Никому не доверяй

Проследив за взглядом Броуди, стоявшая рядом с ним брюнетка сообщила:

– Пожилой мужчина – это Лу Эдвардс, хозяин «Серебряной луны», а женщина, с которой он разговаривает, – его дочь. Я познакомилась с ней за завтраком, вот только не припомню, как ее зовут.

«Уж я-то не забуду», – подумал Броуди, с трудом заставив себя взглянуть на брюнетку.

– Наверное, внутренним убранством гостиницы – всем этим антиквариатом и украшениями – занималась именно она? – с деланным безразличием предположил он.

– Нет, Лу купил «Серебряную луну», когда вышел на пенсию. По его словам, гостиница тогда была в совершенно запущенном состоянии. Он сам отремонтировал здесь все и сам же приобрел всю обстановку – причем здесь же, в «винной долине». – Женщина многозначительно заглянула в свой почти опустевший бокал. – Кстати, я не видела вашего номера, а вот в моем – самый настоящий камин. И огромная кровать с балдахином!

– А в моем номере стоит шестиспальная дубовая кровать с водяным матрацем и вибромассажем. Но круче всего, что стеллажи с книгами отодвигаются, а за ними – целый стадион. Сегодня вечером, к примеру, там – футбол.

Брюнетка с оскорбленным видом развернулась и пошла прочь, бормоча что-то относительно невежливости здешних мужчин. А Броуди снова повернулся и посмотрел туда, где всего минуту назад стояла белокурая женщина. Однако в гостиной уже никого не было.

Поскольку Броуди не испытывал желания с кем бы то ни было разговаривать, он, не выпуская из руки бокала со скотчем, вышел в темный сад и пошел по тропинке по направлению к беседке. Она оказалась дальше, чем ему показалось поначалу, и Броуди даже удивился тому, что дал такую промашку. Одной из главных составляющих его профессиональной подготовки было умение правильно оценивать дистанцию до того или иного объекта. Переступая сразу через две ступени, он поднялся по невысокой лесенке и вошел в беседку. Она стояла на возвышении, и отсюда открывался красивый вид на долину. Некоторое время Броуди любовался покатыми холмами с идеально ровными рядами виноградников, но затем луна скрылась за пушистым облаком, и наступила непроглядная мгла. И все же, прислонившись плечом к столбу, Броуди продолжал вглядываться в темноту. Его мысли снова вернулись к Джанкарло Хоуку, и он задумался о том, почему его отец решил разыскать его спустя столько лет. Черт возьми, ведь ему уже скоро стукнет тридцать! Так почему только сейчас, а не раньше?..

Наверное, причину этого нужно искать в слове «враги», которое отец употребил в своем письме. А поскольку профессией Броуди была борьба с терроризмом, можно предположить, что отцу понадобилась его помощь.

Из раздумий его вывел звук шагов, раздавшийся на тропинке. Другой человек, скорее всего, ничего бы не услышал, но не таков был Броуди Хоук. Годы тренировок не прошли для него даром, и сейчас он невольно напрягся, чутко вслушиваясь в темноту. Шаг, еще один…

Было слишком темно, чтобы различить, кто идет по тропинке, но по звуку «тюлень» безошибочно определил, что это женщина. «Вероятно, та самая брюнетка, что флиртовала со мной на террасе», – подумал Броуди и бесшумно отошел в самую густую тень, поставив стакан с виски на перила беседки. У него давно не было женщины, и он испытывал сильный мужской голод. Стремясь удовлетворить его, джентльмен, наверное, пригласил бы даму на ужин, но Броуди в том, что касалось секса, отличала грубоватая откровенность – и с самим собой, и с другими. Он этим даже отчасти гордился.

Как бы то ни было, с навязчивой брюнеткой ему не хотелось иметь дело. Очень уж ему понравилась та, другая – белокурая.

Тори шла по тропинке, надеясь найти Эллиота. Она знала, что он здесь, поскольку видела его черный «Порше» на стоянке возле «Серебряной луны». Его приезд удивил ее. Она полагала, что Эллиот будет занят в «Хоукс лэндинг», принимая многочисленных друзей и родственников, съезжающихся на похороны старого Хоука.

Разговаривая в гостиной с отцом, она бросила случайный взгляд в окно и вдруг увидела его на террасе. Это тоже было странно: почему вместо того, чтобы присоединиться к ним, он стоит там со своим обычным бокалом скотча и беседует с какой-то незнакомой ей брюнеткой? Может, она для него что-то значит? При этой мысли Тори ощутила легкий укол ревности.

В конце концов она решила, что Эллиота и эту женщину наверняка что-то связывает, иначе он вряд ли оказался бы здесь в такой момент. Старинные лампы, установленные ее отцом на террасе, давали слишком мало света и не позволяли Тори как следует разглядеть брюнетку, но даже в полумраке она казалась очень привлекательной. Проводив отца наверх, Тори вышла на террасу, чтобы поговорить с Эллиотом, но его уже и след простыл. Один из гостей сказал, что видел, как он спускался по тропинке в сад.

«Может, он хочет побыть один? – подумала Тори. – Смерть отца стала для него тяжелым ударом, да к тому же теперь на его плечи ложится все бремя забот о семейном клане Хоуков».

Она замедлила шаг, и в голову ей снова полезли мысли о том, почему она не может выйти замуж за Эллиота. Наверное, одной из причин этого является его семья. Они, в общем-то, были вполне симпатичными, веселыми итальянцами, но при этом представляли собой некую замкнутую касту, проникнув в которую человек со стороны будет чувствовать себя весьма неуютно. А ведь если она выйдет за Эллиота, ей придется постоянно общаться с этими людьми.

Однако, несмотря на все это, Тори очень импонировала в Эллиоте его привязанность к своей семье, верность и постоянство чувств. Он являл собой полную противоположность Коннору Андерсону, у которого не было семьи и который никогда не хотел детей. Профессиональный каскадер, пользующийся большим спросом у киностудий, Коннор жил ради опасностей. Даже теперь, вспоминая о нем и о его трагической гибели, Тори испытывала глубокую грусть, хотя его не было в живых вот уже пять лет.

Тори подошла вплотную к беседке, пытаясь определить, там Эллиот или нет, однако луна все еще не вышла из-за облаков, и поэтому разглядеть что-либо было практически невозможно. Она опять спросила себя, не сказать ли ему прямо сейчас, что не сможет выйти за него замуж. И опять решила, что не стоит. Слишком уж много получится плохих новостей за такое короткое время. Пусть сначала предаст земле отца. В конце концов, два-три дня ничего не изменят.

– Привет, это я, – проговорила Тори, поднимаясь по ступеням в беседку. – Ты здесь?

– Да, – прозвучал ответ из темноты.

Голос показался Тори необычно низким, но она вспомнила, что ночью по телефону Эллиот говорил точно так же. Узкий лучик света, вырвавшийся из-за облаков, отразился в хрустальном бокале, стоявшем на перилах, и Тори поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Он действительно пришел сюда, чтобы выпить свой скотч в одиночестве и побыть наедине со своими мыслями. Острое чувство жалости сдавило ей горло. Тори лишь на секунду представила себе, что умер ее отец, и грудь сразу пронзила резкая боль.

Эллиот наверняка испытывает сейчас все муки ада, а она даже не знает, что сказать или сделать, чтобы помочь ему. А ведь она прошла через то же самое, когда погиб Коннор, и понимала, что это такое – потерять близкого человека. Но с Эллиотом все было не просто. Его чувства собственного достоинства хватило бы на дюжину мужчин. Он ни за что не хотел показаться слабым – даже при том, что в оплакивании любимого человека нет ничего постыдного.

Тори вынуждена была признаться себе, что никогда до конца не понимала Эллиота, и это являлось еще одной причиной, по которой она до сих пор тянула со свадьбой. Она мечтала о духовной близости, которой в свое время, к сожалению, не существовало между ней и Коннором. Ей не хотелось делать одну и ту же ошибку во второй раз. Нет, она не считала свой первый брак ошибкой, но… В нем чего-то не хватало. Точно так же, как и сейчас.

Впрочем, это туманное «что-то» было скорее на ее совести: в неудачном развитии отношений между ними Эллиот был не виноват. Тори просто не могла отдать ему себя, не могла заставить себя заняться с ним любовью, И надо сказать, Эллиот проявлял удивительное понимание того, что творится в ее душе. Он понимал – и неоднократно говорил об этом, – что ей понадобится немало времени для того, чтобы снова полюбить мужчину и сблизиться с ним. Но теперь самой Тори казалось, что этого уже никогда не произойдет, а потому она считала, что продолжать водить Эллиота за нос просто нечестно. Тем более что он – лучший мужчина из всех, которых ей доводилось встречать в своей жизни.