Атмор Холл [Женщина в зеленом]

Мы нашли мягкую траву около ручья и сели на нее. Огромный куст сирени, усыпанный лиловыми цветами, загораживал нас от гостиницы и разливал вокруг чудесный аромат. Мы бездумно бросали камешки и веточки в воду и довольно-таки долго, до того как заговорили, были в странном согласии. Затем Джастин разрушил тихое очарование словами, которые снова вернули боль.

— В тот день, — сказал он, — когда я увидел Дейсию, лежащую на дороге в твоей зеленой куртке, я подумал, что это ты. Я подумал, что ты погибла.

— Я знаю, — сказала я ему.

— Я почувствовал, будто от меня отрезали половину меня самого. — Он говорил почти удивленно.

— Ты назвал меня дорогой, — напомнила я. Он не нахмурился и не отвернулся от меня.

— Ты и была ею для меня, моя самая дорогая, потерянная дорогая.

— И совсем не дорогая, если я жива? И ни в каком другом случае?

— Ты слишком часто все еще моя дорогая, — сказал он нежно. — Иди ко мне, Ева.

То, как он обнял меня, сказало мне всю правду. И все же его поцелуй напугал меня. Он целовал меня не сердито, но с нежностью, граничащей с печалью. Как будто прощался.

— Как мы можем со всем этим покончить? — пробормотал он. — Как я могу любить тебя, зная, как безнадежно мы потерпели фиаско в нашем браке? Как я могу хотеть, чтобы ты была возле меня, когда знаю, что я должен сделать, чтобы спасти нас всех — тебя, меня и Алисию? Я виноват в той боли, что была причинена вам обеим. И теперь я должен поступить еще хуже.

— Но ты любишь меня, а я тебя! — крикнула я, готовая разрыдаться от его нежности. — Почему мы должны притворяться, что это не так?

— К несчастью, в жизни все не так легко делится на правду и ложь, как тебе хотелось бы, моя дорогая. Между этими двумя полюсами громадное количество оттенков.

— То, что случилось у меня с Марком до того, как я уехала из Атмора, все еще настраивает тебя против меня? В этом тоже есть оттенки.

— Знаю, — сказал он.

— Ты хочешь сказать, что Марк рассказал, что он наделал? — спросила я с удивлением.

Джастин покачал головой.

— Никто мне ничего не рассказывал. Мне теперь это не нужно. Я знаю теперь тебя лучше. Ты можешь вести себя плохо, глупо, когда ты сердита, но я думаю, что ты никогда бы не предала меня. Если бы все зависело только от того, что ты для меня, я бы не беспокоился. Но это не так.

— Потому что у тебя был роман с Алисией? Но это в прошлом! Почему это должно иметь значение теперь, если…

Он почти улыбался, когда прервал меня.

— Мне кажется, я помню, что Алисия когда-то многое значила для тебя.

— Она все еще значит, — сказала я. — Я не притворяюсь, что нет. Но я могу жить с сознанием того, что это в прошлом, если я знаю, что этого нет в настоящем.

— Она всегда будет что-то значить для меня, — сказал он уже более суровым тоном. — Она не заслуживает, чтобы я плохо обошелся с ней, я не могу расстаться с ней таким жестоким образом.

Я начала терять терпение.

— Как же мне остаться в живых, пока ты все еще решаешь, что ты должен делать? Это очень трудно.

Он повернулся и уставился на меня.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, на что ты закрываешь глаза, потому что это касается твоего брата, — сказала я. — Я говорю о том, что чуть было не случилось со мной ночью на крыше и тогда, когда машина Алисии сбила Дейсию. Меня не хотят оставить в живых. Неужели ты не можешь понять эту истину? Следующий раз, возможно, мне придет конец.

Он все еще не верил тому, что я утверждала.

— Мэгги рассказала мне об этих твоих подозрениях. Я уверен, что ты веришь во все это. Следующий инцидент произошел сразу же после твоего ночного кошмара на крыше и мог показаться неопровержимым доказательством. Но Ева, дорогая, весь этот ужас нереален. Почему кто-то в Атморе хотел причинить тебе вред?

— Потому что кто-то боится, что я знаю, кто убил старика Даниэля, — сказала я прямо. — Почему ты можешь быть уверен, что он убит случайно отвалившимся куском стены? А что если его оглушили, а затем, пока он был без сознания, перетащили туда, где можно было бы легко столкнуть стену на него?

Теперь я полностью и серьезно завладела его вниманием, хотя знала, что не убедила его. Такое заявление, сделанное к тому же столь категорично, могло показаться ему совершенно диким.

— Тебе ненавистна мысль о том, что Марк мог попытаться подстроить дело так, чтобы ты не поверил мне? — спросила я.

— Марк спас твою жизнь тогда на крыше. Ты можешь благодарить его за это.

Мы снова вернулись к прежнему. Наш прекрасный день безнадежно исчезал, уступая место враждебности и недоверию, которые выросли между нами. Я взяла из сумочки письмо Дейсии и дала его ему.

— Это было оставлено в моей комнате. Я нашла его после того, как Дейсию отвезли в больницу. Я не успела прочитать его вовремя и встретиться с ней, как она хотела. То, что я вышла из дома, было просто случайностью. Кто-то увидел ее сквозь завесу дождя и подумал, что это я, потому что на ней была моя куртка. И если это не Марк, то кто? Может Алисия? Она из тех, кто больше всего хотел бы, чтобы я уехала, и она знала, где стоит ее машина. А когда она присоединилась к нам, она уже была на улице и мокрая от дождя, под которым она, должно быть, бежала. Ты веришь в ее историю?

Должно быть, он стал задавать себе вопросы, потому что он не ринулся сразу в ее защиту. И он не отмахнулся от моих слов с обычным раздражением.

— Не знаю, — сказал он наконец. — Что-то тревожит Алисию. Она была оскорблена твоим приездом и напугана, я думаю. Теперь я должен причинить ей еще большую боль.

Я с трудом затаила дыхание, чтобы сдержать слова, готовые сорваться с моих губ. Если он имел в виду то же, что и я, то жизнь могла бы начаться снова для меня — для нас. Но на этот раз я должна вести себя более мудро. И хотя все, что я сказала Джастину, было правдой, моей первой задачей было остаться в живых до тех пор, пока мы не смогли бы снова зажить как муж и жена. Если бы я только могла быть в объятиях Джастина навсегда, ничто бы не могло случиться со мной!

Он бросил последний камешек в воду, встал и потянул меня за руки. Затем он положил свои руки мне на плечи и долго, почти с любовью, смотрел на меня. Я позволила ему читать все на моем лице, в моих глазах. Мне нечего было больше скрывать от него. Он мог бы все понять. Я не думала, что он отпустит меня снова.

Тем не менее, мы шли к машине, даже не касаясь друг друга, и дух Алисии Дейвен шел между нами.

Когда мы уже снова ехали, он сказал:

— Я сперва заброшу тебя в больницу, чтобы ты могла повидаться с Дейсией. Ты собираешься расспросить ее о записке, конечно?

Я кивнула.

— Если я смогу побыть с ней наедине и если она достаточно окрепла, чтобы разговаривать со мной.

— Я подожду тебя, — сказал он. — Я хочу знать, что она скажет.

В течение остального пути в Лондон я окончательно расслабилась. Хоть на это время я была в безопасности. Опасность осталась позади, в Атморе, и у меня было такое чувство, будто с меня сняли тяжкую ношу. Этот солнечный день не таил никакой угрозы. Даже транспортное движение в Лондоне не пугало меня, как это бывало раньше. Во мне не было никакого чувства страха, когда мы вдвоем вошли в больницу, и Джастин поговорил с женщиной в приемном бюро.

В дверях палаты Дейсии мы встретились с Марком, который выходил оттуда. Он взглянул на Джастина, а затем приветствовал меня с открытой недоброжелательностью.

— Что за сюрприз, — сказал он. — Ты хочешь пойти туда, Ева, чтобы сказать Дейсии, что это я сбил ее, думая, что это ты?

— Я не собираюсь ей о чем-то говорить, — сказала я. — Наоборот, она хочет что-то сказать мне.

Он заколебался, как будто ему не хотелось впускать меня к ней, но понял, что ничего не сможет сделать, чтобы остановить меня, когда здесь Джастин. Он прошел бы молча мимо нас в холл, если бы Джастин не остановил его.

— Ева остается на ночь в Лондоне, — сказал он. — Я буду в моем клубе. Не присоединишься ли ты к нам к обеду, Марк?