Кармелита. Наследники: лёд и пламя (СИ)

Бергер опешил. Иванчук лежал в нескольких сантиметрах от него. Неподвижные безжизненные глаза смотрели на убийцу. Амбал, который стрелял, повернул голову, ожидая похвалы от заказчика. Из под тела растекалась багряная лужища. Аркадий отступил на шаг назад. Проскурин перевел дух.

- Видишь, Аркаша, всё нормально. Успокойся. Я сделал это для тебя. Для нас. Для нашего дела.

- Что? – очнулся адвокат, стараясь не думать о случившемся и не смотреть на труп лучшего друга и одного из лучших своих компаньонов. – Что ты сказал?

- Да. Я помог нам. Теперь мы не станем прогибаться под него. Надеюсь, ты мне поможешь?

- Я тебе помогу, гнида! – Стас ворвался в комнату и одним точным ударом вырубил сразу обоих придурковатых силачей.

- А я говорил тебе, что ты не способен стать бизнесменом? – Бергер обратился к бывшему работнику и левому, как оказалось, другу. – Нет, Вась, никогда ты не понимал, что значит быть бизнесменом. Ты проиграл.

- В смысле? – Проскурин, будто тронувшись умом, улыбнулся и, закатив глаза, вдруг истерически расхохотался. – Я не проигрываю!

Стас подошел к юристу и протянул пистолет, выпавший из рук мордоворота.

- Держи. Замочи его, нахуй!

Аркадий ещё раз глянул на мертвого Иванчука, затем на мордоворотов, лежавших без сознания, потом медленно поднял взгляд на своего курьера.

- Я не могу…

- Я смогу! – Жданов выхватил пистолет и навел его на катающегося по полу в порыве истерики Проскурина. – За предательство, сука!

Пуля рассекла воздух и то коротенькое пространство, в конечном итоге врезавшись в тело жертвы…

Бергер был не в состоянии вести машину. Спустя полчаса они были уже в черте города. Стас любил едить быстро.

- Знаешь, я не ожидал, что ты способен на это…

- На убийство? – блондин внимательно следил за дорогой.

- Но я благодарен тебе, теперь хоть Иванчук будет спать спокойно. Жаль, что всё так вышло, у нас ведь планы были на следующий год грандиозные…

- Он умер, но ты-то жив! – Стас посмотрел в зеркало заднего вида и улыбнулся юристу. – Вот и дерзай! А я – чем смогу, то всегда помогу…

Аркадий улыбнулся в ответ.

- А с ней что делать теперь?

Дина, укутанная в пиджак Стаса, мирно посыпала на заднем сиденье, положив голову на колени к Аркадию. Он даже немного смутился, но отталкивать не стал.

- Разберемся! – Жданов вдавил педаль газа в пол.

Черный «Лексус» рванул вперед по свободным улочкам Сочи навстречу рассвету.

*Слегка переделанные слова песни “Рисуя” (DEPO KOLIBRI FT. KAVABANGA)

**Слова песни “Эти роли не для нас” (ЭЛЬВИРА Т)

***Слова песни “Мир сошел с ума” (Влад Соколовский)

====== Глава 41. ======

Использованы отрывки из трагедии Шекспира “Ромео и Джульетта” в переводе ГРИГОРЬЕВА.

В Вероне древней и прекрасной,

Где этой повести ужасной

Свершилось действие давно, –

Два уважаемых равно,

Два славных и высоких рода,

К прискорбию всего народа,

Старинной, лютою враждой

Влеклись – что день – то в новый бой.

Багрились руки граждан кровью;

Но вот, под роковой звездой

Чета двух душ, исполненных любовью,

Из тех враждебных родилась утроб

И обрела в их гибели ужасной

Вражда родов исход себе и гроб.

И вот теперь, о той любви несчастной,

Запечатленной смертью, о плодах

Вражды семейной, вечно раздраженной

И смертью чад лишь милых укрощенной,

Мы в лицах повесть вам на сих досках

Представим. Подарите нас вниманьем:

Пособим искусству мы стараньем.

В зале послышался восторженно-удивленный шепот. Все немного оживились. Завершающий номер всегда вызывает интерес как и первый.

Лапин перекрестился. Почему-то декан был уверен, что если всё пройдет как надо, то победа явно за ними. Ах, да! Сам профессор тоже не остался без роли. Калягина сумела его уговорить сыграть.

Начать решили, как и положено, с экшена – драки между задирой Тибальтом и Бенволио. Зора и Макар смотрелись убедительно. Немногие заметили, что мужская роль исполняется дамою.

Бенволио.

Разойдитесь, дурачье!

Сами не знаете, что вы делаете.

Тибальт.

Как? Меч свой ты на эту сволочь вынул?

Вот лучше здесь на смерть свою взгляни!

Бенволио.

Хочу я только мира. Спрячь свой меч,

Иль им уйми со мною этих бестий!

Тибальт.

С мечом – и речь о мире! Это слово

Я ненавижу так же глубоко,

Как ад и всех Монтекков, и тебя!

Обороняйся лучше, трус!

(Сражаются. Входят сторонники двух домов и присоединяются к дерущимся. Затем прибегают горожане Вероны с палками).

Князь.

Бунтовщики! Спокойствия враги,

Сквернящие мечи сограждан кровью!

Не слышите вы, что-ль? Эй! люди! звери,

Огонь вражды погибельной своей.

Готовые тушить багряным током

Жил собственных своих! Под страхом пыток

Велю вам выбросить из, рук кровавых

Злодейством оскверненные мечи

И князя гневного суду внимать.

(Все бросают оружие).

Уж третья ссора из-за вздорных слов! –

Твоей виною, старый Капулет,

Да и твоей равно, Монтешси, мир

Сих улиц возмущают! – Третий раз

Вероны горожане, забывая

Степенные обычаи свои,

За ржавое оружие берутся

Руками; старыми, чтоб разнимать

Старинную и ржавую вражду.

Когда, хоть раз еще, вы стогны града

Смутите, – жизнью вы тогда своей

Ответите за нарушенье мира.

Теперь же разойдитесь все, немедля!

Вы, Капулет, последуйте за мной,

А вы, Монтекки, в полдень, в древний замок

Прибудьте Вилла-Франкский, где творим

Обычно суд и правду мы. Теперь же

Всем разойтись под страхом смертной казни!

Монтекки.

Кто старую вражду здесь разбудил?

Скажи, племянник, был ты при начале?

Бенволио.

Здесь слуги вашего врага и ваши

Уже дрались до моего прихода...

Я вынул меч разнять их. Тут явился

Тибальт надменный с шпагой на-голо,

И вызовами воздух оглашая,

Мечом он воздух рассекал, свистевший,

Насмешливо в ответ ему. Пока мы

Менялись с ним ударами и бранью,

Толпа бойцов все больше прибывала

И, наконец, сам князь унять их вышел.

Синьора Монтекки.

А где же Ромео? Видел ли его ты

Сегодня? Как же рада я, однако,

Что не было его при этой схватке!

Бенволио.

За час, синьора, до поры, как солнце

Священное в златом окне востока

Явилось, – дух взволнованный увлек

Меня бродить в поля, и там, гуляя

Под сенью сикоморового леса,

От города на запад, видел сына

Я вашего, ушедшего бродить,

Должно быть, до зари еще. К нему я

Намеревался подойти, но он,

Меня завидя, скрылся в чаще леса.

Я, о его задумчивом настройстве

По собственному своему судя,

Которому всегда привольней как-то

В уединенье, отдался своим

Мечтам, и, не следя его мечтаний,

Я сам от уходившего ушел.

Монтекки.

Не раз его уж по утрам видали

Слезами умножавшего росу

И вздохами сгущавшего туманы;

А чуть всеоживляющее солнце

На отдаленнейшем краю востока

Аврориной постели занавески

Тенистые раздернет, – убежит

Сейчас же мой угрюмый сын от света

И, запершись, заслонит окна спальни

И, выгнавши отрадный свет дневной,

Создаст себе искусственую ночь он...

Ох! До добра не доведет его

Унылость эта, коль советом добрым

Ее причину мы не истребим.

Бенволио.

А вам известна ли причина, дядя?

Монтекки.

Нет! И дознаться от него не мог.

Бенволио.

А от него вы разве дознавались?

Монтекки.

И сам пытался, и друзья мои, –

Но он – советник чувств своих единый;

Он сам себе не то что верен, нет:

Он сам себе суровый, скрытный сторож.

Закрыт для всех расспросов он, как почка

Цветка, который червем злым подточен,