Хвост Крокодила (СИ)

— Отличная идея, милая. Дай мне бумажку и ручку… — на огрызке листка появились цифры. — Позвони по этому номеру. Спроси Франкенштейна. Скажешь, что крокодил снова вляпался. Он поймёт.

Белль сначала побежала к уличному автомату, но он оказался сломан. Она кинулась в библиотеку, охранник уже запирал входную дверь.

— Пожалуйста! Можно от вас позвонить? Очень срочно!

— Не положено.

— Я Белль! Живу над библиотекой. Я здесь всё время книги беру. Пожалуйста, Крокодилу очень плохо!

Хмурый охранник посветил Белль в лицо фонариком и даже как будто узнал.

— Ну давай. Только быстро!

Добежав до ближайшего телефона, Белль, еле попадая по кнопкам, набрала номер. Гудки тянулись, кажется, вечность.

— Алло? — спросил сонный голос.

— Это Франкенштейн?

— И кому не спится?

— Крокодил ранен. Возможно, перелом.

— Понятно.

Последовали короткие гудки, Белль медленно положила трубку на рычаг.

— Эй! Ты там долго? — охранник снова светил из коридора фонариком.

— Уже всё. Большое спасибо.

…

Франкенштейн приехал через полчаса в облезлом фургончике. Пока тянулось это ожидание, Белль сидела на бочке из-под керосина, как будто этот керосин там всё-таки был и мог взорваться в любую минуту. Крокодил ворочался в полусне и всё время вздрагивал. Уже начинало казаться, что никто не придёт, а скорую уже не вызвать.

Когда открылась входная дверь, Белль показалось, что керосин всё-таки рванул. Она встала, да так и осталась стоять. С приходом врача густо пахнуло перегаром и хлоркой. Франкенштейн совсем не походил на доктора, скорее, на наркодилера, и, кажется, был не трезв.

— Старый пройдоха. Ну и куда ты опять вляпался? — Франкенштейн сел на вторую бочку у его кровати и бросил рядом побитый чемоданчик. — Хотя не рассказывай. Чем меньше я знаю, тем лучше.

— Я тоже рад тебя видеть, живодёр.

— Где болит? Ножевые есть? Пули, надеюсь, вынимать не надо? Я сегодня не в лучшей форме…

— Нога, правая. И рёбра.

Пока Франкенштейн работал над ранами, Белль всё стояла у стола и не двигалась. Насколько она заметила, этот Франкенштейн действительно имел врачебное образование. Хотя то, что он не выпускал из зубов сигарету, раздражало.

— Повязки я наложил. Царапины обработал. Перелом небольшой. Трещина, наверное… Недельку поваляйся. Сам знаешь… Без рентгена я тебе точнее ничего не скажу.

— Спасибо, приятель.

— Не болей.

Франкенштейн захлопнул чемоданчик, уже направился к выходу и только тогда заметил Белль.

— Какая краля! Надо же. Где взял? Там ещё такое есть?

— Сифозные проститутки не по твоей части, Виктор. Вали уже, — устало посоветовал крокодил.

— Ладно-ладно. Будь здоров, — Франкенштейн махнул на прощание рукой и вышел.

Белль наконец отмерла и медленно подошла к постели. Крокодил лежал в обрывках собственной одежды, туго затянутый в бинты.

— Испугалась? — спросил Крокодил и похлопал по одеялу рядом. — Иди сюда. Уже всё хорошо. Теперь всё хорошо.

— Кто этот Франкенштейн?

— Не понравился?

— В нём что-то не так. Откуда ты его знаешь?

— Мы с ним сидели вместе. Он когда-то был отличным хирургом. Сейчас промышляет незаконными операциями. Почку вырезать… — Крокодил легонько сжал её руку. — А вообще не нужно тебе знать про это. Просто, если увидишь на улице, постарайся ему на глаза не попадаться. Вечно он в поиске… Ты лучше скажи, как ты оказалась у перехода?

— Следила за тобой, — призналась Белль. — Я и раньше за тобой подсматривала. На работе и когда ты на гармошке уходил играть.

— Не доверяешь?

— Хотела узнать тебя получше. Люди по-разному себя ведут с разными людьми.

— И что, я сильно отличаюсь?

Белль вспомнила, как равнодушно крокодил принимал удары и как поменялся его взгляд, когда она сама оказалась под угрозой.

— Отличаешься.

Крокодил поднял руку с ободранными пальцами и погладил ее по щеке, где наливался синяк.

— Какая ты у меня храбрая, — от прикосновения Белль чуть поморщилась. — Больно?

— Нет. Не очень.

— Утром будет болеть. Возьми из морозилки сосиски и приложи. А то щека будет под цвет платья…

Белль послушно завернула упаковку сосисок в полотенце и приложила к лицу. Прохлада сбивала отёк. Как же она устала. Тело будто превратилось в вату.

— Я сегодня в ванне посплю.

— Ты меня так наказываешь?

— Ты же ранен!

— Не дури. Я подвинусь, и ты поместишься, — Крокодил запыхтел, отодвигаясь. — Вот.

Белль принялась убирать обрывки одежды, так что на крокодиле остались одни бинты и пластыри. На пол звякнул вывалившийся из-за пояса ножик, и Белль молча убрала его на кухонный стол. Крокодил лежал, прикрыв глаза, и уже засыпал. Белль разделась и выключила свет. В круглое окно светил серп убывающей луны, всё случившееся вдруг показалось безумным сном.

Белль осторожно улеглась рядом, стараясь не задевать соседа. От крокодила густо пахло перекисью и табаком сигареты Франкенштейна.

— Почему ты не защищался, когда тебя начали бить?

— Потому что я не умею защищаться, милая, — тихо ответил крокодил сквозь сон. — Но я неплохо нападаю.

10

— А если бы ты всё-таки дал мне вызвать скорую, у нас был бы вполне законный больничный, — пеняла Белль, прыгая на одной ноге и пытаясь второй влезть в штанину. Они снова проспали. Синяк на лице чуть ныл, если не прикасаться, но выходить на улицу с такой физиономией не хотелось.

— Хватило и того, что ты копов вызвала.

— Я не звонила копам. Я так сказала, чтобы тот парень ушёл.

— Чёрт. И правда по-дурацки всё получилось. Сможешь после работы или в обед заскочить в зоопарк? Сказать, что я упал с лестницы или в запой ушёл. Или упал с лестницы по дороге в запой? Можешь?

— Конечно. Я могу им сказать, что ты поскользнулся на банановой кожуре и упал.

— Нет. Какая-то нелепая причина. В зоопарке и так все думают, что я странный. Даже бегемоты. Лучше скажи, что это была арбузная корка.

Белль вернулась довольно быстро. Отпросила она не только крокодила, но и себя.

— Я взяла отгул на неделю. Всё равно у такого чебурашки никто листовки не будет брать. И ты не заскучаешь в одиночестве. Я за тобой поухаживаю.

— М-м-м. Значит, будем играть в пациента и сексуальную медсестру, — сально усмехнулся крокодил. — А где наряд?

— Ну, из всего, что могло бы тебе пригодиться, я принесла только пополнение для аптечки и детский горшок.

— Детка, у тебя какие-то неправильные представления о сексуальных играх, — поморщился крокодил, разглядывая означенный горшок голубенького цвета с зайчиком.

— Ну, делать перевязку я тоже не умею! — совершенно не расстроилась Белль. — Научусь.

— И убирать навоз за крокодилом? — крокодил неуютно заёрзал в постели и как будто даже покраснел.

Белль подумала, что пришло время голубенького горшка, когда заметила в районе паха образовавшийся из одеяла «шалашик».

— Знаешь, если будешь послушным пациентом, я тебе даже подрочу.

После этих слов крокодил как-то странно посмотрел на неё и небрежно откинул одеяло.

…

Всю неделю крокодил валялся в постели, изображая самого больного человека в мире. Но как-то несерьёзно. Уже на следующий день он доковылял до глобуса и, выудив из него хоккейную клюшку, презрительно сообщил, что он уже большой мальчик, чтобы ходить в горшок, и будет добираться до санузла самостоятельно. За столом при этом обедать упорно не желал, требовал завтрак в постель. А во время перевязок вертелся и лез целоваться.

— Моя милая сексуальная медсестричка.

— Сиди спокойно. Если я тебе один раз подрочила, это ещё ничего не значит.

— Кстати, почему? Я же тебе нравлюсь. Ты мне — тем более.

— Не могу. Я пока к этому не готова.

— Ты ещё девственница?! — округлил глаза крокодил и стал, кажется, ещё похотливее. Белль думала, что такое уже невозможно.

— Нет. Гинеколог в больнице сказал, что нет. Но я-то не помню, как это произошло. Поэтому я немного трушу в себя кого-то пускать. Вот так сразу.