Крапленая (СИ)

- Какая ты умница, Катюша! – Он обнял ее сзади, прижавшись к ней щекой. – Какое чудо, что мы здесь! Ты подарила мне улыбку Родины. Дыхание Родины. Ее аромат. Я знаю, отныне этот день, этот неповторимый момент будет всегда со мной. Я буду видеть эти просторы там, в Париже, всякий раз перед тем как уснуть.

Она потерлась щекой о его щеку.

- Давай спустимся вниз.

Они медленно прогуливались по романтично вьющейся тропинке вдоль Москва-реки, заросшей белыми и желтыми водяными лилиями. Лениво текущая вода, искрясь на солнце, вспыхивала серебряными звездочками. Игрушечными вертолетиками плавали в воздухе стрекозы, присаживались на песчаные отмели напиться бабочки-капустницы. Деловито выбивал деревянную дробь дятел. Где-то вдали, за рекой тоскливо куковала неприкаянная пернатая бомжа. В высокой, неко-шенной траве желтели кувшинки, сиреневыми капельками пестрели колокольчики, изумленно и наивно топорщили белые лепестки желтолицые ромашки.

- Жизнь прекрасна и удивительна! –жизнерадостно крикнул Андрэ. – И почти шепотом добавил: - И как же часто мы об этом забываем в своем бессмысленном мельтешении, в погоне за тем, что нам не принадлежит и принадлежать не может. Потому как уходим мы из этого мира с тем, с чем пришли.

- Ты не устал? Мы можем отдохнуть у реки. Там есть скамейки, - предложила Катя.

Они спустились к воде.

- Зачем нам скамейка, если нас приглашает нежная, зеленая мать Земля! - Андрэ плюхнулся на траву, упал навзничь, раскинув руки и устремив взгляд в небо.

А в небе неторопливо плыли редкие, величественные облака, обозревая с высоты своего положения распростертую под ними землю и крошечные фигурки двух влюбленных, нашедших временное пристанище на берегу реки. Катя устроилась рядом с Андрэ и, развязав шнурки, скинула кроссовки. От долгой ходьбы и непривычной обуви ноги у нее гудели.

- Ты даже не представляешь, как нам с тобой повезло, что музей оказался закрытым, - сказала она. – Иначе мы были бы здесь всего лишь частью беспорядочного, вездесущего человеческого стада. И берег этот сейчас кишил бы загорающими и купающимися.

- Так воспользуемся этим! – Подцепив сзади ее рубашку, он с ловкостью фокусника сдернул ее с Кати. А следом снял и свою.

Его разогретое солнцем тело приникло к ее телу, губы нашли ее губы. Они опрокинулись в высокую траву и, чувствуя себя первородными Адамом и Евой, предались любви. Две мирно пасущиеся на другом берегу коровы стали их единственными свидетелями.

Андрэ поднялся. Он был полностью обнаженным, как и она.

- Ничего, солнышко, что перед тобой не Геракл? Ты переживешь это? Я хочу искупаться.

- Учти, это старое русло. Там топкое дно и полно водорослей, - предостерегла Катя.

- Тогда пошли вместе.

Взявшись за руки, они спустились с невысокой насыпи к реке и вошли в воду. Было мелко и вязко. При каждом шаге приходилось с трудом вытаскивать ноги из густой тины. Но вскоре дно стало песчаным. Приятно ласкавшая и освежавшая тело вода уже доходила Кате до плеч. Она впервые купалась обнаженной. И это было восхитительно.

Отпустив ее руку, Андрэ поплыл брассом, энергичными сильными толчками гоня впереди себя волну. Катя тоже поплыла, стараясь не отставать. Но он, то ли красуясь перед нею, то ли забыв о ней, уже был на середине реки. Упругое течение относило ее в сторону. Она почувствовала скользкие прикосновения на ногах, а потом и на всем теле.Заглянула в зеленую речную муть и в ужасе отпрянула. Под ней и вокруг нее были сплошные водоросли, змеившиеся длинными, колышущимися стеблями. У самого ее лица невинно и нежно цвела девственно-белая кувшинка, дотянувшаяся до солнца из сумеречной глубины.

- Андрэ-э-э! – в панике закричала Катя, барахтаясь в воде, отчего только больше запутывалась в водорослях.

Он не прореагировал. «Господи, - пронеслось в голове Кати,- что, если он был к ней подослан и сейчас специально завел ее в воду, чтобы утопить?»

- Андрэ-э!!! – Она выбивалась из сил от беспорядочных движений, а больше от того, что не владела собой.

На сей раз он услышал и бросился ей на выручку. Катя к тому времени, успев наглотаться воды, вся позеленела. Сообразив, что случилось, он уже издали крикнул ей:

-Немедленно успокойся! Перестань метаться, если не хочешь утонуть! Это всего лишь водоросли. Они не кусаются.

- Но я запуталась в них. Они тянут меня на дно!

- Ляг на воду горизонтально, и они от тебя отстанут.

- Легко сказать, - буркнула, захлебываясь, Катя. Но оказалось, что сделать это тоже было легко. Теперь водоросли лишь слегка щекотали ей живот.

- Давай руку! – командовал Андрэ. И, схватив ее, с силой потянул на себя. – Смотри, вон они, под нами. Ну и что? Не опускай ноги и крепко держись за мои плечи.

Повернувшись к Кате спиной, он медленно поплыл, таща ее за собой к середине реки. И лишь когда убедился, что под ними чистая, глубокая вода, повернул к тому месту, где они оставили свою одежду. Работая ногами и крепко держась за сильные, надежные плечи своего друга, Катя успела полностью успокоиться прежде, чем они ощутили, наконец, под собою дно.

Уже на берегу Андрэ с иронией заметил:

- Никогда бы не поверил, что женщина, устраивающая поджоги и крадущая детей, может быть такой трусихой и паникершей.

Они сидели рядом, нагишом, обхватив руками колени и подставив спины солнцу. Чтобы влезть в одежду, надо было обсохнуть.

- А я и не думала пугаться, - огрызнулась Катя, слизывая стекавшие с волос ручейки. – Просто уж очень стало не по себе от ползавших по телу водорослей.

- Ладно-ладно. Нечего оправдываться. От твоих истошных воплей коровы с того берега так улепетывали, что только копыта сверкали.

Катя накинулась на него с кулаками. Андрэ повалился, навзничь, отбиваясь и хохоча. Сплетясь в один клубок, они покатились по траве, пока не затихли, тесно прижавшись друг к другу...

Одевшись и кое-как приведя себя в порядок, они вышли на дорожку, которая привела их к Барским прудам с пустовавшими купальнями и лодочной станцией.

- Жаль, что нельзя взять лодку или байдарку, - огорчилась Катя. – Мы проплыли бы на ней под тем мостиком в соседний пруд, а оттуда по узкому рукаву, образованному подземными родниками, в дикие лосиные заросли. Красотища там необыкновенная.

- Мы обязательно осуществим это в мой следующий приезд, - пообещал Андрэ.

- Хочешь сказать, что опять появишься в Москве только следующим летом?

- Ну вот ты и призналась, что будешь скучать! – улыбнулся он.

- Глупости. Должна же я знать, когда мне снова будут мешать нормально жить.

- А «нормально» это как? – Заметив тень, пробежавшую по ее лицу, Андрэ поспешил добавить: – Между прочим, я чертовски проголодался.

- Да? Тогда как насчет поджаренной на углях свежей медвежатины или тушеной с грибами оленины?

- Ты, что, дразнишься? Это же чистой воды садизм.

- Ни чуточки. Если мы пролезем сквозь вон ту брешь в заборе, то попадем на шоссе. Вернемся по нему назад, к нашей машине. А машину мы оставили около ресторана «Архангельское», в котором есть любые русские деликатесы. И он к тому же, в отличие от музея, всегда открыт.

- Так я готов отнести тебя туда на руках! – воодушевился Андрэ.

- Может я и садистка. Но не до такой же степени.

Полчаса спустя они уже сидели на открытой деревянной веранде ресторана, уютно расположившегося прямо в лесу, любовались стволами мачтовых сосен, полыхавшими оранжевым пламенем в лучах заходящего солнца, и с жадностью уплетали русскую похлебку из глиняных горшочков. Маринованные, лоснящиеся от собственного жира миноги, по-домашнему жаренную картошку, блины с красной икрой и сметаной. И обещанную Катей мебвежатину, темно-бурую и чуть-чуть жестковатую, но зато полную экзотики.

- Фантастика! - жмурился от удовольствия Андрэ. – Ну и день ты мне подарила. Я у тебя в неоплатном долгу.

- Это мы уже слышали. Хватит подхалимничать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

А днем позже Катя отвезла его в аэропорт, помахала на прощание ручкой и в привычном своем одиночестве, только почему-то ставшем вдруг таким непосильно тжелым, вернулась в город. Она бесцельно бродила по дому, уничтожая, как ей казалось, следы его пребывания. И поймала себя на том, что давно уже стоит посреди спальни, прижав к лицу снятую для стирки простыню. Когда же ей захотелось спрятать в укромном месте невымытую чашку, из которой он перед отъездом пил кофе, она, со злости на себя, с такой силой шарахнула ею об пол, что долго потом находила под шкафами осколки, разлетевшиеся во всех направлениях.