Сейчас или никогда

Попутно он заметил, что его руки дрожат, а во всем теле появилась слабость, словно в преддверии летаргического сна. Еще бы, он потерял столько крови, что даже на ногах трудно устоять. Будучи неплохим врачом, он прекрасно понимал, что с ним происходит, и знал, что надо спешить.

Допив водку, он медленно побрел наверх. Перед дверью заветной комнаты он тяжело опустился на колени и перевел дыхание. Из глубокой раны на шее сочилась кровь и стекала на пол, образуя небольшую лужу, но он уже не обращал на это никакого внимания. Сейчас перед ним стояла более важная задача. С трудом отыскав ключ, он просунул его в замочную скважину и несколько раз повернул, тратя на это, казалось, последние силы.

В комнате было темно, и только в дальнем конце у стены смутно мерцал зеленоватый свет, слабо освещавший огромный аквариум. Не поднимаясь на ноги, Блэйк пополз к нему и застыл, уставившись на слегка пузырящуюся в аквариуме жидкость. Наконец-то он пришел к ней.

— Я здесь, мама, — едва слышно прошептал он, протягивая руки. — Как и обещал, я вернулся к тебе.

Женщина в аквариуме медленно, как бы нехотя, повернулась к нему, но ничего не ответила. Да и как она могла ответить, если уже много лет была мертва, а ее рот и глаза были крепко-накрепко зашиты медицинскими нитками.

Конечно, он знал, что рано или поздно, так или иначе, но она перестанет изрыгать гадости в его адрес. Собственно говоря, именно поэтому он когда-то решил стать врачом. Он рано понял, что врачи могут безнаказанно делать все то, за что остальных просто-напросто сажают в тюрьму. Они имеют прямой доступ к ядам и наркотикам, устанавливают причину смерти, подписывают соответствующие заключения и при этом совершенно не опасаются неприятных последствий. А когда он начал изучать в университете патологоанатомию, то сразу понял, что это его призвание. Казалось, что сама судьба сделала ему этот подарок. Став патологоанатомом, он имел дело исключительно с мертвыми телами.

Он убил мать приятным летним вечером на берегу живописного озера в штате Вашингтон, куда они приехали, чтобы отдохнуть от городской суеты. Последнее время она чувствовала себя не очень хорошо, и он предложил ей посидеть на берегу озера и подышать свежим воздухом. А за неделю до этого он напоил ее апельсиновым соком, куда предварительно впрыснул небольшую дозу мышьяка. Она была недостаточной для немедленной смерти, но ее хватило, чтобы мать почувствовала недомогание и поделилась этой новостью с соседями.

Какое-то время они сидели на берегу и он слушал ее обычные упреки в том, что он неудачник. Негодный ребенок, неблагодарная свинья, несносный кретин и так далее, и тому подобное. Правда, он слушал ее ругань терпеливо, так как знал, что слышит это в последний раз.

— Что ты за врач такой, черт бы тебя побрал?! — продолжала измываться над ним мать. — Как ты можешь лечить людей, если не можешь вылечить собственную мать? Ты с детства был таким растяпой, что ничего хорошего от тебя ожидать не приходится. А теперь ты стал еще хуже. Ты даже на мужчину не похож, тряпка какая-то.

Он долго терпел ее унизительную ругань, а потом медленно повернулся и со всей силой ударил ее по шее. Она издала глухой стон, вытаращила на него изумленные глаза, а потом рухнула без сознания. Он оттащил ее в кусты, сорвал с нее одежду и долго с удовольствием колотил кулаками по обнаженному телу, пригибаясь, как заправский боксер. А в конце он изнасиловал ее, причем делал это настолько остервенело, что практически растерзал на куски.

Через пару часов он упаковал безжизненное тело матери в черный пластиковый мешок, который приготовил заранее, погрузил в багажник огромного автомобиля «линкольн-континенталь» и отправился домой, по пути слушая по радио бессмертный концерт Баха для виолончели с оркестром.

Пару дней спустя он с горечью сообщил ее немногочисленным друзьям и соседям, что мама перенесла сердечный приступ и умерла во сне. При этом он добавил, что она хотела, чтобы ее кремировали и не устраивали пышных похорон. А все, кто хочет помянуть ее, могут отправить деньги в какую-нибудь благотворительную организацию.

Через пару недель он объявил, что получил хорошее место в другом штате, продал дом, попрощался со знакомыми и соседями и навсегда покинул родные места, упаковав в багажник не только свои вещи, но и забальзамированное тело матери. На вырученные от продажи дома деньги он купил неплохой особняк в приличном районе Чикаго, где в специальной комнате поставил огромный аквариум с телом матери, чтобы можно было видеть ее в трудную минуту. А таких минут у него было немало. Иногда он приходил к ней, усаживался перед аквариумом и начинал рассказывать о своих проблемах и трудностях. А она улыбалась ему зашитым ртом и никогда не перечила, когда он рассказывал ей о своих амурных похождениях.

Из Чикаго он переехал в Сан-Франциско, потом в Лос-Анджелес и так далее, выбирая крупные города, где его никто не знал и где можно было найти неплохую работу. В конце концов он оказался в Бостоне, где, вероятно, и закончится его земной путь.

Блэйк прижался лбом к холодному стеклу аквариума и сложил перед собой руки.

— Я закончил все свои дела, мама, — тихо шепнул он, улегся на пол, вынул из кармана острый нож с длинным узким лезвием и тщательно вытер его. Подняв руки, он долго смотрел на них, а потом сделал глубокие надрезы на запястьях. Затем он протянул руки к аквариуму. — Видишь, мама, я сделал это, сделал!

Через несколько секунд силы окончательно покинули его, и он мог лишь наблюдать за тем, как лужа крови под ним становилась все больше, а вместе с кровью уходила и жизнь. Сколько раз он проделывал это с юными девушками и вот теперь сам оказался в их положении.

Мчась по улицам города на огромной скорости, Гарри обгонял все машины, не останавливался на красный свет и очень сожалел, что едет на полицейском «форде», а не на своем любимом «ягуаре». Последние несколько часов он пытался сосредоточиться на докторе Блэйке, но все мысли так или иначе возвращались к Мэл. В особенности после того как в больнице ему доложили, что Блэйк заходил 372 туда и спрашивал о миссис Мэллори Мэлоун. Джордан гнал от себя дурные мысли, но они навязчиво преследовали его, лишая покоя и порождая сумятицу в сознании.

Свернув к дому, он бросил взгляд на окна. Вроде бы все нормально. Гарри резко затормозил, вслед за ним остановились несколько полицейских машин. Скрип тормозов был настолько громким, что в соседних домах зажегся свет. Но в доме Блэйка все было темно и тихо.

— Ну вот мы и приехали, — сказал Гарри Россетти и поправил наплечную кобуру.

Они вышли из машины и осторожно подошли к дому. Специально вызванные полицейские снайперы заняли позицию. Еще одна группа рассредоточилась по периметру здания и блокировала все окна. Только после этого были включены фары автомашин, осветившие практически весь фасад. Гарри не был уверен, что Блэйк сейчас находится в доме, но он был обязан принять все меры предосторожности.

Приказав увести на безопасное расстояние соседей и зевак, Гарри взял микрофон.

— Доктор Блэйк, ваш дом окружен! Убедительно прошу вас включить свет и выйти с поднятыми руками. В ваших интересах сделать это немедленно.

Тишина показалась ему еще более угрожающей, чем несколько минут назад. Где-то над головой пролетел самолет. Небо было чистое, и на нем мерцали яркие звездочки. Не дождавшись ответа, Гарри посмотрел на Россетти:

— Готов поспорить, что он внутри. Печенкой это чувствую.

Тот недоуменно пожал плечами:

— Охотно верю тебе. Хотя у меня такой уверенности нет. — Гарри подал сигнал, и снайперы произвели несколько выстрелов по окнам. В ответ — тишина. Тогда он подошел к двери, прицелился и выстрелил из пистолета в дверной замок, но она почему-то не открылась.

— Слушай, — прокомментировал Россетти, — здесь небось столько засовов, что придется ломать. Настоящая крепость. — С этими словами он подошел к окну, разбил стекло рукояткой пистолета и сразу же пригнулся, ожидая ответных действий. Но их не последовало. Тишина была такая, что он слышал биение собственного сердца.