Слепой случай

Эйлис захлопнула за ним дверь и заперла ее. Ну и наглец! Дернув за шнур вентилятора на потолке, она покачала головой: вентилятор крутился слабо, издавая надсадный вой.

Распаковав свое, специально купленное для экспедиции тропическое обмундирование, Эйлис почувствовала невероятную усталость, но невозможно было лечь в постель, не приняв с дороги ванну. Понадобилось целых двадцать минут, чтобы с грехом пополам нацедить в ванну чуть теплой воды ярко-желтого цвета. Эйлис опустила туда руку, понюхала. Запаха не было. Значит, это просто трубы проржавели. Но она все же всыпала в воду щедрую пригоршню ароматической соли — от «Гилберта и Сомса».

Она вытиралась, когда двадцатипятиваттная лампочка вдруг погасла, а вентилятор, заскрежетав, замер. Нет света. Стивен предупреждал ее о перебоях со светом. Ну, сегодня это не так важно. Надо хорошенько выспаться, запастись энергией на завтра, чтобы побыстрее закончить дела и вернуться в Лондон к Марку. Он, конечно, сейчас в Австралии и пробудет там еще две недели, но он позвонит и выяснит, что она уехала. Куда она собирается, знали только Джайлс и Рената. Но сразу же по возвращении Марк прочтет ее записку, из которой узнает все. Хорошо бы все-таки вернуться в Лондон до его приезда. Обманывать Марка было неприятно. Хотя, расскажи она ему все заранее, это привело бы только к крупной ссоре.

Эйлис забралась в постель. Стивен пообещал ей с той же подкупающей искренностью, с какой заверял, что не брал ее чеков, что съемки скоро закончатся. Не верить ему было невозможно, но куда же все-таки делись чеки?

Когда только-только забрезжил свет, Эйлис разбудил визгливый голос из громкоговорителя, читавший арабскую молитву. Спотыкаясь со сна, она подошла к окну и выглянула наружу. К соседней мечети тянулись арабы с молитвенными ковриками под мышкой. Эйлис бултыхнулась в постель и опять заснула. Когда она проснулась, загоревшийся ядовито-зеленым светом циферблат маленького дорожного будильника показывал 8.30.

Торопливо одевшись, Эйлис спустилась вниз. Развалясь в кресле, Брэд читал спортивную газету. Потянувшись, он встал, окинул ее взглядом, глаза его загорелись, и он присвистнул.

Первым побуждением Эйлис было дать ему по морде, но она лишь нахмурилась. В ее строгом костюме-сафари с шейным платком в тон решительно не было ничего вызывающего.

— Простите, что я опоздала. Давайте поторопимся.

— Конечно, крошка, — сказал Брэд, ведя ее к «Роверу».

— Куда мы едем? — спросила она, сообразив, что направляются они скорее в центр города, чем за город на съемки.

— В бюро регистрации иностранцев. Нужно зарегистрироваться не позже трех суток после прибытия. Так давайте займемся этим сегодня, пока не вернулись из Италии съемочная группа и актеры и не возобновились съемки.

Предъявив документы в бюро регистрации иностранцев, Эйлис подумала, что чиновника она интересует как прошлогодний снег. Вдруг он вообще исчез вместе со всеми своими коллегами, оставив ее возле окошечка.

— Куда это все они ушли? Мои бумаги в порядке.

— В девять часов у суданцев перерыв на завтрак, — пояснил, закуривая, Брэд. — День у них начинается очень рано, на рассвете. В два часа опять все закрывается, и тогда на здешних дорогах образуются пробки почище лос-анджелесских. В шесть все опять открывают и работают до восьми. — Брэд выпустил в ее сторону колечки дыма. — Рабочая неделя длится у них с воскресенья по четверг. Пятницу мусульмане отдают молитвам. В пятницу никто не работает, ничего не происходит — ровным счетом ничего.

Суданские учреждения по бюрократизму не имеют себе равных. На то, чтобы поставить одну-единствен-ную печать, легализировавшую ее пребывание в стране, Эйлис понадобилось три часа. Монотонным, скучным голосом чиновник сообщил ей, что она не должна выезжать из города, не поставив в известность власти и не испросив у них разрешения на перемещение. Заодно он предупредил Эйлис, что на юге страны неспокойно, поэтому юг для иностранцев закрыт.

— Пообедаем? — предложил Брэд. — На съемках ведь поесть не удастся — негде.

Эйлис согласилась, и они отправились есть бургеры в кафе «Максим», где обычно питались жившие в Хартуме европейцы. Пробравшись через шумный зал к столику, они заказали бургеры и пепси, но, когда принесли еду, Эйлис она показалась малоаппетитной.

— Привет, — к их столику подошел мужчина лет под шестьдесят.

— Привет, — ответил Брэд.

— Меня зовут Остин Ридер, — представился подошедший, поглядывая на них живыми и проницательными карими глазами. Они пригласили Остина подсесть к их столику. — Я независимый журналист, готовлю репортаж о том, что здесь происходит. Говорят, вы снимаете здесь кино. Найдется у вас видеоаппаратура, которой я мог бы воспользоваться?

— На какой предмет? — Брэд настороженно прищурился.

— Да надо бы взглянуть, что я там наснимал, — ответил Остин, ероша редеющие волосы. — Когда работаешь самостоятельно, приходится десятки раз все проверять и перепроверять. Иначе можешь вылететь в трубу.

— Пожалуйста, — сказал Брэд. — Мы как раз едем сейчас на съемочную площадку.

— Вам надолго понадобится аппаратура? — спросила Эйлис. — А то мне тоже надо будет кое-что просмотреть до завтрашнего прилета группы из Рима.

— Не на «Алиталии» летят случайно? — спросил Остин. — А то там, в Риме, забастовали служащие аэропорта. Мне парни с Би-би-си говорили.

— Вот черт! — Брэд раздавил сигарету. — Застрянем здесь на чертову пропасть времени среди песков, мух и этих проклятых арабов!

— Ничего, доберутся, — сказал Остин. — Поездом в какую-нибудь другую страну, а оттуда самолетом. Сообразят.

— Наверное, но это значит еще несколько дней отсрочки. — Брэд повернулся к Эйлис: — Поеду разыщу Стивена. Он в Омдурмане с Абдуллой. Отправился по делам. Надо поставить его в известность. — Брэд бросил на стол несколько суданских фунтов. — Пойдем, Эйлис.

Она откинулась на спинку стула. Этого еще не хватало — опять задержки, проволочки.

— Я все-таки хочу посмотреть сценарий. Может быть, Остин отвезет меня на площадку? Он мог бы там и аппаратурой воспользоваться.

— Давайте так, — согласился Брэд и стал объяснять Остину, как проехать.

Они ехали через Нью-Дием, южный пригород Хартума, и Эйлис бросилась в глаза колоссальная скученность: люди ютились в хибарах друг у друга на голове. Беспорядки на юге гнали жителей на север, где они надеялись получить помощь от государства и еду. Судя по их виду, и с тем и с другим было негусто.

— Я прилетела помочь другу с его картиной, — сказала Эйлис, когда Остин поинтересовался, что она делает в Хартуме. — Сценарий картины мой, но его переделывали, и я должна посмотреть, что получилось. А вы чем сейчас занимаетесь?

После секундной заминки, когда Остин лишь сосредоточенно вертел баранку, он сказал:

— Местное начальство полагает, что я готовлю репортаж о нашествии саранчи, но я, разумеется, снимаю совсем другое. Не хочу, чтобы пленку мою конфисковали, так что не говорите никому. — Он опять помолчал в нерешительности, на этот раз подольше. — Знаете, Эйлис, в мусульманских странах существуют большие строгости относительно женщин.

— Я знаю, — сказала Эйлис. — Я даже специально купила для поездки одежду поскромнее. — О том, что она впервые за последние месяцы нацепила лифчик, Эйлис не упомянула. — Стивен рассказывал, что женщинам здесь нельзя купаться в бассейне, если рядом мужчина, и что в некоторых ресторанах мужчин и женщин тоже сажают отдельно.

— И мало этого. С тех пор как фундаменталистская партия контролирует действия правительства, в глазах многих самостоятельная, работающая женщина является воплощением зла, грозящего подорвать устои.

— Но что же мне делать? — воскликнула Эйлис.

— В мусульманских странах принято, чтобы женщины в знак преклонения и смирения перед Аллахом закрывали лицо или прикрывали голову.

— Но я же христианка!

— Но когда в Японии вы входите в дом, вы же снимаете обувь, не так ли? — И когда Эйлис кивнула, Остин продолжал: — Это то же самое: вы просто отдаете дань уважения местным обычаям и культуре, только и всего.