Долгий сон статуи (СИ)

“Я победил”, – голос незнакомца показался каким-то неживым. Он раскачался и крутанул “солнышко”. Тяжеленек мужик, подумал Сергей, глядя, как затряслось все дерево и угрожающе заскрипела ветка. Пятясь, отошел он на аллею, где уже зажглись фонари – стало как-то не по себе. От шершавой коры ладони саднили. Незнакомый спортсмен же, спрыгнув, даже не отряхнул рук. Как же он крутил “солнце”, вдруг подумалось Сергею, ладони же должен был стесать до мяса. Незнакомец неспеша повернулся и тоже вышел на аллею, под свет фонаря. И Сергей застыл от ужаса и изумления.

“Так не бывает!!!” – взвизгнул кто-то в его голове. Не бывает!.. Он смог только беспомощно дрыгнуть пару раз ногами, когда нечеловечески твердая, безжалостная рука стиснула его горло. Сергей вцепился, срывая ногти, в эту руку, захрипел – но это было все равно, что руками разжимать гидравлические тиски. Рука сжалась на его шее, с хрустом ломая позвонки, круша гортань...

Вечерело. Тело уродливо скрючилось посреди аллеи, как раз там, куда в вечной атакующей ярости рвался каменный солдат.

====== 2. Адгезия бетона к мрамору ======

о, тяжело

Пожатье каменной его десницы!

(А.С. Пушкин “Каменный гость”)

Копать сухую землю было тяжело, давила жара, но могильщики потели, долбили лопатами бело-желтый суглинок и, по всему видно было, старались управиться как можно быстрее. Страх висел в воздухе, вырвавшийся на свободу, тяжелый. Давящий. Страх висел над старым кладбищем, над церквушкой при нем, над парком, над центром и окраинами – надо всем городком Н.

Безмолвно стоявшие вокруг могилы люди тоже поеживались. Владимир Викентьевич Малкович напряженно уставился на росший у ямы жирный глинистый холмик и все пытался сообразить, как так – ехал к нему Серега, отзвонился с автовокзала, они договорились встретиться через час... И вот на тебе – опознание, восковое, искаженное ужасом лицо в подвале мертвецкой. Никого нет у Сереги, детдомовец Серега. Никого, кроме него, Владимира. И никому до Сереги нет дела. Владимир покосился на сестру и племянницу, вспомнил, что похороны оплачивала Кленя – у него самого в карманах было пусто, деньги за заказ он как раз накануне ухнул на две старые, практически антикварные книги по морской сигнализации. Клеопатра деньги дала даже без просьбы, просто сказала своим неприятным скрежещущим голосом “Это мы решим”. Но Владимир сразу представил, как в голове ее защелкали невидимые счеты... нет, сестра дама современная, у нее там компьютер. Компьютер, счеты – а Серега в земле, со злостью подумал Владимир. А эти... им хоть бы что. И Женька-племянница вон, с ноги на ногу переминается, ждет, как бы поскорее удрать. При взгляде на Женькины джинсы в обтяжку, на черную – и то хорошо, что хоть не вырви-глаз, как она обычно носит, – футболку, на тонкие пальцы с аккуратным маникюром, Владимир еще больше озлился.

Начальник райотдела Корибанов очень надеялся уйти на пенсию не майором, а “целым подполковником”, как шутил брат. Но до пенсии времени оставалось с гулькин нос, а в сонном маленьком городке ничего серьезнее квартирных краж и мелкого хулиганства по причине запоев не случалось. Ну почему, подумал Корибанов, глядя, как забрасывают землей простой, обтянутый темно-синим крепом гроб, почему так – либо пусто, либо густо? Прося у судьбы стоящего дела – дела, тянущего на подполковника, – он вовсе не имел в виду чокнутого серийника! Три убийства. Три. Одна жертва из села неподалеку, один местный и один – приезжий. Страшные повреждения, страшнее и непонятнее Корибанов в жизни не видел. “Острая сердечная, легочная и почечная недостаточность вследствие гиповолемического шока”, “выраженный ацидоз”, “синдром диссеминированного внутрисосудистого свёртывания” – строки из заключения судмедэксперта звучали очень мирно. Не отражая жуткой реальности. Жуткая реальность была в описаниях повреждений, в фото. Оторванная нога – именно оторванная, а не отрезанная, как категорично заявил медэкперт. Переломанный позвоночник – будто человека, как сухую ветку, ломали о колено. Но что же это должно было быть за колено и что за сила? Маньяк-потрошитель, только этого их крохотному городку, – который вообще-то следовало бы именовать ПГТ, – и не хватало.

Зачем он пришел на похороны этого приезжего, Гусовского Сергея Ивановича, 197… г.р., майор не знал. Гусовскому Сергею Иванычу сломали шею. И не просто сломали шею – ее сжали, сдавили с чудовищной силой, как тисками. И все же на коже, как явственно следовало из заключения, остались следы пятипалой руки. Довольно большой, но все же не выходящей за пределы обычного мужского, человеческого размера. И все трое убитых – сильные молодые мужчины. Не старше сорока, здоровый образ жизни, атлетика, один вон даже КМСом оказался, по метанию копья. И нашли-то его на большом пустыре, с теми самыми копьями... Корибанов выругался – ну кому сейчас придет в голову заниматься метанием копья? Впрочем этот... копьеносец охранником работал, в единственном на весь городок приличном ресторане. Да и вот этот последний, приезжий, тоже не пяткой сморкается, как рассказал его дружок Малкович. Корибанов взглянул на Малковича – братец их новой начальницы финуправления был мужик спортивный. И хотя по профессии что-то вроде писателя на заказ – вылетело у Корибанова из головы это слово, – работать устроился в крошечный спортзал при Доме культуры. Спортзал... силен мужик, если сумел туда пристроиться, там раньше секция рукопашников работала, пока тренер не уехал. Силен, если парни его там своим признали.

И тут майора словно по затылку стукнуло – версии, версии, мы искали связь, искали общее... Да вот же оно – сильные! Они все были сильны. Он – или оно, как все чаще про себя называл Корибанов убийцу, – оно искало сильных. Померяться силами. И если так, то Малкович может быть следующим...

Вечером в кабинете Корибанова ждал еще один сюрприз – молоденький лейтенант, из молодых да ранних, которому майор дал задание подытожить все их наработки, свежим, так сказать, взглядом, проявил инициативу. Инициатива лейтенанта обнаружила еще одну схожесть – на пальцах двоих жертв были найдены частицы бетона. Еще несколько частиц такого же бетона было найдено в грунте, взятом с места преступления. И более того – микрочастицы того же проклятущего бетона были обнаружены непосредственно в пробах, взятых из раневой полости.

Зарыли Серегу. Зарыли, зашвыряли землей и сверху наладили желто-серый холмик. Владимир подошел поправить венок и краем глаза заметил, как Женька подошла к матери и о чем-то с ней зашепталась. Лера помедлила, потом сжала тоненькое Женькино запястье и кивнула. Женька бросила виноватый взгляд на дядю, и Владимир, внимательно в упор смотревший на нее, взгляда не отвел. Не отвела и Женька, только в темных, как у олененка, глазах, мелькнул странный огонечек. Бочком, бочком Женька отошла куда-то за могилы, а потом – Владимир нарочно проследил, – рванулась бежать так, что только пятки засверкали. “К кавалеру, небось. Или на материном ноутбуке в интернете зависать”. В нем вдруг поднялась такая злость, что попадись ему сейчас Женька – ударил бы, не задумываясь.

Владимир обвел помутневшим взглядом кладбище. Мальчишки, его маленькая армия, почтительно столпились поодаль, печальные и серьезные. У Владимира потеплело на душе. Пока есть те, кто преданно заглядывает тебе в глаза, пока есть те, кому ты нужен, кого можешь направить, повести – жизнь продолжается. Владимир помимо воли расправил плечи. И тут за мальчишескими макушками показались безумные глаза, мальчишки расступились – испуганно и как-то даже брезгливо, – и по дорожке к свежей могиле заковылял всклокоченный человек неопределенных лет, в обтрепанном балахоне непонятного цвета, таких же штанах и босой.

- Выслушайте! Скорбящие, к вам обращаюсь я! Выслушайте, внемлите мне!

Голос человека то и дело срывался на визг. Владимир ощутил поднимающуюся откуда-то изнутри неловкость, ему захотелось притвориться непонимающим, хотелось отвернуться и как можно скорее уйти с траектории движения этого человека с безумными глазами. Но он спиной почувствовал, как с испугом и отвращением отодвинулась сестра, и это решило дело.