Убийство девушку не красит

А она просто взяла и сама пришла. Пришла к нему домой и стоит напротив, вся перемазанная подсохшей кровью, таращит в ужасе глазищи, в которых смесь испуга и благодарного восторга. И требует ответа на непосильный вопрос: кто же он такой на самом деле.

Катя обошла вокруг стола, на котором наркотическим сном все еще спал Боб, героически подошла вплотную к такому же, как она, в пятнах крови, Пояркову, задрала голову, и в глазах ее настойчиво застыл вопрос.

Сергею очень хотелось взять ее за плечи, притянуть, крепко прижать к себе. Но мешали идиотские мысли, что руки у него грязные, в крови, что на улице жара, а в душе он был только вчера вечером. Стоял себе тюхой-матюхой, и казалось, что это не он смотрит на нее сверху вниз, а наоборот.

Катерина не выдержала первой. Слова полились рекой, словно прорвали плотину.

– Спасибо вам большое. Я очень, очень вам благодарна… Если бы не вы, то не знаю, что бы с нами было. Какой вы молодец! А он совсем поправится, правда ведь? И будет почти незаметно? Я, наверно, вам что-то должна… Ой, простите, сама не знаю, что говорю. Вы извините нас за беспокойство. Ворвались в чужой дом, столько хлопот… Хотите, я вам здесь все приберу? И помою. Не хотите? А хотите… Ой, да что это я! Спасибо. Большое вам спасибо. А ему теперь антибиотики колоть нужно, да? Или, может быть, нужно как-то специально рану обрабатывать? Вы только скажите, я смогу. Нет, мы сами, ладно, столько хлопот… Вы и так столько для нас сделали…

– Катя! – просяще перебил Сергей этот словесный поток тонким голосом. К черту было сейчас многотрудную китайскую методику со всеми вместе китайцами…

Звук ее собственного имени как будто отрезвил Катю. Она резко замолчала, чтобы через секунду зачастить снова:

– Нет! Нет, нет. Ничего не говорите. Ничего не нужно. Только прошу, ничего не говорите. Нет. Нам пора.

С этими словами она бережно сняла со стола бесчувственное тельце своего горемычного собаченыша и бросилась к дверям. Толкнув дверь плечом, Катя вырвалась на свободу из этого пугающего дома с его пугающим хозяином и поспешила по дорожке к воротам.

Из глаз сами собой хлынули слезы. На бегу уговаривала себя громким шепотом:

– Это стресс! Стресс! Просто стресс!

Сергей Кириллович мгновенно сообразил, что больше шансов у него уже не будет. Ни тунисского пляжа, ни «Буквоеда», ни Френсиса Гойи. То есть они-то как раз будут, но Кати в его жизни не будет никогда. Бог два раза не подает. И тогда жизнь его так и останется недожизнью – серой, скучной, пресной и одинокой…

В три огромных шага он преодолел пространство комнаты и бросился следом за удирающей Катей. Нагнал ее почти у самых ворот с громким воплем:

– Катя!.. Да постой же ты! Катя!

У ворот Катя замешкалась со щеколдой, было неудобно открывать ее одной рукой, придерживая Боба. Когда Сергей совсем было настиг ее, Катя развернулась, прислонилась спиной к калитке и зашептала ему в лицо зло и требовательно, словно оборонялась:

– Нет! Я же сказала, нет! Я знать ничего не хочу. И не трогайте меня… Отпустите, слышите… Отпустите сейчас же.

Со стороны дороги в их сторону трусил шустрый мужичок Савельич. Больше часа назад услышал он громкие Катины выкрики и собачий вой, с тех пор безуспешно колесил по поселку, загребая войлочными тапками по теплой пыли, пытаясь прийти на помощь хозяйской гостье. Заглядывал почти в каждый дом, спрашивал, не видели ли «девушку с собачкой», и бежал дальше, запыхаясь и глотая ртом воздух. И вдруг наткнулся на зареванную, что-то невнятно попискивающую Катю, бережно прижимающую к груди безвольное собачье тельце.

Оценив ситуацию, Савельич решительно выломал попавшийся под руку толстый дрын и, держа его наперевес, бросился в атаку на жуткого вида окровавленного мужика. Мелькнув над невысокими воротами, над Катькиной головой, высохшая деревяшка резко опустилась на плечо Сергея, переломившись надвое.

Савельич заголосил:

– Кирилыч, что же ты, гад, делаешь?! А еще солидный человек, доктор! Опыты над животными ставишь? Я вот тебе сейчас задницу-то на рожу натяну, не побрезгую. Итить твою мать, врач-убийца!..

Сергей Кириллович скривился от боли, прострелившей плечо, схватился рукой за больное место. Теперь уже закричала Катя:

– Савельич, это совсем не то!.. Прекрати сейчас же!

Съехала спиной по воротам и замерла на корточках. Из глаз ее снова покатились крупные слезы. Савельич переполошился, присел с другой стороны забора, не выпуская из рук обломка деревяшки, заглядывал в просвет между штакетинами, тяжело придыхал и вопрошал старческим бабьим голосом в спину Катерине:

– Катюша, девочка, я тебя задел? Или он, супостат, что тебе сделал? Ты только скажи. Я ему все ноги переломаю. Катя, с Бобом-то что стряслось? Катя?

Только Сергей Кириллович не суетился. Как завороженный, он впился глазами в торчащие голые Катины колени. Те самые коленки, через которые впервые обратил на нее внимание. Они нахально выпирали вверх. Дразня и удерживая возле себя. По-прежнему кругленькие, ладные, загорелые и блестящие на солнце.

Ничего не отвечая Савельичу, Катя тихо, равнодушно спросила:

– Савельич, ты его знаешь? Кто он?

– Так, конечно, знаю! Доктор это, Сергей Кириллович. Только он живет здесь редко. Дом купил, а не живет. Хороший такой дом, старый, а он не живет. А у нас здесь все живут. Вот в это лето только приехал, а так дом пустой стоит. А он что, обидел тебя?

Катя усмехнулась.

– Нет, что ты, никто меня не обижал. Это я, Савельич, сама себя обидела. И с Бобом теперь все в порядке, ты не волнуйся… А кто меня обидит, тот дня не проживет.

– То-то я и погляжу, прям Аника-воин! Только в слезах вся. Ну где, где, скажи, в порядке? Дак он живой ли? И ты вся в крови. В порядке она!..

– Катя, – вступил Сергей, – пойдем в дом. Поговорим там.

– Еще чего, в дом! – возмутился Савельич, взвился с корточек. – На ней и так лица нет, вся в слезах. А ты, антихрист, дом купил, а не живешь. Пошто я знаю, чем ты там занимаешься? Что ты ей, Сергей Кирилыч, такого сделал?

– Ничего, Савельич, ничего он мне не сделал. Он хороший. Это он Боба спас, – поспешила на выручку Катя, – а со мной нормально.

Катя, опершись одной рукой о землю, тяжело поднялась, бережно прижала Боба.

– Ты не беспокойся, я здесь пока побуду. Со мной ничего не случится. Мы просто давно не виделись.

И медленно побрела обратно, к дому. Сергей тихо перекинулся парой слов с Савельичем и бросился догонять, торопясь распахнуть дверь.

Только обескураженный Савельич так и стоял у калитки, сжимая в руке ненужный обломок дрына, задумчиво глядя им вслед, другой рукой почесывая всклокоченную голову.

2

Они снова очутились в той самой комнате. На выдвинутом на середину столе в беспорядке лежали использованные инструменты, окровавленные салфетки, пустые ампулы – следы их недавней слаженной и гармоничной работы.

Сергей бережно принял из Катиных рук Боба, присел и осторожно уложил того возле незажженного камина на свернутый плед.

– Он теперь будет спать. Все хорошо, – успокоил Сергей, глядя на Катю снизу вверх.

– Можно, я руки вымою? – буднично попросила Катя.

Сергей повел ее в просторную ванную с окном, выходящим в плодовый сад.

Никто упорно не начинал разговора. Того разговора, ради которого вернулись в дом. Катя не была уверена, что готова услышать что-то помимо того, что разглядела своими глазами. Сергей мучительно не понимал, в каком ключе следует выстроить разговор, что стоит выставить на первый план, а что утаить до лучших времен.

Катерина долго и тщательно мыла руки. Терла упорно, не сводя глаз с собственных кистей, омываемых струей воды. Сергей стоял сзади, смотрел на ее отражение в большом круглом зеркале перед собой, держал наготове пушистое полотенце. Потом он мыл руки, по-врачебному привычно тер полусогнутой пятерней межпальцевые промежутки другой руки, а Катя ждала сзади с чуть влажным, смятым полотенцем в руках. Сергей взял предупредительно протянутое полотенце, уселся на край белоснежной ванны, принялся самозабвенно вытирать ладони мягкой тканью, опустив к ним голову, медля поднять глаза. Слишком многое зависело сейчас от его действий, его слов. Как водится, прежде необходимо было прикинуть, просчитать ходы. А ничего прикинуть и просчитать в ее присутствии никогда не получалось.