Сладостный вызов

— Молодой человек! — позвала она одного из слуг.

Юноша поспешил к карете.

— Вы не передадите подружкам невесты, что я уже здесь и что они могут подавать сигнал к началу?

— Д-да, миледи, — ответил он, заикаясь. Она не стала объяснять ему, что не имеет никакого отношения к аристократии. Ее отец был небогатым парижским дипломатом, мать — дочерью адвоката из Балтимора; они познакомились во время деловой поездки.

Дядя Уилсон протянул ей руку. Время пришло.

Она приготовилась выйти, шум толпы стал громче. Подобрав свои юбки, она вступила на покрытую ковром подножку кареты, а оттуда на дорожку, тянувшуюся до самых парадных дверей церкви. Холодный ветер ударил ей в лицо, и она вдохнула как могла глубже, насколько ей позволял стягивавший ее корсет. В этот момент атмосфера словно взорвалась от восторга, и толпа приветствовала ее.

По сигналу шесть сестер Элджернона выбежали из собора в шелестящих атласных платьях цвета слоновой кости. Вместо того чтобы одеть их в разноцветные одежды, Маргарита разрешила им выбрать наряды самостоятельно — и зря. Болингбруки были богаты как Крезы, но вкусом не отличались.

— Ю-ху! — вскричала старшая из сестер, Регина, в развевающемся и пузырящемся наряде, сшитым ее личным портным. Маргарита уже однажды встречалась с ней и уже имела несчастье наблюдать ее гримасу вежливости.

— Наконец-то ты здесь! — воскликнула Аурелия, широко улыбнувшись. Да уж, Болингбруки не отличались красотой зубов.

— Ты восхитительна, — заметила другая сестра.

— Просто какое-то видение!

— Элджи будет очень доволен.

Девушки собрались вокруг нее, одна из них держала огромный букет лилий и букет роз — для невесты, другие помогали ей пронести шлейф платья по узкому проходу.

Как только покров был отброшен, хор возгласов оглушил ее. Движение по другую сторону бархатных лент стало неистовым, зрители придвинулись ближе, чтобы как следует все разглядеть. Художники быстро заскрипели карандашами в надежде успеть запечатлеть этот момент.

Регина, стоявшая к невесте ближе всех, как бы впитала тот восторг, который вызвало у всех появление Маргариты. Она кружась подбежала к ней, пожала ей руки и, дабы глаза любопытствующих не могли пока толком разглядеть невесту, прошептала:

— Маргарита! Твое платье. Оно порвано!

Маргарита молчала.

— О, Маргарита, — ужаснулась другая сестра Болингбрук. — Какой кошмар. Что случилось? Ты упала?

Маргарита еле сдержалась, чтобы не засмеяться. С ее платьем не случилось ничего. Оно не было порвано. Оно было сделано точно по ее специальному заказу, подкрепленному некоторыми советами Жоли: «Не бойся откровенного фасона, Маргарита. Не позволяй им думать, что ты стесняешься самой себя или каких-либо своих поступков. Заставь их понять, что ты не опустишься до уровня их глупых мыслишек, мелких сплетен, до всей этой мерзости. Ты поступаешь так, как хочешь, и они не могут тебе помешать».

Она незамедлительно последовала его совету. С помощью нескольких модельеров она собственноручно разработала каждую складочку, каждую наколку. После того как все детали были придуманы, потребовалось шесть месяцев, чтобы сшить это платье, и результаты оказались выше всяких ожиданий.

Миниатюрный венок из апельсиновых цветов украшал ее голову — простой и элегантный. На нем закреплялась фата из венецианского кружева, расшитого жемчугом, спадавшая по спине и тянувшаяся огромным шлейфом в двадцать футов следом за невестой.

Само платье было с глубоким декольте. Ее плечи оставались обнаженными, их покрывала шелковая накидка, вышитая розовыми и желтоватыми розами, в середине каждого цветка красовалась жемчужина. Лиф платья туго облегал ее прекрасную фигуру, полную грудь и тонкую талию. Ниже двадцать ярдов тяжелого кремового атласа перемежались с тридцатью ярдами тончайшей кисеи. Основная ткань ее юбок была стянута сзади по последней моде, образовывая пышный турнюр, украшенный шелковыми цветами, бутонами и рюшами. Кроме того, сам шлейф платья тянулся за ней добрые пятнадцать футов. Но что поражало больше всего, это то, что юбки спереди расходились, открывая взгляду восхитительные панталончики а-ля Амелия Блумер, кремовые чулки и маленькие атласные туфельки.

— О! — вздохнула Эсмеральда, самая младшая из сестер, в смятении скривив рот и выпучив глаза.

Маргарита, не обратив на нее никакого внимания, взяла под руку своего дядю, прихватила букет и направилась к главному входу.

Болингбруки поспешили окружить ее стеной, чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие на церемонии. Маргарита кивком подала знак тете Эгги, и оркестр заиграл.

С первых аккордов сестрам пришлось пойти впереди нее, чтобы как-то предотвратить скандал. Маргарита была очень удивлена. Лицо Аурелии покраснело, Камелия была близка к обмороку, Эсмеральда задыхалась, а губы Регины были крепко сжаты, и головой она кивала так, словно давно уже знала о том, что невеста появится в панталонах. В панталонах! Слово сперва прозвучало как шелест, который, нарастая, оглушил Маргариту страшным шумом надвигающегося локомотива.

Регина дошла до двери, и музыка стала громче. Ноты Моцарта пронизали воздух, создавая атмосферу праздничного волшебства. Маргарита высоко держала голову, не оглядываясь ни вправо, ни влево. Скоро она станет миссис Элджернон Болингбрук III, и больше ничто не имеет смысла.

— Хм, хм, — откашлялся дядя Уилсон. Толпа смущала его, но его племянница прекрасно понимала, что он хочет сказать.

Она сжала его руку.

— Я тоже люблю тебя, дорогой дядя.

Он просиял, его усы вздернулись кверху от удовольствия.

Вошедшие остановились в дверях, гости, уже находившиеся в церкви, встали, по их рядам прошел ропот. Они в ужасе смотрели на невесту.

— О, Господи…

— …Это женщина, которая…

— …Как же она могла…

— …Из Франции?

Маргарита повернулась на шепот. Справа от нее стоял Жоли. Эти люди, с любопытством изучавшие ее, вскоре станут ее знакомыми, соседями и коллегами. Они никогда не полюбят ее, в этом она была уверена. Женщины, отлично знавшие свое место, хрупкие создания, светские бабочки. Маргарита поняла по их реакции, что они никогда не встречали никого, настолько неподвластного общественным канонам. И она почувствовала свое преимущество.

Ее дядя сделал шаг, и она двинулась вместе с ним, прямо по шелковой дорожке, по розовым лепесткам внутрь церкви, к своему жениху, который повернулся, чтобы посмотреть на нее. Элджи, лысеющий, коротенький и толстый Элджи с мрачным лицом. Жених явно тоже заметил панталоны. Его щеки покраснели, но во взгляде скользнула тень удовольствия, казалось, что вся эта суета ему нравится.

Они взялись за руки перед алтарем, дядя Уилсон, воспользовавшись возможностью, отпустил ее к священнику, произнеся при этом очередное «Умф».

Она отдала букет тете Эгги и, снова нарушив все приличия и обряд, сплела свои пальцы с пальцами Элджи и, прижавшись к нему, поцеловала его в щеку. Затем, заняв свое место рядом с ним, она воззрилась на него с явной любовью — вместо строгой холодности, которой должны обдавать своих женихов на подобных мероприятиях.

— Дорогие влюбленные…

Она станет ему хорошей женой, в этом она была уверена.

— Мы собрались…

Она знала от своего отца, что путем каких-то операций в бизнесе она сможет увеличить состояние своего мужа.

— …Вступить…

Он никогда не пожалеет, что женился на ней.

— Этот мужчина…

А она никогда не раскается в том, что приняла его предложение.

— …Эта женщина…

Их жизнь вместе будет весьма удачной.

— …вступают…

Они никогда не захотят.

— …в брак…

Им никогда не нужно будет.

— …У кого-нибудь есть возражения…

Она и ее семья выстоят.

— …пусть выскажут их сейчас…

Они смогут.

— Стойте!

Одно слово, прозвучавшее под сводами церкви, словно сковало льдом все тело Маргариты. Этот голос. Такой глубокий, такой низкий. Такой незабываемый.

Послышались шаги по каменному полу. Даже сквозь шелк, покрывавший пол, этот звук был отлично слышен, он отдавался в стенах и эхом взмывал под своды церкви, заставляя сердце Маргариты сжиматься.