Смертельные друзья

У меня были и другие заботы. Вчерашняя встреча с представителями французской косметической фирмы «Мушетт» прошла довольно напряженно. Зная, что платить по счету придется мне, они, с их французским гурманством, заказали шикарный обед с вином, ликерами и прочими удовольствиями. Пробуя блюдо за блюдом, они со знанием дела критиковали английских поваров и в таком же духе проводили тактику в отношении наших изданий. Это стандартная практика в рекламном мире. Прежде всего надо смешать с грязью партнера. Они известили меня, что в настоящий момент гораздо привлекательней иметь дело с радиостанциями, чем с журналами, публикация в которых практически бессмысленна. Они проинформировали меня и о том, что их агент по розничной продаже убеждает их вообще прекратить сотрудничество с журналами и ориентироваться на телевидение. И, наконец, меня поставили в известность, что компания крайне неудовлетворена уровнем подачи в наших изданиях материалов о новом мягком скрабе и геле для век. Словом, они классически прошлись по всем статьям.

Жан-Марк Леной, президент совета директоров «Мушетт», – лощеный и вполне аморальный тип лет пятидесяти. Единственное, что я о нем знаю наверняка, это то, что живет он на пляс де ла Мадлен, чем очень гордится, и что у него есть любовница, которая сопровождает его во всех вояжах.

С такими клиентами, как Леной, надо всегда держать ухо востро, поскольку деловые решения, которые они принимают, базируются отнюдь не на логике. Их поступки диктуются соображениями собственных тщеславных запросов и личными предубеждениями. Достаточно пренебречь приглашением на какую-нибудь организованную им презентацию или на обед, и он без малейшего сомнения или сожаления порвет всякие связи с «Кутюр». Подозреваю, что он даже не читает журналы, которые мы ему высылаем, и не интересуется их тиражами и популярностью. Ему важно одно: чтобы его собственная фотография красовалась в них как можно чаще. Если его ожидания не оправдываются (что случается довольно часто, когда приходится выбирать шесть фотографий из шести сотен), он обязательно звонит мне и подолгу выясняет отношения.

«Поймите, речь не обо мне, – нудит он, – мне лично совершенно наплевать, есть моя фотография в том или ином журнале или нет. Но вы нанесли оскорбление компании «Мушетт». Когда люди смотрят на фотографии, зная, что я присутствовал на данном событии, и не находят меня, они задаются вопросом – а по какой такой причине «Кутюр» пренебрегла компанией «Мушетт»?

Вот почему у нас появляется гораздо больше фотографий Жан-Марка Леноя, чем он заслуживает.

На этот раз он явился с двумя специалистами по маркетингу, в том числе с шефом отдела Пьером Ру, первостатейным подонком. Он, как всегда, вырядился в темно-синий блейзер с золотыми пуговицами, серые фланелевые брюки и шелковый галстук от «Гермеса» с желтыми и зелеными жирафами. Он, наверное, и спит в этом костюме. У него отвратительная кожа – что довольно странно, если иметь в виду беспримерные притязания их фирмы, – пористая, усыпанная красными угрями. Он только что прошел курс обучения в Институте менеджмента и бизнеса в Фонтенбло и всюду появлялся с ноутбуком компании «Эппл». Пользуясь малейшим предлогом, он извлекал на свет компьютер, чтобы проиллюстрировать небывалые достижения «Мушетт» на мировом рынке духов и кремов.

Я, должен признаться, скептически отношусь к этим впечатляющим показателям. Насколько я знаю из своих источников, дела у «Мушетт» идут совсем не так блестяще, если не сказать плачевно. Жаль, потому что она пока остается чуть ли не последней французской косметической фирмой, еще не проглоченной гигантами отрасли. Мы бы предпочли, чтобы они оставались самостоятельными: конгломераты имеют мерзкое обыкновение кучковаться в своих заповедниках. «Мушетт» следует глядеть в оба, чтобы не оказаться в чужих руках. Но пока у них рулят такие люди, как Леной и Пьер Ру, у меня на это мало надежд.

Свое последнее слово Пьер Ру припас на десерт. Я заметил, что всякая мелкая сошка любит прибегать именно к такому маневру. Во время всего обеда болтают о пустяках, про детей, про политику, а напоследок взрывают бомбу, которую держали под столом.

– А теперь я должен сказать нечто для вас важное, – объявил он. – Взгляните сюда, на экран. – Он подвел курсор к какой-то таблице. Я скосил глаза к монитору. При ярком свете ресторанного зала трудно было что-либо ясно различить. – Это, – продолжил он, указывая на первую колонку, – наша текущая реклама в корпорации «Уайсс мэгэзинз». А вот здесь, – он перевел стрелку к другой колонке, – та же самая информация касательно изданий «Инкорпорейтид».

Я понимающе кивнул. Ничего нового для меня в этом не было. Мы отслеживаем рекламу в изданиях наших конкурентов.

– А теперь я скажу нечто, что вас, должно быть, удивит, – произнес он. Самомнение этого хлыща начинало действовать мне на нервы. Наверняка его предки во времена якобинской диктатуры составляли черные списки для гильотины. – В этом году, – продолжил он, – «Мушетт» не будет распылять рекламный бюджет. Мы поступим вот так.

Он нажал на клавишу, и на экране появилась одна широкая колонка.

– Одна компания получит все, все девятьсот тысяч фунтов, отпущенных на рекламу. Победителю – все, проигравшему – ничего.

С точки зрения стратегии продажи кремов для лица глупее ничего нельзя было и придумать. Но Пьер Ру, казалось, был чрезвычайно доволен. Видимо, он почерпнул эту блестящую идею в Институте менеджмента.

– И каковы причины этого шага?

– Кооперация, – ответил он. – Нам нужен издательский дом, с которым мы готовы установить самые тесные связи. В целях прогрессивного партнерства. Вы получаете приоритет как наш рекламополучатель. В ответ мы ожидаем от вас симметричных мер.

– Что конкретно?

– Вам решать. Это может быть дополнительный объем скидок, может быть что-то другое. Увеличение рекламных текстов, эксклюзивы для новинок, да мало ли что!

– Насколько вам известно, Пьер, мы не диктуем нашим редакторам темы материалов.

Он сардонически фыркнул:

– Как я уже сказал, дело ваше. Не мне учить вас, как вести свои дела. Однако я полагаю, ваши редактора не станут артачиться, если вы доходчиво объясните им, что поставлено на карту.

– Видите ли, Пьер, я вообще не собираюсь доводить до сведения наших редакторов этот разговор. Это вопрос коммерции, а не журналистики.

Мне ужасно не нравился оборот, который приняла наша беседа. И я сердился на самого себя, что завелся. Все прекрасно знают, что между журналистикой и коммерцией нет никакой Великой Китайской стены, это чисто условная граница, но я горжусь, что у нас она все-таки существует. Мне оскорбительно было слышать, как легко Пьер рассуждал о том, что наших сотрудников можно купить оптом.

– Сколько у нас времени до этого голландского аукциона?

– Что значит «голландского аукциона»? – переспросил он. Видимо, в институте этого не проходили.

– Это старинное английское выражение, – объяснил я. – Аукцион, который происходит не по правилам: цена не повышается, а идет вниз.

– Кит, – сказал он, – вы меня огорчаете. Вы неконструктивно восприняли мое предложение. Так нельзя! Уверен, мистер Уайсс с пониманием отнесся бы к этому нововведению. Говард Тренч вел себя гораздо благоразумнее, когда я представил наш план в «Инкорпорейтид». Он очень заинтересован в том, чтобы увеличить у себя объем нашей рекламы.

Кто бы сомневался!

– Что же касается сроков, давайте встретимся в ближайшую среду в четыре часа в Париже. На авеню Монтень.

То есть через три рабочих дня?! Ублюдки!

Обед обошелся в 250 фунтов. Пусть Барни Уайсс раскошеливается.

Вот обо всем этом я и размышлял, сидя в пятницу в своем офисе на Парк-плейс в ожидании информации о продажах, которая должна была поступить в четыре часа.

Но первые сведения пришли раньше. Норман почти весь день провел на связи с распространителями, и они держали его в курсе дел. К тому же он зарядил весь свой отдел на отслеживание процесса, и его сотрудники обзванивали ключевые точки, особенно на железнодорожных станциях. В обед он позвонил мне и сообщил, что номер идет на «ура». Теперь, без четверти четыре, Норман был просто в экстазе.