Перстень Агируса

— Возможно советник почувствовал угрозу своей жизни и сам решил спастись бегством. Много лет он был верным помощником своей преступной супруги, но когда при странных обстоятельствах умерла Мария, советник понял, что Грета прокладывает себе путь к положению законной жены курфюрста. И, стало быть, теперь, когда Генрих превратился во вдовца, сам советник становился помехой для Греты. Ей нужно было избавиться от мужа, чтобы выйти замуж за курфюрста, — добавил Марк.

А профессор продолжил:

— И как раз в это время Грета перехватывает мое письмо с портретом Марка. Несмотря на то, что влияние фаворитки на курфюрста было достаточно сильным, она понимала, что в случае, если Генрих увидит портрет и прочтет письмо, ее ожидает эшафот. Поэтому она срочно снарядила в дорогу троих убийц и отправила их в Англию. Грета дала наемникам перехваченный портрет Марка, чтобы они знали, как выглядит тот, кого им надлежит убить.

Профессор замолчал и стал смотреть на озеро. Марк снова сел рядом со мной, обнял за плечо и прошептал на ушко:

— Дядя Альфред скоро закончит рассказ. После этого приглашаю пойти со мной в одно тайное место. Хочешь?

Я согласилась.

Профессор, тем временем, продолжал смотреть на озеро и я обратила свой взгляд туда же. По водной глади плыли два белых лебедя. Только теперь я заметила, что слева от острова, прямо посреди воды, находился плавучий деревянный домик с прилегающей площадкой из дерева, величиной примерно в пятнадцать квадратных футов. Один из лебедей выбрался из воды на площадку перед домиком и удобно устроился там.

Эми и Дик тоже увидели прекрасных птиц и какое-то время мы все любовались. Марк пояснил:

— Эта пара лебедей живет здесь на озере уже семь лет. Мы устроили для них этот домик, где они в положенное время каждый год вьют гнездо и выводят птенцов. Сейчас там внутри есть трое малышей. Надеюсь, вы их увидите. Когда птенцы вырастают, то они улетают, чтобы начать самостоятельную жизнь, а их родители остаются здесь.

— Как чудесно!, — восхищенно выдохнула Эмили.

А профессор, удовлетворенно крякнув, хотел продолжить повествование. Однако у Дика появился вопрос и он не замедлил его задать:

— Но вы ведь вернулись в Мейсен Мэнор только полтора года назад, а до этого, как я понимаю, долгое время жили где-то в другом месте. Кто же тогда устроил домик для лебедей семь лет назад и наблюдал за выводками птенцов? Откуда вы знаете все это?

Профессор одобрительно взглянул на Дика:

— Очень правильный вопрос, мистер Милфорд! Я отвечу коротко, а подробности вы узнаете постепенно, ведь если я стану сейчас в деталях описывать всю нашу жизнь, то понадобится год, чтобы довести историю до конца, — он засмеялся, гордо вскинув породистую голову.

— Мы с племянником выработали технологию жизни для таких как мы — агирусов, долгоживущих людей. На одном месте можно оставаться пятнадцать-восемнадцать лет — больше нельзя, иначе люди заметят, что мы не стареем. Потом надо переехать достаточно далеко, приобрести новые документы и немного сменить внешность. Я имею в виду прическу, стиль одежды, но не пластические операции — к ним мы не прибегали ни разу.

Профессор Мейсен покачал головой.

— В Мейсен Мэноре в прошлый раз мы жили с 1930 по 1946 год. Тем не менее, это поместье является нашим домом — настоящим, единственным домом. Другими словами, для нас это точка притяжения на всей земле. Когда мы здесь не жили, то управляли поместьем издалека, нанимая для этого людей в Англии. Время от времени, довольно часто, Марк и я тайно приезжали сюда. Так мы и узнали про наших лебедей, а также распорядились соорудить для них удобный домик на озере.

— Спасибо, сэр, понятно, — Дикки удовлетворенно кивнул и спросил:

— Как же случилось, сэр, что вы объявили Марка умершим, зачем это было сделано? И что стало с вашим пленником?

— Бандит, запертый в камере подвала, назвался Гансом. Держался он дерзко и нагло, утверждая, что его хозяйка Грета все равно погубит Марка. Это были не пустые угрозы. Я понял, что совершил ошибку, написав письмо и, тем самым, подверг страшной опасности самого дорогого человека. В моей голове созрел некий план. Возмездие преступной любовнице курфюрста я предоставил Провидению, а сам решил, в первую очередь, обезопасить Марка. Он хоть и выздоравливал после ранения, но был еще слаб и уязвим.

— А почему, сэр, вы не использовали лекарство со средством викария?, — спросила я.

— Да потому что я не знал, как будет действовать чудесный состав, введенный повторно. Если бы выбора не оставалось и была угроза жизни, я бы воспользовался им, но поскольку Марк справился сам, я решил не рисковать. К тому же мне было ясно, что средство викария, которое я ввел Марку еще во время эпидемии, продолжает оказывать действие. Будучи врачом, я понимал, что состояние Марка улучшилось чудесным образом. Никаких осложнений, воспалений не было, а ведь мой племянник получил смертельное ранение.

— И какой же план вы задумали, сэр?, — спросила Эмили.

— Зная Грету, я понимал, что мы не будем в безопасности. Очень трудно защититься от столь подлого человеческого существа, имеющего власть, деньги и наделенного адским лукавством. Мы с Марком должны были исчезнуть на время.

Я пригласил в Мейсен Мэнор викария Томаса Эйкенсайда. Посвятив его в историю нашего бегства из Саксонии и рассказав о недавнем покушении, я попросил моего друга викария о помощи, которую никто, кроме него, не мог бы мне оказать. Я не ошибся в этом человеке. Томас Эйкенсайд сделал все, о чем я его просил. И сохранил нашу тайну навсегда.

Взгляд Альфреда Мейсена, устремленный вдаль, потеплел, словно, пронзив более двух столетий, он увидел верного друга, который дважды помог ему спасти племянника.

— Томас Эйкенсайд объявил в деревне о смерти Марка от руки убийцы и начал готовить похороны, а мы в поместье, тем временем, собирались в дальнюю дорогу. Было непонятно, что делать с пленником, но эта ситуация разрешилась сама собой. Утром следующего дня Людвиг принес Гансу завтрак. Отперев дверь ключом, он вошел и сразу подвергся нападению — Ганс со всей силы ударил парня крепким кулаком по голове. Оглушенный на мгновение Людвиг упал и Гансу хватило времени, чтобы покинуть подвал.

В этот момент утреннее солнце скрылось за тучей, подул прохладный ветерок, от которого я поежилась. По темной, вдруг ставшей черной, воде озера пробежала рябь. Второй лебедь тоже выбрался на плавучий помост и принялся чистить перья на своих белоснежных крыльях, причудливо изогнув грациозную шею. Профессор встал и, скрестив руки на груди, начал говорить быстрее:

— В холле Мейсенхауза на пути беглеца оказалась Ангелика. Она с криком бросилась наперерез преступнику, но тот сильным ударом оттолкнул ее и выскочил из дома. Начали сбегаться люди. Прибежал и я, мы стали окружать Ганса, отрезая ему путь к отступлению. Он бросился к озеру и вошел в воду.

Профессор ухмыльнулся и уточнил:

— Вы знаете, молодые люди, в те времена очень немногие умели плавать. Это сегодня плавают почти все, а тогда это было редким умением. Однако Ганс оказался хорошим пловцом. Он стал быстро пересекать озеро. Преследователи побежали вдоль берега, но этот водоем вытянут в ширину и беглец вполне мог ускользнуть, когда вдруг произошло невероятное событие...

Профессор пристально посмотрел на черные воды озера, будто вызывая в памяти видение.

— Это озеро очень глубокое. Мы с Марком измеряли его глубину и нашли места, где наш лот, длиной сто метров так и не достиг дна. В других же точках глубина его составляла восемьдесят метров и больше. Но максимальная глубина этого водоема нам неизвестна. На земле есть одно озеро глубиной более полутора километров³², но оно очень большое, а наше-то, сами видите, маленькое.

Профессор состроил недоуменную гримасу и потом сообщил.

— Вон там, за домиком с лебедями, все это и случилось...

Альфред Мейсен, вытянув руку, указывал на место давнего происшествия.

— Удачный побег Ганса стал казаться неминуемым, когда вдруг он страшно закричал: «Помогите!», — и исчез под водой, через несколько секунд его голова снова показалась на поверхности, но лишь затем, чтобы спустя всего мгновение опять скрыться в глубине. Когда сомкнувшаяся вода успокоилась, мы с изумлением увидели, как быстро промелькнуло что-то большое, не выныривая из воды, а только подняв волну, и все стихло.