Бабочка на огонь

Так Раскольников и узнал, что Голубев Андрей подорвался на мине, выжил чудом и, весь искалеченный, был помещен, по его же просьбе, в дом престарелых на окраине Любимска.

— Там лес, река, старые люди. Они — не такие любопытные и злые, как молодежь. Там он и жил, и живет.

«Жил», — уточнил про себя Раскольников, пожелал военкому выздоровления и рысью отправился в дом престарелых.

Комната инвалида Голубева была заперта давно.

— Мы в милицию звонили о пропаже человека такого-то числа, — испуганно сказал заведующий богадельней.

«На следующий день после взрыва», — опять про себя уточнил Раскольников и вызвал следственную бригаду, пригласил понятых.

Когда комнату вскрыли, в шкафу нашли доказательства того, что взрыв в «Полете» готовился здесь: остатки взрывчатки, проводки, инструменты для работы.

— К нему монашка часто приходила, — совсем испугавшись, доложил главврач дома престарелых, в стенах которого взрыв готовился. — Сестра Ксения из местного монастыря. Я не препятствовал. Прав таких не имею. А что? Надо было?

Раскольников не ответил, дошел до монастыря, показал одной из матушек фотографию Олеси — жены Андрея.

— Она?

— Она.

— Она? — спросил у омоновца, охраняющего Груню Лемур во время концерта Раскольников. — Она хотела пройти через служебный вход, а ты ее не пропустил, как я приказывал: «Ни одного постороннего за кулисы!»

— Она, — опознал омоновец сестру Ксению как женщину в красном платье из зала «Полета».

— Он? — показал фотографию Андрея Голубева другому омоновцу.

— Он, — опознал тот инвалида, которого сам же провез за кулисы. — Я не смог ему, в орденах и форме солдата, отказать. Виноват. Готов понести наказание.

Круг замкнулся. Катюша оказалась права и была бы по делу о взрыве давно на свободе, если бы не попала в другой переплет. Если б, по версии Сыроежкина, не оказалась замешанной в дело о двойном убийстве и еще в одном двойном. Но это была уже другая история; за первую — раскрытое дело о взрыве — Сыроежкин получил от генерала благодарность.

Второй раз Раскольников намеревался спасти Катюшу сейчас.

— По коням, ребяты, — повторил московский следователь, муровец.

— А можно и мне с вами? — попросился Василий Сергеевич Басманов-Маковский, дождавшись его и Раскольникова, и еще пару крепких ребят, в коридоре.

Раскольников был здесь не главный. Муровец разрешил.

Двое ехали в милицейской машине молча — предъявлять Злате Басмановой обвинение. Раскольников и Басманов-Маковский. Остальные, московские, шутили и говорили о чем-то далеком от темы убийства Артема Басманова, о чем-то личном — о детях, о женах, о том, как правильно готовить шашлык. Раскольников думал: как там Злата? Ведь она их не ждет. Вот что странно было для него самого — как там не Катюша, а Злата Артемовна? Ему было жалко, что жизнь обделила незнакомую ему женщину дважды. Сначала ее украли у родителей, потом приемные отказались от нее. Дважды трагедия, пусть и чужая, вызывала в нем уважение и сочувствие. На Басманова-Маковского он старался не смотреть.

Злата Басманова будто почувствовала, что ее скоро будут подробно расспрашивать об убийстве шести разных людей и покушении на седьмое, совершенных ею в течение двух последних месяцев, решила посвятить вечер воспоминаниям и покаянию. Только перед собой, естественно.

После убийства Артема Басманова — отца, когда она стерла его книгу в компьютере, предварительно сбросив ее на дискету, кто-то дискету украл у Златы, вытащил прямо из сумки. Это случилось в тот самый вечер, когда она стерла книгу, когда немногочисленная, самая близкая родня собралась на девять дней смерти Артема. Сумка висела на стуле в гостиной. Рядом сидела Мирра.

Потом так совпало, что Мирра Совьен, работая над своей книгой «Между прошлым и небом», оказалась в Любимске. Злата узнала об этом от дяди, но не сразу. Сразу было другое — кто-то, какая-то пожилая женщина из не очень далекого городка позвонила с переговорного пункта в Любимске — так сказала телефонистка — в дом Артема Басманова, позвала Злату и предложила ей хорошую сделку. Та женщина, в отличие от Златы, не сомневалась, что сделка выгодна им обеим. И она просчиталась. И Мирра просчиталась. Господи, как все запутано было! Это тогда, поначалу, сразу после звонка, Злата считала, что вычислила звонившую шантажистку.

— Где сейчас Мирра? — спросила Злата у Василия Сергеевича.

— Мирра? Ах, Мирра! Ах, она — в Любимске. Оттуда родом твоя мама. Туда Мирра поехала собирать материал для своей книги. Смешно, но она думает, что даст достойный ответ воспоминаниям Артема. Забавно, но она, кажется, до сих пор его любит, — поведал Басманов-Маковский Злате. — А почему ты о ней спросила?

«Потому что я думаю, что это она украла у меня дискету, на которой записано, что я — не Басманова, а невесть кто», — так, что ли, надо было ответить ей дяде?

Злата перевела разговор в другое русло, в русло предстоящего кинофестиваля. Басманов-Маковский опять восхищался ее фильмом, а она, слушая его голос по телефону, думала:

«Это неважно, что мне конкретно захочет предложить Мирра за дискету. Важно, чтоб больше никто никогда о тайне моего рождения не узнал. Какое кому дело, кто были мои настоящие родители? Какое мне дело до этого? Поеду в Любимск, и — точка!»

Очень кстати попалась ей под ноги самодеятельная журналистка из Любимска — Катюша Маслова. Сам бог — он тогда еще помогал Злате — послал ей «козу отпущения». Как это часто и раньше с ней бывало — такие уж они, Басмановы, — решение пришло к Злате молниеносно: Катюшу она заставила помогать ей. Маслова в готовящемся убийстве Мирры должна была выйти на первый план. Ее в Любимске обязаны были запомнить в гостинице, где остановилась Мирра, и в других местах, где только можно было наследить преступнице.

Когда Злата поняла, что это не Мирра звонила ей из Любимска, шантажируя, что Мирра почти до последнего момента своей жизни не знала, кто Злата, значит, и дискету не воровала у нее, было уже слишком поздно. Злата уже тайно приехала в Любимск, уже проследила за Миррой, которая в гости к кому-то пошла, уже стояла под окнами первого этажа любимской «хрущевки» — там проживала Кассандра Юльевна, как оказалось, Златина тетка и в то же время — не тетка, и слушала, как раскрывается тайна. Тайна Кассандры. Пожалуй, свой следующий фильм Злата назовет именно так — красиво и загадочно.

— Садитесь, — услышала тогда Злата, стоявшая под окном, открытым из-за жары на улицу. В тени большого дерева ее никто не видел. — Разговор будет долгий. Я рада, что нам удалось договориться. Спасибо за эти квитанции. А ваша Злата Басманова — дура. Я ей звонила, вначале ей звонила, а потом уж вы ко мне пришли, но она отказалась иметь со мной дело. Ну-с, к сериалу. Вернемся к нашим баранам.

Злата тотчас поняла, что вот она — Кассандра Юльевна, так ее называла Мирра, сидевшая спиной к окну, и звонила Злате, и предлагала сделку. Злата пошла по неправильному пути, заподозрив в пропаже дискеты Мирру, в звонке из Любимска — Мирру. Но теперь-то она, Злата Басманова, не промахнется. В переносном смысле и в прямом, конечно. А что ей прикажете делать? Теперь уже два человека будут знать то, что и одному знать не положено, теперь уже Мирра и без дискеты узнает, что там написано о тайне рождения Златы.

Злата сунула руку в карман легкой курточки, сжала ее на рукоятке пистолета, приготовилась слушать и действовать. Кассандра Юльевна, как дочь царя Трои Приама, рассказывала так, что Злате и самой стало интересно. Под деревом, у окна — на жаре на улице никого нет и не будет до вечера, — ее никто не видел. Рука от напряжения и волнения вспотела.

— Не буду врать, что ваш бывший муж и муж моей покойной сестры Сабины горячо любил меня, — вещала ведунья Кассандра о своих отношениях с богом Аполлоном — покровителем искусств, а проще — с Артемом Басмановым. — От этого, дескать, родился ребенок. Но все произошло не так. С его стороны это было минутное увлечение. С моей… ну, это неважно. Мне было немало лет, когда я впервые познала мужчину — Артема Басманова, — тогда вашего мужа. Да, не смейтесь, я была классической старой девой, помешанной на театре, с которым у меня не сложился роман. И с Артемом у меня не сложилось. Он с первой встречи положил глаз на мою талантливую и красивую сестру. Но детей у них почему-то не было. Бог не дал. А мне — дал! Через положенное время у меня родился ребенок. Мертвый. Не смотрите на меня так. Мне уже не больно. Я даже написала тогда стихотворение. Одно — за всю жизнь. Вот — я его нашла в своих записях, специально вам показать.