Личный интерес (СИ)

Но что-то происходит с окружающим миром, словно воздух становится прохладнее, в ноздри лезет настырный запах прелой вспаханной земли, вдалеке слышатся грачьи крики, будто стая, вспугнутая случайно, поднялась в небо и низко кружит над полем. Под веки пробивается свет, и именно это странное несоответствие звездной темноте заставляет Шерлока открыть глаза вторично. Это невероятно, но то, что Шерлок сейчас стоит вовсе не на крыше дома по Бейкер-стрит, он понимает мгновенно. Более того, Шерлок знает эту крышу старинного каменного особняка, раскинувшийся внизу мощеный двор с неработающим фонтаном и парой покрытых плесенью скамеек, вспаханные поля вдалеке и кружащихся над ними грачей. Это родительский дом, откуда Шерлок сбежал после происшествия с Патриком. Шерлок поднимается во весь рост, оглядываясь, отмечая легкий, стелящийся понизу туман, спрятавшееся за облаками слепое весеннее солнце, игривый ветерок. Почему-то страха в сердце нет, руки не дрожат, и сердце не колотится, как сумасшедшее. Шерлок оглядывается, удивляясь, откуда он знает крышу, ведь совершенно не помнит, как поднимался сюда хоть однажды. Где-то рядом он слышит голоса, мужской и женский, на повышенных тонах, словно посреди грандиозного скандала. Осторожно ступая по крошащемуся камню, Шерлок двигается туда, откуда они доносятся. Ему приходится обойти печную кладку, чтобы увидеть высокого темноволосого мужчину в длинном пальто, стоящего опасно близко к краю крыши перед низким парапетом. В мужчине Шерлок узнает своего отца, молодого еще и до невозможности похожего на него самого, такого, каким не знал и не помнил его. Визави мужчины – женщина на высоких каблуках, в узкой юбке и белой блузе, одетая явно не по ранне-весенней погоде. Ее темные волосы, забранные в гладкую высокую прическу, растрепались, а безупречный макияж размазан слезами и отчаянием.

- …как ты мог? – кричит она. – Я спрятала от тебя Энни, так ты теперь за горничных взялся? Это отвратительно! Ты даже не стесняешься уже, скоро своих девок в нашу спальню притащишь! Побойся Бога!

- А чего ты хотела? – кричит мужчина. – Ты забрала ее у меня, так получай! Ты этого хотела! Я любил ее, а она любила меня!

- Ей всего восемнадцать! – женщина заламывает руки в отчаянии. - Она психически больна, она же как ребенок!.. Она не понимала, что делала, а ты ее использовал в своих грязных играх! Я защищала репутацию семьи, в конце концов. Мне пришлось отправить Патрика подальше отсюда, чтобы он не рассказал, как ты надругался над его сестрой. Хоть ты и запугал его, из любви к сестре он молчать не будет. Это мерзко! Ты болен! Ведь она - твоя родная племянница! Бедная девочка…

- Не такая уж и бедная! – ухмыляется в ответ мужчина. – Ей нравилось то, что мы вытворяли. Она была страстная и открытая до разных экспериментов. В отличие от тебя, курица мороженная! Да, она была дурочка, но у нее был потрясающий рот, и она всегда давала. У нее никогда не болела голова! А Патрик получал компенсацию за молчание, и теперь, без моих денег, он возможно и заговорит. Вот тогда репутация, за которую ты так дрожишь, расползется по швам.

Шерлок сгибается пополам. Его рвет на каменный пол родительского дома всем, что съел за прошедший день, руки противно трясутся, когда он вытирает рот.

Звук пощечин заставляет его распрямиться и мужественно взглянуть на разворачивающуюся на крыше родительского дома драму. Женщина хлещет мужчину по щекам, не в состоянии остановиться. Из нее вылетают слова, будто кетчуп из незакрытой бутылки:

- Негодяй… Подлец… Она же как ребенок… Мерзавец… Монстр… Ты не должен ходить по земле…

- Я монстр? – неожиданно визгливо кричит мужчина. – Мне нужна разрядка. Я здоров и нуждаюсь в ласке не только собственной правой руки. Ты, фригидная холодная престарелая сучка! Не тебе упрекать меня! – он отталкивает женщину, и она падает, гулко ударившись о каменную кладку крыши. – Идиотка! Я буду делать в своем доме то, что захочу, - бросает он с ненавистью, - и ты не сможешь мне помешать, тварь!

- Подонок, - хрипит женщина, и тогда мужчина, побелев от злости, замахивается на нее.

Шерлок закрывает глаза, не желая видеть этой ужасной картины, женщина вскрикивает, а затем стонет, слышатся глухие удары, и Шерлок в ужасе открывает глаза. Женщина все еще лежит, скрючившись, а мужчина с остервенением пинает ее в припадке ярости, выкрикивая обещания делать в своем доме то, что пожелает. Его начищенные ботинки приходятся куда-то в бок женщине, а потом в грудь и в лицо. Женщина кричит, пытаясь заслониться, на каменную кладку капает кровь, модельная туфелька слетает с ноги, делая в воздухе мертвую петлю. Шерлок прослеживает ее траекторию, сжимая кулаки, и видит, как она приземляется прямо к ногам маленькому мальчику в коротеньком пальто, шортах и теплых гетрах. Мальчик стоит неподалеку, с ужасом глядя на то, как его отец избивает его мать, и в лице, белом, как мел, нет ни кровинки. Шерлок хочет крикнуть мальчику: «Не смотри! Отвернись! Не надо!», но тот словно прикипел взглядом к происходящему. Его маленькие кулачки прижаты к груди, а из глаз текут слезы. Он медленно приближается к родителям, шевелит губами, не произнося ни слова, и Шерлок стремится к нему всей душой, остановить, прижать к себе, не позволить произойти тому, что должно вот-вот случиться. Его переполняют те самые чувства, испытываемые сейчас мальчиком в теплых гетрах, напрочь забытые когда-то – страх за мать, женщину, которая укачивала, когда он плакал, которая целовала и обнимала, унимая боль, которая пахла молоком, мятой и корицей, совсем как Джон, которая любила и оберегала. Его переполняет ненависть к тому монстру, который вселился в отца и завладел его телом и разумом. Это он сейчас избивает маму, и с каждой каплей ее крови маленький мальчик переполняется решимостью защитить ту, которая дала жизнь. Шерлок рвется что-то изменить, вмешаться в происходящее, но он словно застыл в пространстве, не в силах двинуться и что-то сделать, ни женщине помочь, ни мальчика удержать. Все, что он может, это наблюдать за происходящим, за тем, как мальчик приближается к избивающему мать отцу, как отец, на минуту отвлекшись от того, чем занят с таким упоением, не бросает ему: «Не вмешивайся, щенок!» и как женщина опять кричит: «Не смотри, сынок! Не смотри!». Мальчик вздрагивает от ее слов, и когда мужчина снова замахивается на мать, толкает его со всей силы. Мужчина, не ожидавший подобного, пошатнувшись, взмахивает руками и некоторое время балансирует, пытаясь устоять, но запинается о парапет и падает вниз. Он успевает ухватиться за каменный выступ тонкими побелевшими пальцами, под ногтями выступает синева. Он висит на руках, силясь подтянуться, закинуть ногу на бордюр, для чего дрыгает ими, извиваясь, царапая потрескавшуюся от времени стену. Но все тщетно, он не настолько физически развит, чтобы самостоятельно забраться на крышу. Мальчик стоит на самом краю и смотрит в лицо отца. Женщина с трудом поднимается, охает, хватаясь за бок, и встает рядом.

- Помоги мне, сука! – хрипит мужчина. – Дай свою гребаную руку, - требует от женщины. – Я же упаду, ты, ненормальная! Помоги! Щенок паршивый…

Но вместо помощи женщина с удовольствием наступает ногой в оставшейся модной белоснежной туфельке на эти побелевшие пальцы и давит на них до тех пор, пока они не разжимаются, и мужчина с криком и проклятьями не летит вниз. Крик обрывается со звуком упавшего на каменный двор тела, и наступает тишина.

- Будь ты проклят, Холмс, - удовлетворенно произносит женщина и улыбается, окровавленными губами, наклоняясь вниз.

Ее взгляд направлен туда, где лежит тело мужчины с изломанно раскинувшимися руками и ногами, неестественно вывернутой головой, из-под которой натекает лужа крови. И только тогда женщина отступает на шаг от края крыши и, превозмогая боль, вздыхает полной грудью. Она поворачивается к маленькому пятилетнему мальчику, глядит на него с нежностью сквозь слезы и шепчет:

- Шерлок, родной!