж совсем не осталось возможности себя пожалеть. С картами так уже было.

Одно хорошо: намёки, сделанные сэру Френсису, сработали. Якова не стали убивать. Видимо, очень хотели узнать, что именно сыщику известно. А это подтверждало его теорию о том, что резидент и его люди по уши в этом деле завязли. Если сейчас его притащат туда же, где держат русского…

Он не видел, куда именно его притащили. Большую часть пути его волокли так, что он видел лишь щебенку под ногами захвативших его бандитов. Потом заволокли в какую-то гулкую темноту и с размаху бросили на каменный пол так, что дыхание на момент пресеклось. Он лежал лицом вниз и гадал, станут ли его допрашивать немедленно. Если так, то это сильно осложнит дело.

Но нет, кажется, захватив его, бандиты нуждались в дальнейших указаниях. Голоса, говорящие на незнакомом гортанном с придыханием языке, отдалились, а потом и вовсе замолкли. Штольман перевёл дыхание.

В темноте послышался какой-то металлический звон. Яков повернул голову, пытаясь увидеть, откуда он исходит. Где-то справа мерцал скудный свет, источника которого он не видел. И кто-то там шевелился – тень причудливо металась по камням.

Потом раздался голос: низкий, бархатный, с мурлыкающими интонациями – очень знакомый.

- Господин детектив, вы меня слышите? Вы в сознании?

Яков пошевелился и не удержал короткий стон – плечом его приложили об пол крепко - хорошо, если не вывихнули.

- Значит, в сознании, - констатировал невидимый собеседник. – Это хорошо. Нам надо поговорить. Вам сказали, что я русский шпион - не верьте. Это была ловушка для вас. Не знаю, чем вы так своим соотечественникам насолили, но, думаю, что сейчас нам надо найти общий язык.

Штольман выдохнул, чувствуя несказанное облегчение. Самая немыслимая часть его плана полностью удалась.

- Найдём, Пётр Иваныч, - сказал он. – По-русски говорить будем.

Несколько мгновений царила мёртвая тишина. Потом из темноты донеслось изумлённо с нотками радости:

- Яков Платоныч? Какими судьбами? Ведь вы сейчас должны быть на кладбище в Затонске! Ребушинский про вас и статью прочувствованную написал – «На смерть героя».

- Так ведь и вы, Пётр Иваныч, сейчас должны быть в Париже, если мне память не изменяет!

Штольману хотелось смеяться. С ним это часто бывало, когда он сталкивался с младшим из братьев Мироновых. Русский шпион! Ну, надо же! Этот очаровательный стареющий бездельник – любимый Анин дядюшка!

Всё-таки он его нашёл.

Металлический звон раздался ещё отчётливее. И, кажется, ближе.

- Петр Иваныч, они вас на цепь посадили? Погодите, я вас освобожу… Через некоторое время.

Надо только самому распутать верёвку на ногах, а потом стянуть сапоги.

- Не волнуйтесь, Яков Платоныч, я сам.

Раздался скрежет металла по камню. Звук интриговал. А потом Миронов оказался над ним и начал его развязывать. Штольман, наконец, получил возможность принять вертикальное положение и осмотреться.

Затонский медиум выглядел почти обычно, разве что был взъерошен и слегка небрит, но это с ним тоже случалось во дни наиболее длительных возлияний. Штольману доводилось видеть его и не таким. Под глазом синяк. Цепь, которая теоретически должна была его удерживать у стены, лихо закинута на плечо. Браслет по-прежнему замкнут на ноге.

- И как вам это удалось? – спросил сыщик, кивая на цепь.

- Правильно рассчитанный вектор приложения силы. И несколько десятков точных ударов камнем по костылю, вбитому в стену. Этим башибузукам не стоило пытаться удержать на месте человека с интеллектом.

- Понимаю. Черпаете идеи прямо из универсума?

- Не без этого, не без этого! – несколько самодовольно промурлыкал Петр Иваныч.

- А вы хват! - сказал Штольман, вынимая отмычку из сапога.

- Да и вы, я гляжу, не промах! – уважительно заметил Миронов. – Ждали они тут какого-то сыщика, но я никак не думал, что это вы.

- А это и не я, - загадочно пробормотал Яков, осматриваясь по сторонам. – Где мы? Пещера Али-Бабы какая-то.