Поцелуй небес

– Граф Бернштоуэр, пэр Англии – представил седовласого джентльмена Антонии Астор. – Моя подруга Антония Браун. Граф лишь высоко поднял брови и почтительно приложился к ручке "подруги". Сюда не водили дам полусвета. Здесь полагалось появляться с дамой лишь после обручения. Тони не знала, что Астор нарушил устав и слегка смутил графа формулировкой "подруга".

– "Невеста" прозвучала бы более уместно, – сказал он, усаживая Тони за свой столик в ресторане. – Но я терпелив. Хотя, как оказалось, нагл. Сегодня я с наслаждением возмущал общественное мнение. Но у меня было такое ощущение, что мы подписываем брачный контракт. – Джон сжал руку Тони и странно посмотрел в глаза. Впервые в голову Тони закралась кощунственная мысль: а что, если лорд – сумасшедший – из тех благопристойных типов, изображающих в повседневной жизни паиньку, а по ночам насилующих жертв извращенным способом, предварительно удушив капроновым чулком? Привыкшая к поклонению Тони Браун никак не могла объяснить вихрь внезапной влюбленности Лорда. Уж очень все стремительно, скандально и неразумно для мужчины такого полета и подобного характера. "Умопомешательство, возможно, на эротической почве" – единственный диагноз, казавшийся ей приемлемым в данной ситуации. "Веление могущественных тайных сил. Магическое кольцо," – Решил Джон, выискавший в своих волшебных книгах касающееся его вспыхнувших чувств к мисс Браун пророчество. Сразу же, после возвращения из Флоренции, прибегнув к редкому ритуалу гадания, он прочел: "И станет зов крови твоей судьбою. И взойдет судьба твоя в созвездии Льва. И будешь ты властвовать над плотью земной и нетленным Эфиром, и воссияешь ты – мужчина, владыка и воин. Через тернии – к обладанию. Другой путь – тьма." Никогда еще не ложились в его гаданиях мистические знаки таким победным шестиугольником. Ни одна женщина не входила в его кармическую схему так властно и неотвратимо. И сейчас, сидя напротив Антонии, Джон точно знал время исполнения предначертаний – 31 октября Канун для всех Святых – его звездный час. Значит – послезавтра… Антония удивлялась, как бесконечно долго длился этот ужин, как дотошно обсуждал с представительным официантом все нюансы приготовления блюд Астор. Оказывается, здесь постоянно держали наготове специально для него свежую дичь и красное сухое вино Шато Икем разлива 1957 года. Ньюансы готовности спаржи, сухарного соуса на каштановом шотландском меду, цвет корочки запеченного птичьего крыла – все обсуждалось с такой осноательностью, будто имело громадное государственное значение.

– Не сомневаюсь, Антония, что выбор вина к блюдам имеет для вас большое значение. Вы – воплощенная гармония, а ее законы всеобщи, идет ли речь о музыке или кулинарии… Правда, вам вероятно, ближе французская традиция? – в тоне Астора не было и тени насмешки, но уж поскольку речь зашла о сопоставлении английских и французских менталитетов, служащем пищей для бесконечных серьезных дебатов и анекдотов, Тони поспешила заверить:

– Увы, у меня нет определенных предпочтений, как впрочем и авторитетов. Я по натуре космополит, а по крови представляю невероятный коктейль… Это не смущает, вас, лорд?

– Уверен, что каждый из нас намного сложнее данных, представленных в актах рождения и медицинских справках… В иных воплощениях, я, наверняка, был жителем Востока. Вы видели мои коллекции – это не просто увлечение, призванное заполнить пустоту во времени. Это – влечение души… – на лице Астора, появилось задумчивое и вместе с тем возвышенное выражение, какое бывает на лицах верующих во время праздничных органных месс. Тони впервые заметила, что ее поклонник, не просто "представителен", но и очень красив. Это была красота безупречного соответствия стилю, а стиль предопределен аристократизмом и особой значительностью. Словно угадав ее мысли, Астор продолжил:

– Я чувствую, что прожил там не одну, а десять жизней… Но по всей своей нынешней сути – я истинный англичанин и поборник английского стиля.

– Вот-вот! Именно об этом я сейчас думала, – обрадовалась Тони. Английский стиль – это нечто совершенно особенное. Джон поставил бокал, по ученически сложил руки и отрапортовал очень четко, будто держал речь перед избирателями:

– Английский стиль – это очень высокое качество, сдержанность, простота и удобство. Элитарность и демократизм. А главное – безупречное соответствие ситуации! Тони захлопала в ладоши:

– Хотя сейчас я поступаю абсолютно не стильно – французская девчонка в храме великобританских традиций.

– Оставайтесь такой и тогда мы избавимся от нашего единственного национального недостатка – скучности, – серьезно возразил Джони.

…"Вот так будущей леди Астор предстоит проводить вечера и ночи насмешливо думала Тони после того, как лорд проводил ее до дверей номера, не сделав ни малейшей попытки перейти к сближению: пригласить девушку к себе на кофе, или же под благовидным предлогом проникнуть в ее "люкс".

Подобным же образом завершился и второй день: сногсшибательная демонстрация новой подружки на торжественной службе в Вестминстерском аббатстве по случаю 95-летия победы Великобритании в какой-то битве, бал у лорда-канцлера и снова деликатные проводы до дверей номера. Хотя Антония и решила заранее, что пройдет путь до обручения "девственницей", не позволив лорду "запятнать ее репутацию", но такое обращение почему-то слегка обижало ее. Другое дело оказывать сопротивление, удерживаться от соблазна. А если никто и не пытается соблазнить? Странно… Уже светало и Антония хорошо различала на полу, возле кровати свое золотистое бальное платье из твердой королевской парчи. От негодования она не могла уснуть, размышляя как оценить пренебрежение лорда – как внешнюю сдержанность джентльмена или тайный страх импотента, не рискнувшего явить себя в невыгодном свете? Тони включила телевизор и, поймав программу американского спутникового TV, наткнулась на голос Уорни. Как громом пораженная, она настроила изображение, увидев восседающего на сцене в инвалидном кресле Клифа. Низ сцены заволокло туманное облако, окутывая загипсованные до колен ноги певца и, казалось, что он, вместе со своей гитарой, парит над темной землей, мерцающей мириадами огоньков: это светились в руках бушующих от восторга зрителей зажигалки. Внизу экрана бежала информационная строка как частоколом перебиваемая восклицательными знаками: "Неистовый Лиффи снова на сцене! Его ноги спасены! Его привезли к нам на санитарной машине! Превозмогая боль Клиф поет для своих многомиллионных поклонников новую балладу "В канун дня Всех святых". Браво, браво, Лиффи!" Антония обратилась в слух. Это была та мелодия, которую сочинил Лиффи для нее на чердаке заброшенного дома после ритуала "очищения", но теперь она звучала по другому – агрессивно и яростно! Ее пел Двурогий Бог, обращаясь к своей послушной пастве, а припев: "Моя кровь и мое тело принадлежат тебе," – в экстазе подхватил весь зал. Так вот оно что, сегодня 31 октября – ритуал уикки, шабаш в замке! Лиффи отметил его по-своему, устроив ритуал в огромном концертном зале. И после всего, что он сделал с ней, он вопит через материки и океаны эти слова! Проклятый ублюдок! Ах как хотела бы сейчас Тони оказаться на том чердаке, но уже не бедной, испуганной девчонкой, дрожащей от страха и непонятного еще возбуждения, а ведьмой всесильной, безжалостной! Она бы сумела отомстить ему! Антония вспомнила нынешний вечер и руку Астора, лежащую у нее на талии. Они возглавили первый вальс – "Сказки венского леса", открывая роскошный бал.

– Dоlce, doloroso… – нежно, скорбно шептал ей в щеку Джон, унося по кругу, среди расступающихся пар и Антония поняла, что не сможет устоять, если Астор увезет ее к себе домой. Нет! Она не будет изображать застенчивую невинность – она будет ведьмой! И кем бы не оказался ее загадочный кавалер – джентльменом или импотентом, этой ночи он не забудет никогда!.. Но она вновь оказалась одна с воровски проникшим в холодную спальню голосом Лиффи. Тони выключила телевизор, проглотила таблетку снотворного и перед тем, как уснуть, чиркнула записку Шнайдеру: "Не будить до двенадцати. Заказать рейс на Париж на 15 часов." Гудбай, английский зануда Астор… Проснувшись она не сразу поняла, где находится: вся комната уставлена букетами лилово-черных тюльпанов. Продолговатые лепестки лоснились глянцем воронова крыла. "Так вот они какие – сказочные сумрачные цветы! – Тони вытащила из вазы тюльпан и положила на грудь – прохладное, влажное прикосновение, как губы вампира. Часы показывали 13.30. В чем дело, где Шнайдер?" – она вскочила, отшвырнув ногой тяжелое бальное платье.