Эшафот для любви (СИ)

– Уличные грабители?

– Полиция считает именно так.

– А что, есть какие-то сомнения?

– Да! И серьезные. Причем дело, если я ничего не путаю, имеет непосредственное

отношение к смерти вашего отца.

– Каким образом?!

– Думаю, об этом вам лучше расскажет заместитель. Я, знаете ли, не считаю себя

вправе рассуждать о том, чем сама в деталях не владею. Будете с ним беседовать?

– Обязательно! – торопливо согласилась Ирена. Еще чего доброго, на том конце

возьмут и опустят трубку.

156

– Оставайтесь на линии! Сейчас переключу. Только хочу предупредить: несмотря

на то, что наш зам – умнейший и чудеснейший человек, у него есть слабость. К месту и не

совсем он любит цитировать классиков. Постарайтесь не обращать на это внимания.

– Хорошо!

Последовала томительная пауза. Ирена не могла взять в толк, что бы означали

предпоследние слова секретарши? Каким образом смерти Стефа Берца и редактора могут

быть связаны? Нет, это больше похоже на путаницу. Ведь, убеждена Ирена, отец и шеф

газеты, издающейся в Кисангани, никогда не были знакомы.

Ладно, чего там гадать на кофейной гуще? Сейчас она что-нибудь услышит

конкретное. Вон на линии уже и шорох раздается. Похоже, соединяют.

– Алло, вы внимаете?! – раздался в трубке приятный, несколько рокочущий

баритон.

– Да! Буквально затаив дыхание.

– А то у нас что-то барахлит внутриредакционная связь. Вы кто?

– Ирена Берц. По мужу – Ирена Вилкау. Но у вас в редакции обо мне слышали, как

о госпоже Берц. Во всяком случае, так я, когда приезжала за телом отца, представилась

главному редактору. И на эту фамилию получала «Бако бутембе».

– Я немного в курсе, – учтивости ради заместитель хотел поинтересоваться, как

госпожа себя чувствует, но вовремя вспомнив, что шеф ему говорил о страшной болячке

дочери Берца, благоразумно промолчал.

– Кстати, я позвонила, чтобы поблагодарить за столь уважительное ко мне, чужому

человеку, отношение.

– Не стоит! Вежливость, по словам Томаса Джефферсона, не более, чем привычка

приносить в жертву мелкие удобства.

– А еще, – пропустила цитату мимо ушей Ирена, не предполагая, в каком

количестве их еще предстоит услышать, – я намеревалась переговорить с главным

редактором. И тут меня огорошили новостью, что его сегодня… хоронят. Право, поверить

в это почти невозможно.

– К сожалению, это так. Впрочем, как мудро заметил Эпикур, «самое ужасное из

зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а

когда смерть наступает, то нас уже нет».

– Объясните, что произошло? – древний афоризм Ирене, откровенно говоря, очень

понравился, но было не до него. – Секретарь намекнула: мол, шеф убит, и это

преступление якобы как-то связано с гибелью моего отца. Я ничего не понимаю!

– Даже не знаю, с чего начать. Наверное, с того момента, когда мы оба – и я, и

редактор – не поверили в официальную версию о технической неисправности вертолета.

Дело в том, что сын нашего сотрудника работает техником в аэропорту города Вамба, откуда винтокрылая машина стартовала в свой последний полет. И, знаете, у них

скоропалительный полицейский вердикт ничего, кроме возмущенного удивления, не

вызвал. Во-первых, машина была почти новой. Во-вторых, модель эта отличается особой

надежностью. Свидетельством тому – парк именно таких вертолетов обслуживает

президента страны. В-третьих, аппарат полностью разрушился в воздухе, чего при выходе

из строя ротора несущего винта не происходит.

– Почему же они промолчали?

– Вы сильно заблуждаетесь! Они не набирали в рот воды. Хотя, по мудрому

замечанию Буаста, «молчание не всегда доказывает присутствие ума, зато доказывает

отсутствие глупости».

– В такой ли ситуации апеллировать к классикам?

– Мои земляки к ним не апеллировали. При опросах говорили то, что знали. Но

никто на их слова не обратил никакого внимания. А открыто выражать несогласие –

можно остаться без места, которое кормит не только тебя, но и всю семью. Да и кого в

правильности своей точки зрения убеждать?

157

Поставьте себя на место того же прокурора. Как он посмотрит на ситуацию? Люди, которые, не исключено, недостаточно тщательно подготовили машину к вылету,

пытаются убедить, что причина ЧП – в ином. На что это, если судить нейтрально, смахивает? На откровенную попытку перевести стрелки на других. Разве не так?

– В принципе, да.

– И еще добавлю. Наши люди очень трепетно относятся к тому, что о них скажут

или подумают другие. По всей видимости, ни один из них не знаком с мнением на сей

счет великого Шамфора, заявившего: «Общественное мнение – это судебная инстанция

такого рода, что порядочному человеку не подобает ни слепо верить его приговорам, ни

бесповоротно их отвергать».

– Люди везде одинаковы.

– То-то же! Тем более, не все так просто, как кажется на первый взгляд. И это мы, журналисты, утверждали с первого дня. Некоторые полицейские также не исключали

возможности третьей, кроме ошибки пилота и пресловутой технической неисправности, причины произошедшего. А именно – имевшего места взрыва.

Согласитесь, тут есть в чем покопаться. Так мы и поступили. Причем

расследованием занялся, что случается крайне редко, лично главный редактор. В

коллективе сразу смекнули – быть сенсации. Дело в том, что у нашего шефа… бывшего

шефа, – поправился он, – просто удивительный нюх на всякого рода «непредвиденные

обстоятельства».

– У меня о нем тоже – самые лучшие воспоминания.

– Дав задание просеивать информацию здесь, в Кисангани, главный редактор

отправился в Вамбу. Пошерстить там. Ему несказанно повезло. Исследуя место

катастрофы, удалось наткнуться на кусок материи, зацепившийся за один из растущих

повсеместно многочисленных кустов.

– И это после того, как местность, насколько мне известно, прочесала полиция с

участием военных?!

– Госпожа Берц! Вам ли объяснять, как люди «стараются», – иронично переспросил

собеседник, – когда уже всем доподлинно известно: виновница трагедии – «техническая

неисправность»? К тому же, справедливости ради, надо сказать: обломки вертолета

разбросало на значительной площади. Что-то пропустить в данном случае, как ни

кощунственно это звучит, – в какой-то степени даже простительно.

– Я понимаю.

– Так вот, шеф стал обладателем ценнейшей улики. Опровергающей, – здесь

заместитель главного редактора сделал многозначительную паузу, – все остальные

версии.

– Речь, вы сказали, идет об обыкновенной тряпке?! – удивилась Ирена.

– Ну, тряпка, как вы изволили ее назвать, – не совсем обычная. Ибо за куст

зацепилась не ветошь, которой пилоты вытирают подтекшее масло или руки, а кусок

пиджака.

– Пиджака?! – охнула женщина.

– Да! – тихо отозвалась трубка. – Это была часть одежды, принадлежащей…

вашему отцу.

– О, боже! – не удержавшись, неожиданно даже для себя самой всхлипнула Ирена.

И, собравшись с силами, уточнила:

– Откровенно говоря, не понимаю, как кусок материи, пусть и принадлежавший

погибшему, может служить настолько серьезной уликой? По сути, ставящий выводы

следствия с ног на голову. Да что там – следствия? Вы же только что утверждали, будто

камня на камне не осталось и от негласных версий.

– Именно так утверждал шеф. А он, поверьте, был не из тех, кто болтает попусту.

Улика, проливающая свет на ЧП, по его словам, была неопровержимой.

– На ткани остались какие-то громко «вопиющие о преступлении» следы?

158

– Нет.

– Тогда что же являлось пресловутой уликой?