Шарада

Может быть, он тоже чувствовал, что они прощаются навсегда?

– Нет, – всхлипнула она, – нет! – Но судьба уже нанесла свой удар, и несчастная женщина вдруг осознала это глубоко и окончательно. – Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Ее хриплый крик эхом отразился от покрытых кафелем стен. Но он не услышал его. Он ушел.

Навсегда.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Цик – мерзкий сукин сын. – Пити вытащил из-под ногтя кусок маслянистой грязи, затем вытер лезвие ножа о свои джинсы. – А еще больше, подлый. На твоем месте, Спарки, я бы ее вернул ему назад. Твоя жизнь стала бы гораздо спокойнее.

– Но ведь ты не на моем месте. – Спарки отрывисто кашлянул и сплюнул мокроту рядом с изношенным черным ботинком своего приятеля. – Циклоп не получит от меня ничего, кроме неприятностей, если снова будет околачиваться около нее.

– Вспомни, ведь Кисмет сначала была его подружкой. Намного раньше, чем ты здесь нарисовался. Он этого не забудет.

– Он обращался с ней, как с дерьмом. Пити с философским видом пожал плечами, но промолчал.

– Если он хотя бы пальцем ее тронет… даже подумает об этом, я ему яйца к дереву прибью.

– Ты спятил, дружище, – воскликнул Пити. – Конечно, красивая женская задница – классная вещь, но, знаешь ли, не такая уж и редкая. И уж конечно не стоит того, чтобы из-за нее загнуться. – Выражая протест, он помахал кончиком ножа. – Смотри в оба. Цик привык добиваться своего. Именно так он и стал главарем.

Спарки выругался.

– Каким еще к черту главарем? Он отъявленный громила.

– Это одно и то же.

– Так вот, я его не боюсь и не собираюсь терпеть его выходки. А с этого дня и она их терпеть не будет.

Он посмотрел на группу женщин, разомлевших от сигареты с марихуаной, которую они передавали друг другу, сидя на расшатанном крыльце придорожной закусочной. Таверна находилась в предгорье на асфальтированной дороге, которая вела в расположенный ниже город и которой мало кто пользовался, после того как рядом проложили новое шоссе из соседнего штата.

Это было забытое Богом местечко. В прежние времена оно притягивало бы бутлегеров, проституток, профессиональных игроков и скрывающихся от полиции гангстеров. Сейчас оно привлекало рокеров, мелких жуликов, а также всех, кто сторонился общества. Не проходило и ночи, что– бы здесь не случилось драки, но даже те разборки, где проливалась кровь, улаживались без вмешательства полиции.

Кисмет выделялась среди теснившихся на крыльце женщин, как драгоценный камень в кучке пепла. У нее были темные, густые и волнистые волосы, черные, полные страсти глаза и пышная фигура, которую она гордо демонстрировала, нося обтягивающие джинсы. Ее талия была стянута широким поясом из черной кожи с серебряными заклепками. В тот день она надела топ на бретельках с таким глубоким крутым декольте, что была видна даже татуировка в виде полумесяца, сделанная чуть выше сердца. Он с удовольствием отметил, что на руке у нее поблескивал медный браслет, который он привез ей из Мехико несколько недель назад. В ушах у девушки болтались блестящие круглые серьги и несколько амулетов.

Кисмет почувствовала его взгляд и в ответ гордо вскинула голову. Ее губы соблазнительно раскрылись. Она засмеялась над чем-то, что сказала одна из ее подруг, но продолжала все так же вызывающе смотреть на него своими огромными черными глазами.

– Ну, что ж поделать, если ты не можешь ни о чем думать, кроме прелестей этой крошки, – с покорностью подытожил Пяти.

Спарки не понравилось замечание, но он пропустил его мимо ушей. На препирательства с этим глупцом не стоило тратить силы. Кроме того, Спарки был уверен, что сумеет словами объяснить то, что чувствовал к Кисмет, зная лишь, что это чувство превосходило все, что он когда-либо испытывал к женщинам.

Он был скрытен в том, что касалось его прошлого, и не хотел никому сообщать своего имени. Рокеры из его компании удивились бы, если бы узнали, что у него была степень бакалавра литературы, полученная после окончания одного из старейших и престижнейших колледжей Новой Англии. В этой среде, как правило, презирали и высмеивали знания и ум, почерпнутые из книг. Чем меньше они знали о нем, тем лучше.

Очевидно, Кисмет была столь же мало расположена рассказывать о своей жизни до того, как стала подругой Циклопа, потому что она никогда не обсуждала эту тему, а он никогда не расспрашивал ее о прошлом.

Родственные души, они обнаружили друг в друге свойственные обоим беспокойство и неугомонность, охоту к перемене мест, которая была скорее побегом, чем преследованием. Каждый из них убегал от жизненных обстоятельств, которые больше не мог выносить.

Возможно, сами того не подозревая, они давно искали друг друга. Возможно, их поиски увенчались успехом. Ему нравилось такое метафизическое объяснение, и он часто прибегал к нему в своих размышлениях.

Когда он впервые увидел ее, она щеголяла с распухшим красным глазом и рассеченной губой.

– Какого черта ты на меня глазеешь? – угрожающим тоном спросила Кисмет, заметив его взгляд.

– Просто интересно, кто это над тобой так поработал.

– А тебе какое дело?

– Да думал, может быть, ты не против, чтобы я выколотил из него дух.

Она оглядела его с головы до ног и презрительно фыркнула:

– Ты?

– Я крепче, чем выгляжу.

– Я тебе не какая-нибудь дерьмовая принцесса. И сама могу за себя постоять.

Но оказалось, что не может. Спустя несколько дней на ее лице, шее и груди появились новые синяки. К тому времени он уже знал, что она принадлежит Циклопу, получившему это прозвище из-за его искусственного глаза. Этот изъян отнюдь не делал Циклопа добрее. Его здоровый глаз смотрел с той же холодностью и безжизненностью, что и стеклянный. Когда главарь обращал свой зловещий взор на того, кто навлек на себя немилость, этот единственный глаз с успехом компенсировал наличие протеза, который к тому же слегка косил.

За спиной все в насмешку называли Циклопа «породистым». Наряду с англо-американской в его жилах текла и мексиканская или индейская кровь, но точно не мог сказать никто. Возможно, Циклоп и сам не знал, кто его предки, да и вряд ли его это интересовало.

Он был худой, смуглый и жилистый. Любимым оружием был нож. Если бы не Кисмет, Спарки ни за что не стал бы с ним связываться.

К сожалению, за него решила сама судьба. Он сразу же увлекся Кисмет, ее пышным телом, большими черными глазами и непокорной гривой волос. Если брать глубже, его притягивали в ней тщательно скрываемый страх и ранимость, которые он разглядел за ее дерзкими глазами и неприветливым выражением лица. Он был приятно удивлен, когда понял, что и она тоже тянется к нему.

Спарки ни разу не подходил к ней в открытую, ни словом не обмолвился, что приглашает ее ехать вместе с ним. Тем не менее она, казалось, приняла его молчаливый сигнал. Однажды утром, когда они, разбившись на пары, садились на свои мотоциклы, она решительно взобралась на сиденье позади него и крепко обхватила его за талию обнаженными холеными руками.

Вся группа застыла в напряженном ожидании, глядя, как Циклоп неторопливо направляется к своей машине. Он огляделся, явно ища Кисмет. Когда Циклоп заметил ее сидящей позади Спарки, его здоровый глаз угрожающе сузился, а из тонких губ вырвалось злое рычание. Затем он нажал на педаль газа и с ревом умчался прочь.

В ту ночь Кисмет пришла к нему. Сначала он собирался обращаться с ней бережно из-за недавних синяков, полученных от Циклопа. К его удивлению, она сама была очень активна, атаковала его ногтями и зубами, проявляя, казалось бы, ненасытный сексуальный аппетит, который он, однако, вполне способен был удовлетворить.

С тех пор они были любовниками, и их считали парой. Однако те, кто хорошо знал Цика и был свидетелем его мести за явные или воображаемые обиды, боялся, что их главарь полон ярости и что эта ярость может внезапно дойти до точки кипения.