Алые ночи

— Вы, наверное, хотите знать о той ночи, когда у Пруденс случилась истерика?

— Да! — У Майка заколотилось сердце. — Пожалуйста, расскажите мне все.

Он намеренно не спешил, подстраивался к темпу разговора собеседницы, чтобы она прониклась к нему доверием.

— Видите ли, Пруденс… извините, что приходится говорить об этом, мистер Ньюленд, но ее не любили.

— То есть все выходили из комнаты, стоило там появиться ей?

— Боюсь, что да. Она часто рассказывала нам о том, как ее изнасиловали — вы, наверное, слышали эту историю?

— Каждую неделю, пока имел несчастье жить рядом с ней. И с каждым пересказом история обрастала ужасными подробностями. Под конец бабушка, кажется, утверждала, что Алекс Макдауэлл перебил ей ноги кувалдой.

— Да, мы тоже обратили внимание на подробности, — подтвердила медсестра. — Вы знали, что у нас в штате есть психолог? Ваша бабушка любила бывать у него. Я не говорила вам об этом, но когда ее рассказ стал меняться с каждой неделей, психолог разыскал старые газеты и заметки в них об этом случае. Прежде всего изнасилование произошло совсем в другое время — не днем, а поздно вечером, когда она возвращалась с вечеринки, на которой выпила. Вы об этом знали?

— Нет, — тихо отозвался Майк. — Не знал.

Он выругал себя за то, что так и не удосужился поднять старые газеты. С другой стороны, о том, как изнасиловали его бабушку, он вообще не желал даже слышать, не только читать.

— Психолог предположил, что Пру выпила лишнего и потому чересчур благосклонно отнеслась к насильнику. А потом, когда человек, якобы напавший на нее, не захотел на ней жениться и даже отрицал сам факт насилия… Словом врач решил, что Пру могла приукрасить давнее событие, придать ему драматический характер, хотя на самом деле мистер Макдауэлл не совершил ничего противозаконного.

Майк усмотрел в словах сестры логику и не стал бы перебивать ее, если бы не поджимало время.

— А в ту ночь, когда у нее была истерика? Она говорила что-то другое?

— Вот именно. Почти все наши пациенты собрались в гостиной и, как обычно, смотрели телевизор, когда Пру вдруг закричала. Нам так и не удалось объяснить вашей бабушке: бывают случаи, когда чужие потребности так же важны, как ее собственные.

Майк фыркнул.

— Этот урок не смог бы преподать ей никто. И что же она кричала?

— Что видела картины, которые показывали по телевизору.

Эти картины Майк вместе с Люком только что перевез из тайника на склад.

— Что это была за передача?

— «Утраченные сокровища». Вы ее смотрите?

В жизни Майка не оставалось времени на телевизор, но объяснять это он не стал, боясь показаться напыщенным.

— К сожалению, нет. О чем она?

— О ценностях, которые исчезли бесследно. Нашим пациентам нравится эта передача, мы смотрим ее поздно вечером каждый четверг. В тот раз речь шла о старинных картинах с изображением тропических растений из Флориды — ведущий объяснял, что они бесценны. Деталей я уже не помню, потому что через пять минут после того, как на экране появились те самые картины, Пру вскочила и завопила как резаная.

— А вы не помните, что именно говорила бабушка?

— Что-то о мальчишке… Брюсе… Лэнгли?

— Брюстере Ланге, — подсказал Майк.

— Да, точно! К сожалению, нам пришлось помучиться с привычкой вашей бабушки рыться в чужих вещах. А еще она обожала подглядывать. Мы старались запирать все двери.

— Могу себе представить, — тихо вздохнул Майк.

— Да кому это знать, как не вам, — посочувствовала сестра. — В общем, Пру твердила, что перед изнасилованием она видела в доме этого парня те самые картины, которые только что показывали по телевизору. Она заглянула в окно — точнее, подглядывала, только она об этом умолчала — и увидела, что у него в доме повсюду картины. И кажется, добавила, что он ее заметил. Могло быть такое?

Майк живо представил себе давний вечер. Словно наяву увидел, как его бабушка, раздражительная молодая женщина, разгоряченная спиртным, бродит вокруг дома Ланга, заглядывая в окна. Майк помнил, насколько бабушка любила подглядывать: еще в детстве он приучился плотно задергивать шторы и запирать дверь.

В ту ночь Ланг неожиданно поднял голову, заметил, что за ним наблюдают, и, наверное, выскочил из дома. Может, Пру бросилась наутек на своем велосипеде, а Ланг стал кидать ей вслед камнями. Или она была так пьяна, что не удержала равновесия. Она всегда любила джин. Или же Ланг решил, что Пру приехала проведать его — такое уже случалось. А поскольку был поздний вечер, Ланг мог подумать, что Пру наконец-то разглядела в нем не мальчишку, а мужчину.

Падая с велосипеда, Пру могла удариться головой и от сотрясения да еще во хмелю плохо понимала, что с ней происходит. Она увидела точно такой же килт, как у Алекса Макдауэлла, человека, которого, как ей казалось, она любила, и не стала сопротивляться. Или даже охотно раскрыла объятия.

Неудивительно, что Ланг начал ежегодно праздновать этот день, подумал Майк. Интересно, каково пришлось Лангу потом, когда Пру потребовала, чтобы Алекс женился на ней?

— Мистер Ньюленд, вы меня слышите? — спросила медсестра.

— Да. Что же было дальше, после того как бабушка впала в истерику?

— Нам пришлось дать ей успокоительное и уложить в постель. Этим все и кончилось бы, если бы не Хейзел.

— Видимо, ее заинтересовали бабушкины слова.

— Чрезвычайно. Она заступила на дежурство как раз в то время, когда во всем доме только и разговоров было что о припадке Пру. Хейзел принялась расспрашивать всех подряд, чем была вызвана эта истерика, выслушивала любые подробности, вплоть до самых мельчайших. И сказала одну любопытную вещь, которую я запомнила навсегда.

— Какую же?

— Что старики знают немало секретов, а когда дряхлеют, часто забывают, что их надо хранить, на то они и секреты.

— Видимо, этим и объясняется пребывание Хейзел в вашем доме престарелых, — сделал вывод Майк, понимая, что Митци не могла наняться на такую работу ни с того ни с сего. Помня, что ее разыскивают полиция и фэбээровцы, она решила затаиться в тихом месте. А может, она просто пыталась найти замену безутешным женщинам, которых обманывала. Ведь некоторые из них в конце концов выдали ее.

И Митци попала в дом, пребывание в котором престарелым пациентам оплачивали родственники. Митци, наверное, рассчитывала разжиться в лучшем случае украшениями, а Пруденс Уокер преподнесла ей золотую шахту.

— После той ночи Хейзел и Пруденс стали лучшими подругами, — продолжала медсестра. — Всю неделю Хейзел пренебрегала своими обязанностями и забывала о других пациентах, лишь бы побыть с Пру лишнюю минуту. Мне следовало пресечь это, но все волнения и проблемы в доме разом прекратились, и я успокоилась. Я даже не понимала, что это Хейзел не дает покоя всему дому. Мне казалось, все дело в том, что Пру не выходит из комнаты, и я только радовалась, что Хейзел положительно влияет на нее.

— И чем же они занимались? — спросил Майк.

— Болтали. Пру плотно прикрывала дверь, но мы слышали, как они щебечут без умолку. Они перечитали все письма от вашей сестры — я знаю об этом, потому что нам пришлось принести со склада коробку.

— Хейзел не упоминала, о чем они говорят?

— Ни словом… Нет, погодите, я вспомнила: однажды за обедом она обмолвилась, что ее очаровал один провинциальный городок с необычным названием.

— Эдилин, Виргиния.

— Да-да! — обрадовалась медсестра.

Майк понял, что Хейзел-Митци прочла и письма, в которых говорилось о Саре, по завещанию тетки получившей потерянные картины. На момент составления завещания было известно лишь об одной акварели с лиловыми утками, висящей на стене в квартире Сары. Майк мысленно ругал себя зато, что пропустил мимо ушей слова Сары о том, что эта акварель приглянулась Стивену. В то время Майк терял голову от любви к Саре и пропустил ценную подсказку, которая появилась в деле сама собой.

— А через несколько дней после случая с телевизором моя бабушка умерла?