Еще один Валентинов день

Джеймс помолчал, сминая пачку в руке.

– Свободное от курения? – в ужасе повторил он. – Впервые слышу. Что дальше – свободные от курения города?

– Понятия не имею, – проворчала Хелен.

Рафферти сунул сигареты в карман.

– Приняты ли какие-нибудь законы, запрещающие жевательную резинку? – съязвил он, вытаскивая нераспечатанную упаковку, которую всегда обнаруживал в пиджаке по возвращении в Чикаго.

– Пока нет. Что это за жвачка? – с любопытством спросила Хелен.

Джеймс взглянул на пластинки в своей руке – «Черная гвоздика», исчезла из продажи в начале тридцатых… стоило бы помнить об этом, если не хочет нарваться на неудобные вопросы.

– Вам не понравится, советник, – сказал он, пряча компрометирующую пачку в пиджак.

Мужская одежда за эти годы практически не изменилась. Темный костюм есть темный костюм, разве что в какие-то времена шили слишком широкие лацканы, в другие – слишком узкие, но мало кто осмеливался критиковать стиль Рафферти. Или его самого.

– Приведу Билли, – повторила Хелен и оставила Джеймса в одиночестве.

Рафферти сидел неподвижно, сосредоточив взгляд на мрачном виде Чикаго за грязным окном. Каждый год город менялся, каждый год новые здания уродовали горизонт. Больше всего он ненавидел Сирс-Тауэр [2]. По-настоящему ненавидел, как материальное воплощение врага. Но и разглядывать офис Хелен Эмерсон тоже не хотелось, чтобы не узнать о ней чересчур много. Потому что чем больше он выяснял, тем больше тянуло к этой женщине.

Пришлось признать, пусть это и неразумно, что его влекло к прокурорше, несмотря на то что мисс Эмерсон слишком худая, слишком неискушенная и, на его вкус, обладает слишком маленькой грудью. Не говоря уж о том, что излишне умная и дерзкая. Он всегда старательно держался подальше от таких, как Хелен, но судьба словно устроила заговор против него. Что чертовски несправедливо. Сорок восемь часов провести в Чикаго и вынужденно потратить время на такую безнадежную кандидатуру, как Хелен Эмерсон.

Рафферти отвел взор от города, который уже не узнавал, и взглянул на стол Хелен. На почетном месте красовалась фотография, которую было невозможно не заметить: мисс Эмерсон – как обычно, в костюме мужского покроя, но, по крайней мере, юбка достаточно короткая, чтобы продемонстрировать весьма недурные ножки, – в окружении не менее пяти полицейских, одного пожилого и четверых помладше. Все настолько похожи, как могут быть похожи только родственники. Несомненно и сходство с ними Хелен… только она дьявольски красивее всех пятерых мужиков. Джеймс не сомневался, что смотрит на ее отца и братьев.

«Вот счастье-то привалило, – устало подумал он. – Мало того, что пришлось подлизываться к законнице, так у нее еще и вся семейка служит в полиции Чикаго!».

– Рафферти?

Подавленный молодой голос Билли прервал невеселые размышления.

Рафферти быстро повернулся, ища на лице Моретти признаки побоев или синяки, но парень был всего лишь перепуган.

Джеймс пересек комнату и крепко обнял бедолагу.

– Хорошо выглядишь, малыш, – рявкнул он. – Тебя не били?

– Копы нынче ведут себя странно, Рафферти, – пожал плечами Билли. – Не особо усердствуют, если нет веских причин. Почти как в голливудских фильмах.

– Давно не виделись.

– Не имеет значения, – покачал головой Билли. – Рафферти, у нас проблемы…

– Имеешь в виду, у тебя проблемы, – поправил Джеймс. – Какого черта ты во все это ввязался? У тебя всегда хватало мозгов не совершать подобных промахов.

Билли вздохнул и плюхнулся на освобожденный Рафферти стул. Этот неиспорченный добродушный парень – кожа да кости, – которому не исполнилось еще и двадцати пяти, заполучил больше неприятностей, чем заслужил много лет назад. Рафферти считал, что в последний визит сделал все, что можно, и обо всем позаботился. Видимо, ошибся.

– Я ни в чем не виноват, – начал Билли.

– Все так говорят, – парировал Рафферти.

Он так много раз слышал эту фразу из чужих и собственных уст, что выпалил ее на автомате.

– Ты знаешь, что твоя жена до смерти напугана?

Билли побледнел и вскочил с места.

– Что случилось? Кто-то ее обидел? Она в порядке? Ребенок?..

– Расслабься, Билли, – толкнул его обратно Рафферти. – Она в порядке. Откуда, по-твоему, я узнал, где ты? Она пришла ко мне.

– Ты прав, – снова покачал головой Билли. – Должно быть, она просто в ужасе, раз обратилась к тебе.

– Не представляю, что ты ей про меня наговорил, раз я так сильно ее пугаю… – устало протянул Рафферти.

– Ничего такого я ей не рассказывал. Просто достаточно посмотреть на тебя.

– Замечательно, – зарычал Рафферти. – Она жаждет вернуть тебя домой, Билли. Молится, чтобы ты не совершил ошибки, чтобы не влип во что-то криминальное, ведь ты и без того на испытательном сроке. Последние два года ты вел себя безупречно… так что же, Бога ради, заставило тебя рискнуть всем и связаться с придурком по имени Моррис? Решил срубить побольше деньжат для ребенка?

Какое-то мгновение Билли молча смотрел на друга, затем в очередной раз покачал головой:

– Это не так, Рафферти. Видит Бог, я пойду на все, чтобы обеспечить жене и малышу благополучную жизнь, но абсолютно уверен, что быть мужем и отцом лучше, чем потерять все ради наживы.

– Тогда зачем связался с таким, как Моррис?

Билли оглядел помещение:

– Это место прослушивается?

– Кого, черт возьми, это волнует?

– Меня. Если я все расскажу копам, он найдет меня и перережет глотку. Мэри тоже. Такой псих на все способен.

– Именно поэтому ты согласился вести машину? Между прочим, такова версия мисс Эмерсон. А вот я бы усомнился… даже сохраняя непредвзятость.

Билли позволил себе мимолетный смешок.

– Мисс Эмерсон – это нечто, правда? Вцепилась в меня, как клещ. Больно умная. И все равно я ей не рассказал.

– Чего не рассказал?

– О Моррисе.

– Что именно о Моррисе?

Билли отвернулся и уставился на мрачный пейзаж.

– Он сказал, что убьет Мэри, если я не помогу, – глухо прошептал Моретти. – И у него рука не дрогнет. Ты же помнишь, как обстояли дела, Рафферти. Они отдавали приказ, и он выполнялся. Не найдется на земле такого места, где можно от них спрятаться.

– Это не Чикаго двадцатых годов, Билли, – отрезал Рафферти, игнорируя легкий холодок тревоги, пробежавший по позвоночнику. – Ни у кого не хватит наглости повторять бандитские злодеяния тех лет.

– Кроме Морриса. Этот убьет женщину. И даже получит удовольствие. Хочешь знать почему, Рафферти? – взглянул на него Билли.

«Да не особенно».

– И почему же? – спросил Джеймс, невыносимо страдая по табаку.

– Потому что Вилли Моррис не всегда был Вилли Моррисом. В те старые времена он был известен под другим именем. Рафферти, на самом деле это Драго. Рики Драго. И он окончательно спятил.

Мгновение Рафферти не двигался, потом очень спокойно сунул руку в карман, достал сигарету и закурил.

– Вот черт, – выругался он, жадно глубоко затягиваясь. – Ад и все дьяволы.

Эта чехарда с воскрешением представлялась Джейми Рафферти полной бессмыслицей. Может, именно поэтому он постоянно возвращался – год за годом, – потому что не мог просто смириться и принять все как есть.

У Рафферти было больше мозгов, чем у остальных шестерых вместе взятых парней, погибших в том чикагском гараже в День святого Валентина более шестидесяти лет назад. Именно за ум, а не за мускулы так высоко ценил Джеймса Моран, а уж главарь-то прекрасно умел использовать человеческий потенциал. Братья Скацетти – со своим ограниченным умишком и накаченными мышцами – являлись простыми исполнителями, охраняя Морана и собирая дань, действуя так безжалостно, что никому и в голову не приходило противиться.

Еще там находились Ричстейн и фон Требенхоф – две шестерки из пригорода, которым не повезло оказаться в Чикаго в тот роковой день. Эта парочка не обладала интеллектом, они выполняли приказы, не задавая вопросов. Билли Моретти тогда был мальчиком на побегушках, служил у банды на подхвате и неплохо получал за услуги. Он жил с овдовевшей матерью и тремя сестрами, целиком зависевшими от него, и ради них Билли с готовностью рисковал собой.