Ashen crown (СИ)

Представил и камни надгробных плит. Там было бы три венка. И не случись плохого - фигура одного человека, задержавшегося после церемонии. Он бы не пошёл вслед за остальными, остался бы и молчал до тех пор, пока не убедился, что наедине с теми, кто не придёт и не заговорит с ним. И вдруг заплакал бы сильно и навзрыд, припадая к витиеватым буквам. Не стало бы вопросов о нечаянном возрождении или излишних всплесков эмоций. Физически у того силуэта оставалась тень, которую однажды он бы рассеял, не выдержав одиночества.

Взволновавшись, Тэхён ощутил вкус его солёных слёз и разрывающее чувство безысходности, проваливающиеся в пустоту руки, не могущие обнять. Что бы он сказал, будучи где-то там? Порекомендовал бы жить по полной, не торопясь сливаться?

Раньше, представляя свои похороны, Тэхён видел исключительно чёрно-белые костюмы и тоскливый порядок, скучный алгоритм перехода от мира земного к миру загробному. До чего странно, что он не задумывался о том, как прост и одновременно сложен механизм невозврата. Суть не в том, каким путём уйти, не в том, что написать в завещании, а в том, на кого остаётся дыхание и кожа, хранящие память. И ты ничего не можешь с этим поделать, когда мёртв по-настоящему, не можешь извиниться за холод и несчастье, за принесённые беды, не можешь утешить и ослабить страдания…

— Я не думаю, что они поверили в мою гибель, — предположил Тэхён, но прозвучало с дрожью, будто он надеялся, а не знал точно.

— Откуда тебе известно, что они не поверили? — Чонгук открыто давил на него.

— Ты не говоришь об этом.

— Это не показатель, Тэхён. Меня радует, что между нами нет секретов. Но если по-сволочному мог поступить Чимин, могу и я.

— Давай не будем, — сурово настоял Тэхён.

— Как скажешь.

Сложив руки на груди, Чонгук покачал головой. Ни Сицилия, ни проблемы Чимина не волновали его настолько, насколько вероятность потерять Тэхёна. Окунувшись обратно, тот словно бы норовил выцвести и испариться. Чонгук не увязывался за ним, но не мог отпустить. Не подталкивал, но и не отговаривал. При том, что мог применить методы сумасшедшего, не пользовался ими из-за уважения или потому, что наркота кончилась. Да, он так и не упомянул, что остатки сбросил, чтобы улететь без проблем. Сейчас дозы жутко не хватало, как и рвения упаковать Тэхёна, как нечто исключительно своё.

…Опустошённый, Тэхён сидел в кресле зала ожидания, предчувствуя запуск обратного отсчёта. То была не просто передозировка. Где-то на грани, организм пахал на износ. Конечно, Чонгук стравливал его не нарочно и старался соблюдать аккуратность. Но кто из них помнил, сколько и чего именно употреблено в угаре? Сидя рядом, Чонгук обнимал его, уткнувшись носом в макушку, и гладил по спине. Им бы не лететь, зашиться в постели. В какой-то миг надорвалось.

— Я боюсь за него, — Тэхён отстранился и с раздражением взглянул на треклятый рейсовый таблоид с замороженными не по погоде строками. — Неужели тем ублюдкам мало было нас?

— Резонно, что именно поэтому они и похитили Чимина, — Чонгук не выдавал тревоги. — Сначала вывернулся ты, потом я. Никто бы не был доволен таким поворотом, привыкнув к результатам на «отлично».

Потупив взгляд, Тэхён поморщился от пульсирующей боли в висках. У тех полоумных флэш-рояль и полная непредсказуемость. Они могли блефовать, удерживая Чимина, а могли и всерьёз им воспользоваться. Невольно, но он жертвовал собой, попав в самую гущу событий.

Через двадцать минут бесконечного ожидания Чонгук принёс немного поесть, и Тэхён прикончил фастфуд с небывалым аппетитом, позже удивляясь тому, что ничто из съеденного не попросилось назад. Он смял картонный стаканчик и спросил:

— Мы… успеем?

— Не знаю. Быстрее нам не добраться, — холодно ответил Чонгук.

Вакуум близости словно накрыли шалью, мелькавшие вокруг силуэты размывались, выцветая абстрактными пятнами. На половину рядов синих кресел падал солнечный свет, другая пребывала в прохладе. Им же посчастливилось сидеть на самом стыке.

Золотистый отсвет приукрасил сосредоточенное лицо. Волосы Тэхёна выгорели, и Чонгук обнаружил тёмно-русые или каштановые цвета, провёл суставами пальцев по цепочке засосов на шее, сжал его ладонь в своей и приоткрыл рот, чтобы сказать, как ему тоскливо без узлов и внимания. Подумал, что запястьям, на которых всё ещё виднелись следы, не идёт пустота. Да, это лучший момент, чтобы повернуть назад, забить его до полусмерти и завернуть в плёнку. Момент истины, не будь Тэхён готов пойти на это сам.

Вздохнув, он повернулся. Для того, чтобы рвать и метать ему не хватало выдержки и ярости. Потому что задели за живое, за самое ценное из всего накопленного за недолгую, нелёгкую жизнь. Выглядел он потрёпанным и избитым, обезвоженным путником, не ведающим, где кончается пустыня, но до последнего вздоха держащим под языком каплю холодной воды. Тэхён не успел разглядеть, наверное, сколько царапин и синяков пропечатала на нём страсть, не считался с тем, что повлечёт за собой необдуманный шаг. Помнить следовало и о том, что как только он очутится в своей среде, защищённый и готовый защищать, Чонгук вновь станет свидетелем редкостного явления. У Тэхёна, в отличие от него, блистательно получается фокус с возрождением.

И вдруг Чонгука пронзила мысль, от которой стыла в жилах кровь. Выстрелил бы Тэхён ему в спину, целься он в Чимина? Впрочем, когда они садились в самолёт, он уже знал, что не придётся. Минутная стрелка своё отмотала. Вендетта уже свершилась.

***

Чимин не чувствовал себя лучше. Напротив, состояние его ухудшилось. Чрезмерная подозрительность подвела его к тому, что в день перед непосредственным «посвящением» он отказался от еды насовсем и позволил себе лишь несколько хлебцев и воду. Возможно поэтому вечером, когда его скрутили и насилу накормили наркотиками, эффект вынес его на невесомых волнах прямо к зареву жертвенного огня, разведенного для кого-то другого.

Анжело вёл его под руку, и до ушей Чимина сквозь глухой тоннель многотонных звуков доносились обрывки его бесполезно-спасительных речей. О том, что они прекрасно сойдутся и что Чимину придётся сдержать обещание. Он не волновался, не впадал в панику. На некоторое время картина прояснилась значительно, и то, что прежде казалось мерзким и вызывающим тошноту, отныне вызывало сочувствие и желание соучастия. Даже не так. Чимин теперь мог бы смело заявить, что причастен к тому закрытому для всех прошлому, в каком погряз и не единожды утонул Тэхён. Идя по его стопам, Чимин не стыдился целовать следы.

Отказываясь смотреть, он упирался до тех пор, пока Анжело не пригрозил пихнуть его к тем, кто утешался друг другом. Чимин присмирел и вцепился в сознание с угасающим предчувствием счастливого конца. Вещества разносились по его крови с невероятной быстротой и грозили неотвратимыми последствиями. Всё, чего он хотел, прибыв сюда - увести Анжело подальше от народа, уединиться и свести счёты. Мысль укрепилась прочно и позволила продержаться без дрожи в коленях гораздо дольше, чем того ожидал спутник.

Настоящие трудности настигли Чимина после первого часа. Руки и ноги больше не принадлежали ему, сердце колотилось с частотой бьющегося о стекло дождя. Размазанные силуэты, фигуры и лица, музыка, будто толкающая маятник в желудке. Он запоминал ткани цветных шёлковых халатов, мерцающие в тенях блёстки, рассыпанные по оголённым телам.

Те страшные рассказы, какими делился когда-то Юнги, не соответствовали действительности. Здесь было на удивление тепло и уютно, вкусно пахло цитрусово-фруктовыми маслами. Почти, как дома. Незнакомые люди увлекательно заигрывали и радовались, встречали Чимина с распростёртыми объятиями, словно он долгожданный и незаменимый, их послушный мальчик, член большой, пусть и дисфункциональной семьи.

Длинный стол у стены сервировали блюдами. Пошатываясь и едва обходя призывающих присоединиться к таинству, Чимин как раз забился в угол, где трапезничали и распивали спиртное. Он пробовал напитки без удовольствия, затем затолкал внутрь безвкусную еду. Осмотрелся. В зале потушен естественный свет и устланный коврами и подушками пол напоминал, скорее, сердцевину дворца, утонувшим в шлейфе пряностей. Причудливое сходство породило в памяти лик Эсперансы. Встряхнувшись, Чимин нечаянно разбил бокал и получил подсказку.