Ashen crown (СИ)

За лень, ложь, неуважение к старшим, плохие оценки или же проявление гордыни, Юнги пороли тугим ремнём. И даже несмотря на это он не считал главу семьи жестоким или в коей-то мере неправым. Юнги смотрел внутрь себя и видел, что указанная чернь существует, и её следует усмирять, избавляться.

Чем закончилась одна из ссор отца с семьёй матери, Юнги узнал не сразу. Им внезапно пришлось бежать, подрываться с места с такой скоростью, что из рук падали собираемые вещи. Отец, всё ещё имея поддержку среди военных, вывез их на Аляску. Из тех суматошных событий Юнги мог помнить лишь брошенные в багажник синие чемоданы и мамину сумку, которая давила ему в живот, пока они тряслись в фургоне.

Посреди мрачных девственных лесов их ждал предоставленный дом, сырость и ломаные доски. Пять месяцев ушло на восстановление фасада и крыши, внутренних помещений. Юнги не жалел сил, понимая, что один может подсобить. После случившегося мама стала чуть печальней, Юнги не мог подобрать точного слова, но улыбка давалась ей с натяжкой. Не задавая вопросов и не жалуясь, он просто слушался родителей и верил в их здравомыслие.

До ближайшей цивилизованной деревеньки, где они обычно затаривались, приходилось идти почти полтора часа пешком, пересекая горную долину, по которой неслась бурная река. В зимние дни, когда свирепствовала непогода, именно эти прогулки показывали Юнги, какая тонкая грань отделяет человека от беспомощной былинки. Ревущий ветер бросал метель в лицо, ничего не видать у самого носа, но идти нужно, иначе недолго замёрзнуть и остаться на корм местным хищникам. В подобных условиях нельзя было вырасти размазнёй по той простой причине, что это напрямую вопрос жизни и смерти.

Отец продолжал заниматься таксидермией и вывозил работы на продажу, мама занималась шитьём. Нужды в деньгах они не испытывали, так как не тратились на всякие глупости.

Грамоте и гуманитарным наукам Юнги учился у матери, у отца просил помощи в физике и математике, язык осваивал играючи. Его перестали направлять, дав свободу избирать интересующее дело и использовать время суток с пользой. Но не праздно. Он заказывал учебные пособия и книги и ходил за ними раз в месяц, прогуливался по улицам, иногда разговаривал с людьми. Острой нехватки в них не испытывал, но немного страдал от того, что все его грандиозные мечты и идеи остаются как бы не окрылёнными. Блага цивилизации вроде телевизоров или модных штучек мало трогали его душу.

Не имевший привычки искать плохое во внешнем мире, Юнги находил применение досугу и редко когда по-настоящему скучал, то изучая местность и чертя карты, то что-нибудь собирая или изобретая. Но большее удовольствие ему доставляла работа в мастерской. От природы Юнги достался аналитический склад ума, и в механизмах он разбирался на раз-два. Ему позволили заняться коллекционированием оружия, позже он задерживался в деревне только в одной лавочке, сблизился с её владельцем и мог часами говорить о пробивной способности, скольжении затвора, балансировке и качестве пружин. Вскоре это место и стало его первой работой, полностью одобренной старшими. В полные пятнадцать Юнги переехал в деревню, сняв комнату у хозяина, а родителей навещал по выходным. Запреты кончились, но осталась внутренняя конституция. Ко всему прочему, он смог пробиться в школу и блестяще окончить её экстерном, предчувствуя, что несчастная бумажонка всё-таки пригодится.

Общение с людьми давалось ему чуть труднее, но он справлялся, ощущая незримую поддержку многочисленных пистолетов, винтовок и ружей. Тогда же атаковали первые соблазны и девушки. Юнги стоически держался приличий до поры до времени, но одна - самая хорошенькая, одержала победу. Впрочем, ничего головокружительного Юнги не обнаружил, итоговые ощущения были сходны с теми, что получались и в одиночку. Здорово, конечно, впадать в тепло женских объятий, но Юнги стремился не к такому пустому, а потому честно признался в том, что отношения продолжать бессмысленно. Он держал в голове ясный образ родителей, что вопреки тяжбам и невзгодам любили друг друга и проявляли нежность. И видел с собой рядом кого-то особенного.

Неудивительно, что Юнги преуспел в охоте, он приловчился выживать в условиях дикой природы и мог поддержать разговор туристов, бывавших в пабе, удивляя их рассказами о местной фауне. Он также участвовал в походах и выступал в роли гида. Так у него быстро появилось окружение, где нашлись хорошие товарищи, а в округе прошлась молва о юном и талантливом оружейном мастере.

Бывало, они заходили с отцом так далеко, что вероятность выбраться приближалась к нулю. Подобные вылазки тренировали всецело, и какие бы увечья Юнги не получал, он цеплялся за жизнь, характеризуя её просто. Бесконечный вызов.

Самое невероятное - оказаться после странствий у стен дома, вроде бы не претендовавшего стать родным, увидеть там мать, распростёршую объятия, и чувствовать тепло её губ на холодной коже.

…Отец разменял шестой десяток, когда Юнги застал семнадцатую весну, у мамы появилась первая ранняя седина, взгляд её так и остался печальным. Конечно, они с мужем выбирались в люди, даже имели знакомых, но ни для неё, ни для него здешние красоты, захватывающие дух, родиной не стали.

Тот значимый апрельский день выдался тёплым, но они всё равно сидели в свитерах, попивая чай на балконе. Отец, слёгший с простудой, отдыхал в комнате. Узнав о делах, мама вдруг заговорила о прошлом.

— Ты думаешь, из-за чего мы тогда уехали, Юнги?

Он озвучил причину честно, но смягчил предполагаемую вину отца фразой «несчастный случай».

— Вот как ты считаешь? — мама покачала головой. — Не знаю, помнишь или нет, но твой дедушка был прокурором. И довольно гадким. Когда они с бабушкой отчаялись разрушить наш брак, он придумал посадить Ёндже за решётку. Да, твой отец действительно как раз вернулся из армии, когда попал в передрягу в одном баре. В тамошней поножовщине погибли люди, но ему удалось бежать ещё в начале, никому вреда он не причинил. Мой же отец подбил некоторых свидетелей на дачу ложных показаний, а дело возбудили запросто: сестра одного из погибших написала заявление с просьбой поднять дело. Она якобы убиралась на чердаке и нашла фотографию, где твой отец с её братом, выяснила, будто бы они рассорившиеся друзья. Ну, стали копаться и находить фальшивые улики, сам понимаешь. Нам пришла повестка в участок, и мы оба поняли, что спокойной жизни в Корее не видать.

Юнги отвернулся, пробуя найти успокоение в пейзаже, но облегчения не чувствовал.

— Зачем ты мне это рассказала?

— Что-то вроде исповеди, — улыбнулась она. — И чтобы ты не винил отца. Сам он вряд ли расскажет, как есть, не считает нужным оправдываться. Я об одном жалею… Может быть, мы совсем не думали о тебе и здорово подпортили детство, лишили всего, как парочка эгоистов.

Он вздрогнул, опустился на колени перед ней и взял за руки, благодарно глядя в глаза.

— Нет, мам. Вы научили меня жить. Вы самые лучшие.

— И ты у нас самый лучший, — она обняла его и поцеловала в макушку. — Я просто очень люблю твоего отца. Вас обоих.

Через три месяца Юнги познал горечь первой утраты. Отец умер в своей постели от острого лейкоза, он упорно отказывался от помощи врачей и боролся до последнего. Никто не смог уговорить его переехать в ближайший город на лечение, а принимаемые препараты уже не помогали. Когда Юнги сообщили, он пошатнулся, выронил что-то и ахнул, не верил до тех пор, пока не коснулся его побелевших скрещенных рук, на ощупь - иней. И это посреди июля. Всхлипывая, мама протянула ему записку, в которой значилось: «В мастерской есть кое-что для тебя, сынок». Юнги мог бы услышать это лично, но не сумел приехать на прошлых выходных.

Внутри чемоданчика лежал кольт с гравировкой: «Моему дорогому сыну». Он спрятал подарок до лучших времён. Юнги словно не мог себя простить за то, что так многого не успел, оттого не считал достойным таких почестей.

Вскоре после похорон отца Юнги принял твёрдое и неоспоримое решение посмотреть на мир и отправиться в армию. На материнский плач и уговоры остаться ответил категорическим отказом. Всё, что она могла сделать: повесить на его шею свой крестик. Юнги принял дар, собрал необходимые документы и уехал, не выдерживая изнуряющей тоски.