Тайна Дамы в сером

Спать не хотелось ничуточки. Очень хотелось есть.

– Я могла бы что-нибудь приготовить из того, что есть в холодильнике, – не совсем уверенно предложила Аделаида.

Карл от предложения пришел в восторг и немедленно потащил ее на кухню – Аделаида едва успела влезть в шлепанцы и ухватить халатик.

– Только я не умею пользоваться здешней микроволновкой…

– Знаешь, – мечтательно заявил Карл, – я давно хотел попробовать одно национальное русское блюдо. Не знаю, как оно готовится, но уверен, что микроволновая печь тут совершенно ни при чем.

Аделаида, обшаривавшая кухню в поисках фартука, выпрямилась и посмотрела на него.

– Оно называется «печеный картофель». Нет, если это сложно…

Аделаида закашлялась и зажала рот рукой.

– Это, конечно, будет непросто, – услыхал затем Карл, – но я постараюсь. Разожги камин.

Когда он ушел, Аделаида достала из холодильника пакет с картошкой и высыпала ее в мойку, чистую, сверкающую, возможно даже, стерильную. Картошка, впрочем, тоже выглядела так, будто ее не только промыли, но и тщательно протерли щеткой, уничтожив малейшие следы почвы; вдобавок она была белая, не мелкая и не слишком крупная, в золотистой тонкой кожице, без глазков, порезов, болячек и прочих дефектов. Надо будет обязательно спросить, где достал, сказала себе Аделаида, открывая кран и споласкивая клубни вспененной и очищенной двойным фильтрованием водой – не потому, что в этом была необходимость, а потому, что так полагалось делать.

– Мне нужны будут угли! – крикнула она в гостиную. И задумалась.

Если ей не померещилось и он действительно сказал то, что сказал, спрашивать про картошку ей не придется. Вряд ли в Париже или Цюрихе могут возникнуть проблемы со свежими корнеплодами.

– Извини, – в дверях возник Карл с каминными щипцами в руках, – я не совсем понял про угли.

Тут уже Аделаида не выдержала, упала на стул и от души расхохоталась.

На вкус картошка оказалась так же хороша, как и на вид. Аделаида не стала разубеждать Карла, восхищавшегося ее кулинарным искусством и уплетавшего нехитрое блюдо с таким видом, будто это был изысканнейший и сложный деликатес. Он весь перемазался сажей, и его зубы и белки глаз казались сейчас, в свете камина, особенно белыми.

– На кого ты похож, директор лицея, – укоризненно заметила Аделаида, тщательно вытирая салфеткой кончики пальцев, – видели бы тебя сейчас твои коллеги в Цюрихе.

– Они все просто умерли бы от зависти, – заверил ее Карл, – особенно если бы увидели, какая женщина составляет мне компанию.

Аделаида покраснела от удовольствия и опустила голову.

– Впрочем, им недолго осталось ждать, – продолжал Карл, вытаскивая из золы последнюю картофелину, – летом я тебя с ними познакомлю.

– Э… в качестве кого? – решилась наконец Аделаида.

– В качестве жены, разумеется, – ответил Карл.

Нет, я точно брежу, подумала Аделаида. Или сплю. Ничего этого нет. Сейчас я проснусь и пойду на работу.

– Что-то не так? – с легкой тревогой в голосе спросил Карл. – Мне казалось, что мы с тобой уже выяснили этот вопрос…

Нет, все-таки не брежу, решила Аделаида. И не сплю. Таких снов просто-напросто не бывает. А значит, все это происходит на самом деле.

Губы ее зашевелились сами собой, опережая недогадливый мозг.

– Выяснили. Да. Конечно. Вот только я не помню – когда…

– Ну, как же? – удивился Карл. – Вчера, около полуночи, в «Каравелле». Ты представила меня Елизавете Воронцовой как своего мужа.

«Каравелла», – терпеливо повторил он, глядя на онемевшую Аделаиду, – это такой ресторан. Мы там были. Вчера. Ты сделала мне предложение, и я его принял.

Вспоминая впоследствии этот момент, Аделаида никак не могла решить, о чем же она подумала в первую очередь. В ночном небе лопались фейерверки, звенели праздничные колокола, и бревенчатые стены дома сотрясались от громовых поздравлений. Среди всего этого шума и гама, среди летящих серпантиновых лент и дождя из конфетти вдруг всплыло печальное, несмотря на нахально-вызывающее выражение, лицо Лизки Воронцовой. «Лизанька, – умилилась Аделаида, – как хорошо, что ты пришла! Ведь это тебе, милая, я обязана своим счастьем!»

Наверное, это и было ее первой осознанной мыслью. Аделаида тряхнула головой, открыла глаза, и вся свадебная кутерьма в ее голове мгновенно утихла. Не будет ничего этого, твердо сказала себе Аделаида. Мне это не нужно, и ему тоже. Вряд ли он станет настаивать на колоколах, серпантине и белом платье невесты, похожем на снежный ком. Мы тихо и скромно распишемся в мэрии… или где у них там принято расписываться, и сразу же уедем в Альпы. И никаких гостей, никакого банкета, никаких пьяных воплей «горько!», или что там кричат в Швейцарии. Извини, Лиза. Я лучше пришлю тебе в подарок ящик твоего любимого крымского шампанского. И не скажу почему.

Потом Карл, отмывшийся от сажи, позвал ее гулять, и она, торопливо одеваясь в спальне, подумала, что пойдет охотно и с удовольствием – как будто нет ничего естественнее и разумнее, чем прогулка в три часа ночи в глухом лесу, под уходящей луной, по раскисшему от дневных оттепелей снегу.

Карл ждал ее внизу, держа в руках какую-то книгу.

– Это тебе, – сказал он.

Аделаида приняла подарок осторожно и благоговейно, словно это было бриллиантовое колье.

Между тем это был всего-навсего учебник немецкого языка. Для начинающих.

– Не самый хороший, но лучший из того, что я смог здесь найти, – объяснил Карл. – Я купил его в прошлое воскресенье в Городе.

– Неделю назад? – поразилась Аделаида. – Значит, ты уже тогда знал, чем у нас с тобой кончится?

– Не кончится, а начнется, – поправил ее Карл, подавая пальто, и скромно добавил: – И не знал, а надеялся.

В лесу оказалось хорошо – еще лучше, чем было в парке в ту их первую, незабываемую прогулку: свежо, и озеро тихо дышит где-то за деревьями, и звезды висят над темными навершиями елей, словно забытые новогодние украшения. Кто-то, заботящийся об удобстве и комфорте жителей поселка, проложил вдоль берега озера асфальтовые дорожки.

Аделаида, прогуливаясь под руку с Карлом по одной из таких дорожек, вновь почувствовала себя давно и очень близко знакомой с ним. Это было очень приятное, греющее чувство, чувство надежности и комфорта, чувство определенного будущего рядом с человеком, который, помимо всего прочего, способен понять тебя даже и без слов, с которым можно свободно говорить на любые темы и которому (наконец!) можно смело задавать любые вопросы.

Например, почему бы ему не задержаться в России еще на некоторое время?

– Я бы задержался, – сказал Карл, – и визу бы мне продлили без проблем. Но мне нужно в воскресенье быть в Цюрихе, а в понедельник – в Вене. Моя младшая дочь выходит там замуж.

– Свадьба? В понедельник? – удивилась Аделаида. – Несколько необычно, ты не находишь?

– О, моя Лусия всегда имела склонность к неожиданным и оригинальным поступкам, – заявил Карл тоном человека, которого эти странности очень скоро заботить уже не будут.

– Вот и моя Лена тоже, – вздохнула Аделаида, – еще когда маленькая была…

Аделаиде в жизни не так уж часто выпадала возможность выговориться. По большей части ей приходилось слушать чужие излияния, а поскольку она была хорошим слушателем, внимательным и терпеливым, то это происходило чаще и в гораздо бо́льших количествах, чем ей хотелось бы.

У нее не было ни умения, ни привычки говорить о себе самой или о своей семье. Начав рассказывать Карлу о своей дочери, она смущалась, замолкала в поиске нужных слов или, наоборот, перебивала саму себя. Но вскоре, заметив, что он слушает с неподдельным интересом, совершенно успокоилась на этот счет и разговорилась; кончила же тем, что во всех Елениных неудачах, в том, что та была недовольна и своим замужеством, и многими другими жизненно важными вещами, обвинила себя – не без легкой, потаенной надежды, что Карл с ней не согласится и станет убеждать ее в том, что она прекрасный воспитатель и свой материнский долг выполнила полностью.