Часовой механизм любви

– Нет, ему нужно было, чтобы следствие завершилось. А так получалось прекрасно и богоугодно. – Реутов вздохнул. – Твой труп, клок волос Бирюкова, а сам начальник производства исчез, и его фамилия есть в отчете среди фигурантов дела о кражах. Отличная комбинация, дело раскрыто. Но случилась незадача в виде господина Лунатика и господина Билли-Рея, и теперь сидеть гражданину Сорокину до конца его дней. Что замечательно. Такие психи на свободе опасны.

– Его адвокат может сослаться на невменяемость. – Инна сжала ладонь Егора. – И на суде Сорокин задвинет свой спич о духовности и истинных ценностях, которые уничтожают капиталисты, и пойдет в психушку, а не в тюрьму.

– Ну, вот уж нет. – Билли-Рей ухмыльнулся. – Совладельцем бизнеса, который пытался развалить Сорокин, является Малышев. Один из лучших адвокатов страны. Я не думаю, что кто-то из его коллег рискнет слишком рьяно защищать гражданина Сорокина – к Малышеву, если что, можно обратиться за советом и помощью – он никогда не отказывает коллегам, особенно начинающим. Но и навредить он может очень серьезно, если что. Нет, граждане, наш злодей сядет навсегда. Купер, ты понимаешь, как тебе повезло?

– Ты-то там как оказался? – Реутов с опаской поглядывал на Билли-Рея. – Ну, заподозрил ты его, но как ты его отследил?

– Я не сразу его заподозрил, сначала изучил факты и составил примерный профиль преступника – под этот профиль подходил и сам Купер, и этот Сорокин. Купер тоже обладает высокой организованностью, ему свойственен и перфекционизм. Но Купер не агрессивен и склонен решать проблемы без применения насилия, к тому же у него нет мотива, он не мог быть замешан в хищениях. А вот у Сорокина все это было в наличии. Я начал за ним следить и увидел, как вчера он следил за Купером, доехал до дома Инны. Он видел, что туда подъехал Маслов, и понял, что дело плохо – завтра Маслов прижмет начальника цеха Бирюкова, и тот сдаст его с потрохами. А значит, мишенью должен был стать именно начальник цеха. Но вместо того чтобы поехать к нему домой или выманить его куда-то, Сорокин поехал к себе и завалился спать. Утром он вышел – выспавшийся, сука, и я ехал за ним до производственных помещений, а там потерял – пока проник на территорию, она же охраняется, смотрю – машина его стоит, а он, оказывается, уехал на машине своей жертвы. Бирюков вез его на склады и не знал, что едет на смерть. Чем-то Сорокин его туда заманил – скорее всего, тоже сказал ему, что там кража произошла. И машина его была нужна, чтобы исчезнуть вместе с трупом. Думаю, Сорокин хотел спрятать машину в одном из складов, а ночью отвезти и утопить в реке. Я смекнул, в чем дело, когда спросил у охранника о Сорокине. Тот решил, что я на работу наниматься пришел, и сказал – уехал, мол, шеф с начальником цеха в сторону реки, не иначе, как на речных складах снова кража случилась, что-то такое они обсуждали. А там у вас склады, которыми пользуются для хранения сырья, и Сорокин их знал, как свой карман. Думаю, он планировал, убив Егора, загрузить труп Бирюкова в его же машину, завести ее в один из складов, ящиками замаскировать – и до ночи она простояла бы как миленькая, а ночью из города выехал бы и машину с трупом в реку. И подельника нет, убийство Казакова на него списать можно. А сам вернулся бы пешком, там не далеко, и принялся бы искать исчезнувшего директора. И нашел бы. Хороший был план, практически идеальный. И если бы мы не были начеку, у него бы все получилось, понимаете? Не доказали бы мы его причастность к убийству, никак. Звонил-то он Егору с телефона Бирюкова, а его труба в машине осталась, он купил разовый мобильник и перенаправил входящие на этот номер. Отследить этот маневр можно было, если бы возникли подозрения, но улик-то нет, догадки к делу не пришьешь. Один-единственный человек точно знал, кто всем рулит, – Бирюков, и его Сорокин убрал. Вы понимаете? Идеальное преступление было бы, если б не чисто морфологические ошибки. Заигрался мужик в бога, а Бог-то весьма косо смотрит на такие забавы. Я так думаю.

Инна молча смотрела на Егора, и он сжал ее руку.

– Мы сегодня к Вере Патрика снова привезем. Ты теперь с ней в одном отделении, так что сможешь присутствовать, Олегович сказал, в кресле инвалидном можно. Вставать тебе пока нельзя. Ребята тебя в кресло усадят и привезут.

– Она обязательно проснется, вот увидишь.

– Я знаю. – Инна улыбнулась. – Все будет хорошо.

Дверь в палату открылась, сначала показался большой букет, потом Маслов, а с ним Наталья с мужем и Людмила Степановна.

– Да тут как в трамвае в час «пик». – Маслов поставил вазу с цветами на тумбочку. – Ну что, Егор. От имени и по поручению, так сказать. Вот, коллектив тебе привет передает.

– Печенья вам испекла. – Наталья оглянулась на мужа. – Валера, у тебя в сумке коробка, доставай.

– Егор Алексеич, как же не побереглись вы. – Людмила Степановна вздохнула. – Да кто ж мог знать-то, что он, злодей, решится на такое…

– Все позади. – Маслов, переглянувшись с Билли-Реем, скомандовал: – Все, граждане, давайте на выход, больному нужен покой. А то доктор увидит эту ярмарку и погонит нас в три шеи. Инна Кирилловна, оставляем больного на ваше попечение.

И все вдруг заторопились и стали поспешно прощаться. В дверях Лунатик обернулся и подмигнул Егору:

– Вечером увидимся.

И они остались одни. Егор смотрел в лицо Инны, не отрываясь – это его он представил себе в минуты, которые считал последними. Это лицо он хотел видеть, пока мог еще что-то осознавать. И хочет видеть его каждый день.

– Инна…

– Даже не думай.

– Что?

– Ну, ты же хочешь меня замуж позвать?

– Ну… да.

– Не вздумай. – Инна хмуро смотрела на него. – Не порти нам все.

– Но…

– Егор, я тебя предупредила. Честное слово, не вздумай, я буду отстреливаться!

Егор вздохнул – ну, и ладно. Он готов быть с ней на любых условиях. Не хочет она замуж – ну, значит, не хочет. Кого интересует штамп в паспорте. Глупая формальность, которая ей отчего-то не нужна. Егор погладил ее пальцы – она здесь, рядом, и не собирается это менять, а это самое важное.

Тем более что весна за окном. И она только начинается.

Три года спустя

– Привет, Купер.

Осень только слегка позолотила клены. Вот принято говорить – позолотила, хотя листья не золотые, а желтые. Таких желтых листьев, как у кленов, осенью не бывает ни у какого другого дерева. Или, может, это оттого, что клены желтеют первыми? Еще зелены тополя и рябины, еще шумят каштаны и даже не помышляют о зиме липы, а клены уже стоят в толпе своих соседей золотым напоминанием о том, что лето, граждане, закончилось.

– Привет.

– Давно ты не приезжал. – Лилианна достала свой неизменный термос. – Ребята, кому кофе?

– Всем. – Лунатик вытащил из рюкзака стопку стаканчиков. – Тут моя жена бутербродов на всех передала, так что живем, Стая!

И все потянулись за стаканчиками – свежий воздух, уже осенний, и холодное небо, их лавочка в сквере – все это традиция, ритуал, который они поддерживают. Хотя давно каждый из них не чувствует себя одиноким.

– Купер, ты надолго? – Дарима подсаживается к Егору. – Где был?

– В отпуск с Инной ездили. – Егор щурится под осенним солнцем. – Мы по очереди отдыхаем. Сначала Федор с Верой на три недели укатили, сорванцы остались на наших шеях, потом мы поехали, а молодые с детьми сидели. Двухлетних детей брать с собой в отпуск – неразумно как минимум, отдых не будет отдыхом. Да еще если этих детей двое… У нас Ленька спокойный, а Дашка у Федора и Веры – сорванец настоящий. Федор говорит – вся в Инку, ничего от родителей не взяла. Смешно получается. Иногда шутим, что нам детей перепутали в роддоме, когда девчонки рожали, до того Дашка на Инку похожа всеми ухватками.

– Не самое плохое сходство.

– Не самое.

Где-то в глубине души Егор понимал, отчего жена не хочет брать в дорогу сына и охотно соглашается сидеть с дочкой Федора и Веры. Он никогда этого не скажет, но знает: Инна боится. Вдруг снова случится беда, а дети должны уцелеть, и кто-то из них уцелеет тоже, и детей будет кому вырастить. Может, Инна сама не отдает себе отчета в этом страхе, а если и отдает, то не признается ни за что. Но Егор понимает ее и не перечит. Он вообще редко спорит с женой – зачем? В большинстве случаев их мысли сходятся.