Сладостный вызов

Зачем он здесь? Он не должен быть перед ней с непривычно длинными волосами, широкоплечий, с гордой осанкой. Он не должен стоять здесь, в церкви, обутый в грязные сапоги, испачканные серые брюки и шерстяную куртку, пережившую саму себя — явные реликвии времен Конфедерации.

Маргарита почувствовала горечь. Он продолжал носить эту одежду спустя месяцы после окончания войны — так, словно это было делом чести.

— Пойдем, Маргарет. Ты и так потратила достаточно времени на всякую чепуху. Пойдем со мной домой.

— У нас с тобой нет дома, — только и смогла проговорить она, задыхаясь от слабости.

— Неужели? — ее сопротивление, казалось, удивило его, и он сделал еще один шаг по направлению к ней, а его сапог оставил грязный след на шелковой дорожке.

В этот момент она ненавидела Брэма. Ненавидела его за то, что он испортил этот день, унизив ее таким образом. Но более всего она ненавидела его за то, что он однажды заставил ее полюбить — и она любила его всем сердцем, всей душой. Он не мог найти для своего появления более веской причины. Война. Война, которую Маргарита не понимала, в которую она не верила. Он никогда бы не осознал, насколько ее ужасала сама идея войны. Настолько, что, оставив саму мысль о том, будто когда-нибудь они окажутся снова вместе, она почувствовала внутри лишь боль и пустоту, глядя на его имя, напечатанное в списке погибших.

— Маргарита, — Элджи взял ее за запястье. — Сделай же что-нибудь.

Она высвободила руку.

— Тише, Элджи, — холодно ответила она. — Предоставь это мне.

— Тут нечего предоставлять, — губы Брэма иронически выгнулись. — Жена должна принадлежать своему мужу.

— Я не твоя жена.

— Мы обвенчаны.

— Это была ошибка.

— Ошибка или нет, но смысл в том, что мы принадлежим друг другу по закону.

— Этот брак может быть аннулирован — что я и собиралась сделать раньше. Думаю, что есть специальный пункт, который предусматривает развод в случае, если муж бросил жену.

— Я тебя не бросал.

— Здесь не время и не место обсуждать это. Я приму во внимание твои доводы, как только в этом будет необходимость.

— Почему же ты раньше этого не делала?

Развод — это не то, что она хотела обсуждать в церкви, наполненной людьми, но он не позволял ей избежать этого разговора.

— Не стоит торопиться в таких делах, во-первых. Даже когда нас разделял океан, я знала, что ты не станешь беспокоить меня. Но когда я со временем стала трезво оценивать ситуацию, то поняла, что, поскольку твое имя значилось в списке погибших, никаких вариантов здесь быть не может. — Она свирепо взглянула на сапог, застывший на шелковой дорожке. Я обещаю тебе, что попытаюсь войти в твое положение. Ты можешь быть уверен, что на этот раз я доведу это дело до конца.

— Нет, Маргарет. Не доведешь. И никакого аннулирования не будет, — последняя фраза была произнесена тоном, не допускающим возражений. — Я не допущу этого, покуда сердце бьется в моей груди.

С этими словами он достал нож из голенища своего сапога. Собравшихся охватила паника.

Регина, которая начала было подавать какие-то признаки жизни, снова потеряла сознание.

— Ты моя жена, — заявил он. — Нужно трезво оценивать ситуацию.

— Ситуацию! Я не скамеечка для ног, которую переставляют с места на место, используя то для одних целей, то для других. Я женщина из кости и мяса, и у меня есть своя голова на плечах!

— Хватит! — Челюсть его задрожала, а суставы пальцев, сжимавших нож, побелели, заставив ее осознать, что не только у нее сдали нервы. Брэм обыкновенно хорошо контролировал себя, но на этот раз он был в бешенстве.

Он сделал еще несколько шагов, лезвие ножа окрасилось бликами, отбрасываемыми витражами на окнах. Лицо Элджи побагровело, руки сжались в кулаки, но Маргарита стояла, как вкопанная.

— Уходи, Брэм. Тебя не приглашали на церемонию.

— Церемония, как ты это называешь, закончилась.

Он выхватил нож и мгновенно отсек добрую часть ее свадебного шлейфа. Маргарита вскрикнула, инстинктивно заслоняясь от него рукой, но он не обратил на ее жест никакого внимания. Брэм с силой дернул за фату, освободив ее из прически, и бросил ее на пол. Взяв ее за руку, другой рукой он крепко обхватил ее за талию.

— Ты моя. Я не делюсь ни с кем тем, что принадлежит мне.

Она открыла рот, чтобы сделать едкое замечание, но у нее перехватило дыхание, когда он поднял ее и перекинул через плечо.

Брэм направился к выходу семимильными шагами.

— Стой! Оставь меня в покое!

Но он не слушал ее воплей, и, наконец, никто из находящихся в церкви не смел помочь ей. Как только дверь за ними захлопнулась, последнее, что услышала Маргарита, был возглас Нанни Эдны:

— Все уже? Какое облегчение! Теперь выпустите нас отсюда, и пусть все едут по домам.

Брэм не обращал внимания на давку, царившую возле церкви. Швырнув Маргариту на сидение свадебной кареты, он прыгнул рядом с ней, и они сорвались с места. Его собственная лошадь, впряженная в карету сзади, понеслась рысью у них за спиной.

Спустя пятнадцать минут, прибыв в гостиницу, Брэм толкнул на кровать свою жену — женщину, которую он однажды поклялся любить, защищать и уважать.

Если бы только ее собственные обещания что-то значили для нее! Но она ничего не могла бы предложить ему, кроме тщетных надежд и пустого сердца. Она все больше и больше чувствовала себя обманщицей. В маске прекрасной принцессы.

Маргарита запрокинула назад голову, убирая волосы с глаз — длинные, темные блестящие волосы, дотронуться до которых он мечтал во время войны бессчетное множество раз. Снова и снова он представлял себе эти пряди, обвивавшие его по ночам. Как ему порой хотелось обернуть их вокруг запястья и заставить ее смотреть на него, чтобы она увидела, что она делала с ним, заставляя его забыть обо всем своими ласками, избаловав его. Как же долго он спорил с ней! Он и не предполагал, что сможет перенести ее ледяной тон.

Маргарита смотрела на своего мужа, ее ярко-синие глаза потемнели от гнева, но он не чувствовал раскаяния при мысли о том, во что он превратил ее тщательно разработанные планы. Она заслужила подобное обращение. Ведь именно она чуть было не пошла на двоемужие.

— Как ты посмел? — спросила она тихо. — Как ты посмел превратить мою свадьбу в такой бардак?

Брэм зло посмотрел на нее и стал снимать куртку.

— Видимо, ты не в состоянии реально смотреть на вещи, сколько раз я уже говорил тебе, что мы женаты!

— То, что произошло между нами, было ошибкой молодости, и мы бы допустили еще большую ошибку, пытаясь это продлить.

— Теперь все изменилось. — Он снял с себя рубаху — серую с темными полосками, чтобы, наверное, показать ей оставшиеся на теле следы войны. — Как ты помнишь, ты едва могла дождаться нашей церемонии. Или я должен напомнить тебе о всех наших ночах? Ты когда-то говорила, что тебе будет приятней заниматься любовью, если ты перестанешь волноваться, будто кто-то застанет нас в нашем домике.

Ее припадок возмущения не помешал ему продолжить, и он стал расстегивать жилет.

— Поэтому мы и решили тайно обвенчаться. Мы уже не могли друг без друга. Ты очень боялась, что нас застанут и твой отец изобьет тебя за то, что тебя лишил девственности простой американец.

— Ты лжешь!

— Перестань, Маргарет. Кто из нас лжет? Позволь, я освежу твою память. Было лето, — его голос стал тише. — Твой отец приехал в Солитьюд, чтобы заключить со мной сделку, и привез тебя вместе с собой. Ты ехала в открытом экипаже, твои волосы были разбросаны по плечам, на тебе было простое хлопковое платье. И ты, появившись, первым делом взглянула на меня.

— Ты ошибаешься!

— Неправда.

Кровь ударила ей в голову, ее щеки зарделись.

— На второй день мы поцеловались. Спустя неделю мы уже дошли до конца в наших отношениях.

Маргарита открыла рот, но он знал, что она не сможет отрицать все это. Воспоминания об их страсти были настолько сильны, что они оба теперь чувствовали, как комната словно наполнилась какими-то любовными флюидами.