Империя. Цинхай (СИ)

- Ты хороший парень, Джексон, но спать я с тобой не буду.

- Что сразу спать? – поднялся он тоже, обиженно следя за удаляющейся к гладильной доске Джа. – Я вовсе не пытался тебя соблазнить, я поговорил по душам, и возник порыв… что такого в одном поцелуе?

- Ничего, ровным счётом ничего, но мне он не поможет начать доверять тебе. А я же тоже хочу спокойствия, между прочим, - лукаво улыбнулась она.

- Вот вечно ты… - погрозил пальцем Джексон, понимая, что зря в такую минуту сорвался и показал свою юношескую страсть. Пока наладилась дружба с Джа, пока он убеждался всё сильнее, что она хорошая и добрая девушка, нужно было остановиться на этом. Но что уж теперь? Делая вид, что вспомнил о каких-то делах, Джексон вышел из спальни. Горничная проводила его улыбкой, но когда осталась одна, то губы выпрямились. Она ничего не имела против этого парня, одного из самых предсказуемых и понятных в этом особняке, но в её сердце уже жил другой, тот, чьи повеления она исполняла с трепетом и радостью, тот, который вряд ли знал о её чувствах.

***

Ночь прошла намного тяжелее многих, которые Сандо провёл за последние месяцы. Ещё вчера он обнимал Николь, а теперь лежал один, имея возможность только думать о ней, вспоминать её. Мужчина начинал себя бранить за то, что позволяет подобному происходить в своей голове, что не прогоняет из себя эти странные чувства. Те самые, которые окончательно умерли давным-давно. Он же не может любить, черт возьми, больше не может! Что же он испытывает к Николь? Жалость? Что-то братское или даже отеческое? Нет, с отечески-братской любовью не хочется так жарко сжимать кого-либо в руках, не хочется без устали целовать губы, не хочется раздевать и покрывать поцелуями кожу живота, бёдер, колен. Может, это похоть? Секс вошёл в привычку, и отказаться от него не в состоянии организм. Нет, с обычной похотью не хотят видеть по утрам улыбку, не хотят шептать на ухо нежные слова, не вытаскивают из-под головы плечо так, чтобы не разбудить, любуясь на подрагивающие во сне ресницы.

Джин ушёл на дежурство вместе с Марком, Сандо слышал, как тот быстро собрался. Чуткий сон наёмника не давал оставаться незамеченным ничему, но теперь он не мог уснуть: поспал всего три часа, а дальше спать не хотелось. Трогая указательным пальцем почти не выпирающий шрам под сердцем, он лежал в темноте, вдруг ощутив себя точно как в тот час, когда проснулся в реанимации, уверенный, что уже на том свете. Но постепенно мозги вставали на место, врачи и обстановка давали понять, что для загробного мира слишком обыденно, и мужчине предначертано жить дальше. Зачем? Для чего? Среди золотых он нашёл ответ. Николь заставила задаваться новыми вопросами.

К двери тихо приблизились шаркающие женские шаги. Постучали. Сандо спрыгнул с кровати, в мгновение натянул штаны и открыл, застёгивая ремень. За порогом стояла одна из молоденьких служанок. Её глаза нечаянно сразу упали на пряжку, и она, разрумянившись, подняла их к лицу вольного брата.

- Прошу прощения, вас к телефону.

- Меня? – Наёмник не имел мобильного, а те, что имелись у кого-то из гостей и слуг, перестали работать из-за глушилок. Звонки производились только через проводной аппарат, который прослушивался синеозёрными. Сандо не на шутку удивился, но тут же стал догадываться, кому он понадобился, кто мог ему звонить.

- Госпожа Николь, - подтвердила служанка.

Мужчина пошёл туда, куда ему указали. На тумбочке в углу коридора стоял телефон, рядом лежала снятая трубка. Служанка подождала, когда Сандо возьмёт её в свою ладонь и, присев в книксене, оставила его.

- Да? – отозвался золотой, собирая свою волю в кулак и следя за языком. Разговор не только слушают, но могут и записывать.

- Сандо! – встревожено и обрадовано воскликнула Николь. – Сандо, я не разбудила тебя?

- Нет, откуда ты звонишь?

- Из больницы. Я отошла в туалет с мобильным, чтобы поговорить с тобой, Николас так следит за мной, что и шагу не ступить! Сандо… - снова произнесла она, как призыв, как просьбу, как начало молитвы. Он молчал, слушая. – Николас сказал, что отсюда заберёт меня в Синьцзян, что не даст мне вернуться в Цинхай, пока не найдёт того, кто желал мне смерти. Сандо, а если он его не найдёт? Я не знаю, допустит ли отец тебя в Синьцзян, послушай… расследование может занять недели, месяцы! Сандо, я не смогу без тебя так долго, не смогу! – едва не сорвалась на громкие заверения Николь, но, видимо, вспомнила, что где-то там рядом брат, и вернула приглушенный уровень звука. – Ты приедешь в Синьцзян, если я это устрою? Приедешь?

- Я нанят охранять госпожу Лау, Николь. До тридцать первого декабря включительно я занят, - излишне жестоко, но не случайно именно так сказал он. Неужели она не понимает, что роману конец? Неужели не понимает, что они – недопустимая связь, слабость друг для друга, бельмо на глазу для многих вокруг? Что у него есть долг, другая жизнь. И она, молодая девушка, не может остановиться на стерилизованном вольном брате. Ей нужен нормальный парень, бизнесмен, нефтяник, инженер, директор фабрики. Но не наёмник, летающий по миру, чтобы убивать.

- Боже, до Нового года! – страдальчески проныла она. – Это так долго… я не представляю, как проживу без тебя хотя бы день, мы должны что-то придумать. Сандо, давай сбежим? Забери меня отсюда, и мы сбежим, потеряемся где-нибудь, спрячемся, а? – Золотой повторил про себя историю Николаса. Даже в горах Тибета, где порой невозможно что-либо отыскать, нашли жену и сына, убили. Где спрятаться? Как? От кого? Если бы знать, от кого. Прежде всего, необходимо узнать, кто пытался отравить Николь, без этого прятаться бесполезно. – Ты тут? Ты слушаешь?

- Да, - отозвался Сандо.

- Николас хочет увезти меня завтра. У нас один день, чтобы придумать что-то. Лучше всего сбежать ночью.

Наёмник продолжал хранить молчание. Николь опять занервничала, не слыша ласковых слов, к которым привыкла, не видя глаз, оттаивающих, когда смотрят на неё. Не держа возлюбленного за руку, она терялась и переживала, не представляя, куда девать свою рвущуюся любовь.

- Ты приедешь за мной? Ты заберёшь меня? Сандо, почему ты молчишь? Сандо! – слова стали подрагивать. «Только бы не расплакалась! – стиснул зубы золотой. – Как я могу сказать ей, что всё кончено? Что не приеду? Я не могу объяснить ей всё, не рассказав историю Николаса, а я не могу её рассказать вот так, мало ли…» - Сандо, ответь! Мы же сбежим вместе, правда? Следующей же ночью, с Николасом я постараюсь договориться, а если нет, то ты украдёшь меня, правда? Правда, Сандо? Сандо?! – Николь всё-таки заплакала и вольный брат, сжав в кулаке трубку, отвёл её от уха и стукнул по рычажкам, на которых ей положено было лежать. Всё было кончено.

Комментарий к Мрачные рассветы

*териак – универсальное противоядие

========== Цена жизни - любовь ==========

Энди уехал в Синьцзян-Уйгурский район снова, чтобы объяснять своему старинному другу, как вышло на этот раз покушение, и как идёт расследование. С ним покинули Циньхай и Николас с Николь. Третий сын, по слухам, пообещал больше не отпускать от себя сестру ни на шаг. О том, как та восприняла вынужденное возвращение на родину, никто не говорил. Никому не было дела до маленькой пострадавшей китаянки, разменной монеты в мужских играх. А целенаправленно Сандо ни у кого не спрашивал, была ли какая-то сцена в больнице или при отбытии. Не только внешнее спокойствие не позволяло заметить какие-либо изменения в наёмнике. Он и в собственной голове убеждал себя, что ничего не случилось. И ничего будто бы не случилось, он всего лишь вернулся к тому состоянию, в котором сюда приехал, в котором жил много лет. Он снова был холоден, решителен, сдержан, молчалив и угрюм. А выбивавшийся из череды тысяч таких дней краткий летний роман – это ничто. Такое забывается, остывает, исчезает. Или как шрам остаётся, но не болит, и не беспокоит, если не смотреть на него, то и не поймёшь, что он у тебя есть.