Безумно горячий (ЛП)

– Похоже, копы не понимают, кто она, так что, вероятно, нам стоит за ней приглядывать. Я свяжусь с генералом Грантом, на случай, если здесь происходит что-то посерьезнее, чем было запланировано, – сказал Дилан.

Хокинс скосил на него холодный взгляд.

– Мы с тобой на гребаной садовой вечеринке – как тут может быть что-то несерьезное?

Мрачной улыбкой Дилан подтвердил свое согласие.

Господи Иисусе, ну и путаница. Хокинс снова посмотрел на Катю Деккер и почувствовал, как что-то холодное сжимается в груди. Она дорого ему обошлась. Любовь к ней дорого ему обошлась.

Если бы Дилан и его адвокат с Семнадцатой улицы, надрывая задницы, не открыли дело заново, гнить бы ему в тюрьме и дальше. Решающим фактором стало признание бродяги по имени Мэнни Уайт, сделанное перед самой смертью. Самого по себе признания могло быть недостаточно. Мэнни был пьяницей, чья связь с реальностью в лучшем случае могла назваться «незначительной», но с одной стороны на суд давили адвокат с Диланом, с другой – признавался Мэнни. И Хокинса освободили.

Он был выносливым, когда попал туда, но не таким выносливым, как думал, и не таким выносливым, как нужно было. Не в девятнадцать лет. К тому времени, как он вышел в двадцать один год, он уже убил человека и весь его мир перевернулся – благодаря Кате Деккер.

На сцене Катя отдала последние распоряжения по установке первой картины, и ведущий аукциона ступил на подиум. Полотно было, как минимум, шесть на восемь футов и представляло собой изображение прекрасных цветочных лепестков в мощной узорчатой позолоченной раме. Он узнал работу Олега Генри. Хотя в собственную коллекцию он бы ее не купил, но все же признавал, что картина была красивой, а цена ее явно увеличилась вместе с ростом авторского успеха.

Ирония этой ночи не укрылась от него. Тринадцать лет назад его бы и на сто ярдов не подпустили к месту, где выставлялись работы Олега Генри или другие коллекционные картины. Тринадцать лет назад никто бы не позволил ему находиться здесь. Тогда он выглядел тем, кем был: уличным парнишкой, одним из самых искусных угонщиков, заставлявшим полицейских хорошенько попотеть. Дилан, какое бы преступление ни совершил, всегда умудрялся выглядеть невиновным, но Хокинс знал: он сам и остальные парни из автомастерской на Стил Стрит одним внешним видом наводили на мысль о неприятностях.

Точно также вся эта чертова садовая вечеринка выглядела как большая неприятность. Ему нужен либо еще один скотч, либо место в самолете, направляющемся в Колумбию. И ему совсем не нужно болтаться на аукционе среди кучки светских львиц типа Кати Деккер.

Взглядом он проследил, как она пересекает сцену амфитеатра и спускается по ступенькам. Ее платье могло бы быть куда более щедрым: маленькое черное ничто с разрезом на бедрах. С копной светлых волос, золотистым загаром и длинными ногами на тонких каблуках она должна была выглядеть дешевкой.

Но не выглядела. Она казалась шикарной и дорогой. Ожившая калифорнийская мечта. Барби с претензиями.

У нее была татуировка, которая странным образом его раздражала. В восемнадцать лет ее не было. Она не пряталась на бедре или лодыжке, не окружала пупок. Это была не бабочка, не роза и не единорог. Ничего приторно банального для Кэт – чуть пониже плечевого изгиба, на руке, красовался метеорит.

Хоооспади. Он покачал головой. Кэт Деккер вернулась в город.