Дорога смерти

— Ну, что, мелкая, вот ты и попалась, — его улыбка была сродни безумцу — это даже не улыбка, это звериный оскал.

Я сделала шаг вперед. В руках белобрысого блеснул нож, тот самый, которым он убил Рико, он приставил его к горлу Лео. Я замерла, по венам со скоростью побежала кровь, сердце заколотилось в бешеном ритме.

— Еще шаг — и он труп, мелкая.

— Труп здесь ты, если посмеешь проронить хоть каплю его крови. — Прорычала я.

— Ты не в том положении, чтобы угрожать. Теперь вытащи все свои безделушки и выкинь подальше от себя, винтовку в том числе.

Я последовала его приказу: сначала сняла винтовку и рюкзак с патронами, бросив их, я приступила к ножам, вытаскивая их один за другим. Когда я наклонилась, чтобы вытащить ножи из носков, увидела приближающегося сзади к белобрысому Лукаса, я едва мотнула головой, чтобы он не смел, но он сделал вид, что не видит. Я выпрямилась, готовая выбросить последние два ножа.

— Ну же, мелочь, не медли, иначе я сделаю мальчику очень больно, — он надавил ножом на горло Леону; по его шее потекла тонкая струйка крови, личико Лео скривилось, по щекам потекли крупные слезы, но он не издал ни звука.

У меня все взорвалось внутри, меня затрясло от гнева и ненависти к этому ублюдку. Я боялась потерять Лео, и сейчас я была готова на все, не было границ. Глаза заволокло красной пеленой. Лукас шаркнул ногой. Белобрысый едва повернул голову в его сторону, но этого мне хватило. Мои ножи были еще при мне; не мешкая, я метнула оба ножа одновременно, попадая одним в его грудь, а другим в предплечье. Его рука дрогнула, и он выронил нож, я метнулась к нему, отталкивая в сторону Лео, подобрала его охотничий нож и с диким криком воткнула в его черное сердце. Его тело рухнуло на пол. Перед моими глазами стояло все то, что он сделал: добрые и испуганные глаза Рико, напуганная семья, мой Лео. Я вытащила нож из его тела и снова воткнула в него, я повторяла это движение вновь и вновь, по щекам текли слезы злости, я кричала, не переставая, я хотела его искромсать, я не могла остановиться. Он давно был мертв, но я не замечала этого. Остановили меня мальчики: громко рыдая, они повисли на моих окровавленных руках, умоляя успокоиться. Я выронила нож и обняла их за головы, пачкая в крови волосы, я глубоко дышала, пытаясь прийти в себя. Не время сходить с ума, надо двигаться дальше.

Мы выбрались из этого проклятого здания. Была ночь, но даже в темноте я видела все разрушения, что нас окружали, на пути постоянно попадались тела людей, я прикрывала руками глаза мальчиков, пытаясь уберечь их от этого ужаса. Я до сих пор дрожала от гнева; то, что я убила белобрысого, меня совсем не волновало, не было угрызений совести: я поступила правильно, и я бы снова это сделала, если б понадобилось. Я никому не позволю отобрать у меня мальчиков, я отдам за них жизнь.

До нашего разрушенного дома мы добрались за час, близнецы едва передвигали ногами от усталости, их организм совсем ослаб от голода, я практически тащила их на себе. Все, что осталось от нашего дома, — это подвал, он был сырым, вонял, но сейчас это было нашим единственным убежищем. Я села на влажный бетонный пол, привлекая Лео и Лукаса на свои колени, чтобы они не сидели на холодном. Я обняла их и крепко прижала к себе, утыкаясь лицом в их макушки. Через несколько минут они уже посапывали, обнимая меня в ответ. Я думала, что не смогу уснуть, но я провалилась в темноту, едва уснули мальчики.

Когда мы проснулись, я не могла определить какое сейчас время суток: в подвале не было окон. Я подошла к двойным створчатым дверкам подвала и толкнула их вверх. В глаза ударил яркий солнечный свет: день был в разгаре. Наказав близнецам не высовывать носа из подвала, пока я не приду, я направилась на поиски родителей, и еще я осмотрела то, что осталось от жилища Матиаса. Его дом был в том же состоянии, что и наш. Я боролась со жгучими слезами, мысленно прощаясь со своими друзьями, сердце словно сжали в тиски от боли их потери. Я не могла себе позволить страдать слишком долго, поэтому, вознеся короткую молитву за их души, я двинулась на работу к маме и папе. Они оба были на работе, когда нас накрыло. Я надеялась, что мамина больница, где она работала старшей медсестрой, устояла; отец работал на стройке (он был инженером—проектировщиком), там негде было спрятаться. Одна надежда на его смекалку, возможно, он успел где—нибудь укрыться. Но, когда я пришла к маминой больнице, меня ждало разочарование: от нее остались руины. Так же дело обстояло и со стройкой отца. Я долго ходила по ближайшим окрестностям, я мечтала о том, что меня вдруг окликнет папа, живой и здоровый, но сказки не произошло.

Я вернулась к мальчикам на закате. Я все же буду ждать, я не хочу верить, что родителей больше нет. Они вернутся обязательно. А пока нужно подумать о пропитании. Я нашла пару сухих одеял, когда бродила в поиске мамы и папы. Завернув в них Лео и Лукаса, я уложила их спать, а сама, зарядив винтовку и настроив прицел, отправилась на поиски еды.

Побродив как минимум два часа в тщетных поисках, я неожиданно наткнулась на склад. Скорее всего, там были консервы, но было препятствие: он охранялся вооруженными людьми. Там образовалась небольшая община, и едой они делиться были не намерены. Я, скрываясь в темноте и двигаясь как можно тише, обошла склад по всему периметру, выискивая альтернативный вход. Я нашла вентиляционный люк — значит, в этом складе есть небольшие шахты, отлично! То, что надо: по лазанью в шахтах я уже профи. Я присела недалеко от склада прямо на землю и стала дожидаться глубокой ночи. Когда четыре вооруженных мужчины стали клевать носом, я встала и направилась к люку. В него я забралась легко, но винтовку пришлось оставить снаружи в кустах: она мешала передвигаться. Я ползла по узкому проходу минут десять, пока не услышала голоса: разговаривали мужчина и женщина. Я двинулась в сторону говоривших. Когда я подползла к решетке, моим глазам предстала просторная комната, до отказа забитая разными консервами. Мой желудок тут же заурчал, реагируя на мое слюноотделение. Я была очень голодна, но в первую очередь нужно покормить мальчиков. Двое людей, которые переговаривались о том о сем, ушли, чтобы сменить караул. Едва их голоса затихли вдалеке, я толкнула решетку ногой и влезла в комнату. Я затолкала в рюкзак как можно больше банок, он едва застегнулся. С полным рюкзаком обратно я возвращалась медленнее, каждую секунду ожидая, что кто—нибудь обнаружит пропажу и поднимется тревога. Знаю, это был иррациональный страх, ведь консервов там не счесть и совсем маленькое их отсутствие даже не заметят, но я ничего не могла с собой поделать.

К Лео и Лукасу я вернулась на рассвете, меня едва держали ноги, я была вся исцарапана, в синяках, жутко слипались глаза, я на силу держала их открытыми, но оно того стоило. Когда близнецы проснулись, я подала им открытые ножом банки с тунцом. Смотря, как они уплетают банку за банкой, как блестят их глаза от удовольствия, я наконец смогла расслабится. Сил поесть самой уже не было, я отключилась. На следующий день я отвела мальчиков к источнику питьевой воды нашего города, реке Тиете: нам надо было отмыть всю грязь, что была на нас. Предварительно я вернулась в небоскреб, который нас спас, и прошлась по верхним этажам в поисках одежды. Этого добра было много, я забила чистым бельём и верхней одеждой для себя и мальчиков две спортивные сумки, которые нашла тут же, еще прихватила с собой туалетные принадлежности и средства гигиены. Мы помылись в реке с наслаждением, словно это было горячее джакузи. Когда ты теряешь все привычное, радуют даже такие мелочи жизни.