Бабочка на огонь

Третьей по счету оказалась Катюшина тетя Зина. Она описала свою родственницу из Хабаровска, как рыжую, высокую и толстую молочницу, которая в данную минуту у Басмановых полы моет.

Раскольников припомнил:

— Да-да. Кажется, с ней я столкнулся недавно.

— И это — все? — повернулся Раскольников к участковому и как раз за его спиной увидел повешенную Катюшей на гвоздь красную шляпку-колесико с желтым цветком одиночества.

— Что ж это вы нас обманываете? — радостно спросил он у тети Зины, приютившей его беглянку.

Старушка заволновалась, покрылась красными пятнами — потому что ее уличили во лжи, предложила им сесть, рассказала о Злате, Катюше, Сереже, обо всем, что знала.

— Что же мне парень ничего не сказал? — строго, не веря старушке, спросил участковый, поглядывая на Раскольникова, — еще подумает приезжий, что плохо в поселке работа с населением налажена.

— А то вы не знаете, что он — глухонемой: слышать, говорить не может. А то вы не знаете, что он — даун: кто такому поверит? — рассердилась на обоих — участкового и Раскольникова — тетя Зина.

Как ей было Катюшу жалко!

— Ну, что ж, пойдем за Масловой, — встал, взял со стола свою тощую папку местный милиционер.

— Ну, что ж, — не вставая, сказал Раскольников Катюшиной «бабушке». — Ведите нас к Дусе с Сережей. Мы их показания запротоколируем.

Участковый вздохнул и подумал, что кончилась его тихая, мирная жизнь в поселке — грядут неприятности. Басмановы — сила, но и этот приезжий свое дело знает или не понимает, во что ввязывается. А он — участковый — меж двух огней, как березка во поле накануне сражения.

— А зачем Маслова к Басмановым ходит? — спросил после часа беседы с Сережей и Дусей Раскольников тетю Зину.

Участковый шел сзади, отмахивался от мухи.

— Молоко Дусино носит. Полы моет, — ответила тетя Зина честно.

— А по-честному? — как друг, спросил следователь.

Участковый боролся с мухой, отстал.

Тетя Зина чуть не проговорилась: дескать, пистолет «ТТ», непонятным образом оказавшийся в руках у Катюши на месте убийства, подложить надо бы Злате обратно. Пусть сама и объясняет милиции, как из него людей порешили. Милиция — не совсем дура — заинтересуется Златой. Может, и поймет, что она — не белая, а черная.

— Хочет… А я почем знаю? — ответила тетя Зина хмуро. — Вот и пришли. Вот он, дом режиссеров Басмановых.

Раскольников послушал нехорошую тишину. Катюши и Златы, а также Василия Сергеевича, кажется, дома не было. Басманов-Маковский уехал? Точно, машины нет. Подполковник оглянулся — права нарушать границу чужой частной собственности без спросу хозяев у него не было. Но участковый — пока не свидетель нарушения — он все еще борется с мухой.

— Идите домой, — шепнул подполковник тете Зине.

Сам же открыл калитку, ринулся в чащу басмановской травы.

Он вовремя подкрался к дому, заглянул в окно, увидел картину еще одного Златиного преступления — басмановское отродье собиралось убить Катюшу. Если б не таз, которым его любимая сообразила, успела прикрыться, Раскольников бы опоздал на свою свадьбу, о которой давно уж мечтал. Не было бы с кем сочетаться законным браком.

Участковый, бросивший бесполезное занятие, услышав грохнувший выстрел, тоже кое-что увидел: как Злата боролась с Раскольниковым. Самое главное он пропустил — кто и в кого стрелял, и в какой очередности все, что здесь было, происходило.

Московскому дознавателю, не Раскольникову, Злата наговорила про Катюшу кучу гадостей и лжи. Та вроде бы хотела ее убить, прокралась под видом молочницы в дом с пистолетом. Хорошо, что Злата проснулась. Сидевший в коридоре, вызванный по просьбе Златы Василий Сергеевич схватился за голову, думая, думая, думая… Прооперированную Катюшу из больницы в тюрьму пока взять не могли. Там она и лежала, уже не ожидая ничего хорошего.

А Раскольников, получив строгий приказ начальства приехать в Любимск, в нем и сидел, в кабинете Миши Солдаткина. В отличие от Катюши, он теперь надеялся только на лучшее, твердо знал, что Злату Басманову вот-вот прищучит.

Очень не шла ему роль просителя и ябедника, но ради Катюши Масловой Раскольников был готов и на это. Как он добился скорейшего приема у прокурора — это отдельная песня. Один, без помощи старых друзей по МУРу, Раскольников просто не смог бы подняться по белой лестнице, дойти до светлого кабинета всесильного друга Басманова — Матвея Исаевича. А так, ничего себе, сидит и следит за выражением лица прокурора, пока тот внимательно изучает его бумаги. Все они — против Златы Басмановой, все они — в защиту Катюши Масловой.

— Кто этот Цукерман? — спросил в тишине и спокойной обстановке, располагающей к размышлению о судьбах народа, Матвей Исаевич.

— Бомж, — ответил Раскольников честно.

— Антисоциальный элемент. Не густо, — сказал, отодвинув папку с материалами дела.

— Копать не дают. Боится чего-то начальство, — как можно невыразительнее, буднично «объяснил» Раскольников. — Потому к вам и пришел, что выше идти некуда. Где ж невиновному человеку правду найти, как не здесь?

Лесть не проняла прокурора до слез, но что-то в душе задела.

— Через два дня вы получите официальный ответ, — сказал он и «забыл» о Раскольникове.

Следующий посетитель ждал за дверями справедливого решения.

Раскольников вышел. Главный по грехам народа Матвей Исаевич позвонил в МУР, спросил у кого положено, что у них есть на Злату Басманову.

— Ничего особенного, — с почтением ответили ему. — Только история о пропавшем водителе белой «девятки», с которым Злате Басмановой приписывают легкий непродолжительный роман. «Девятка» найдена в соседней области.

— А город Любимск там есть?

— Есть. Небольшой городишко.

— Ясно-понятно. Тогда я вам дело подброшу. Работайте скоро и споро, — дал напутствие прокурор главному по МУРу, — и на чины не взирайте. Мне нужен ответ. Да или нет. Зовите следующего, — переключился он со стихов на секретаршу.

О Раскольникове Матвей Исаевич хотел забыть на два дня, положенных на написание и пересылку официального ответа о том, что дело Масловой требует тщательного доследования и отныне должно вестись любимским следователем Раскольниковым совместно с работниками МУРа, а дело об убийстве Артема Басманова также требует пересмотра. Да не получилось забыть, потому что вспомнил прокурор Василия Сергеевича, посчитал своим долгом поставить в известность хорошего знакомого и хорошего режиссера о том, что с убийством Артема Басманова не так-то все просто.

В этот же день поздно вечером позвонил прокурор режиссеру.

— Ничего не хочешь мне сказать? Поделиться мыслями? — спросил Матвей Исаевич онемевшего от прокурорского сообщения Василия Сергеевича и представил, что тот уж спать ложился или чай с малиновым вареньем, Лизаветой сваренным, пил, прихлюпывая и беседуя об искусстве, а тут он, прокурор, позвонил, ошарашил неприятной новостью.

— Ну, спи, — не услышав вразумительного ответа, сказал Матвей Исаевич Басманову-Маковскому, хотя был уверен, что режиссер теперь всю ночь не заснет.

— Я тут не спал всю ночь. Целую ночь думал. Можно приехать, дать показания? — наутро — чуть свет, а он уж на ногах — позвонил теперь уже Василий Сергеевич Матвею Исаевичу.

— Знаешь что? — посоветовал прокурор режиссеру. — Этим делом хорошая муровская бригада занимается. Поезжай к ним, пойди к генералу, он тебя за руку отведет к следователю. Все под моим личным контролем, поэтому ты ничего не бойся. Лучше сказать все, что знаешь. Ну, да не мне тебя учить. Ты — человек порядочный, честный, я знаю.

Василий Сергеевич рукой подтер под носом, положил трубку, уставился в пол — стал в него смотреть. В пол смотрел, а видел другое, вчерашнее.

Целый день накануне звонка прокурора он посвятил Грише. С утра сходил с Гришей в Третьяковскую галерею смотреть картину Васнецова «Богатыри», рассказал, что знал о картине. Кажется, Грише понравилось глядеть на коней и сказочных воинов. Потом дядя и племянник пообедали в детском кафе — там Гриша познакомился с кудрявой рыжей девчонкой. Кажется, она ему тоже, как и картина, понравилась. После обеда Басманов-Маковский повез Гришу к хорошим знакомым, владельцам небольшой лошадиной фермы. Под руководством тренера счастливый мальчишка сел на коня, как богатырь, и, представляя себя самым главным — бородатым Ильей Муромцем, долго катался, пока не отбил попу. Потом он кормил лошадей, купался с сыном хозяев в бассейне. Ближе к вечеру Василий Сергеевич купил Грише кучу игрушек — детский меч, спортивную «грушу» и паровоз на железной дороге. Гриша стал окончательно счастлив и, верно, чтобы отблагодарить дядю, отдал ему спрятанную в своих вещах дискету, которую он у Златы стащил из коричневой сумки.