Трегуна (СИ)

Стараясь на обращать внимания на застоявшийся воздух в трюме, Марта с глубоким вздохом рухнула на незаправленную кушетку, с которой, видимо, полчаса назад подняли Гему, положила голову на влажную подушку и закрыла глаза. «Если все это зря, — подумала она, — то пусть меня там же и похоронят. И в моем свидетельстве о смерти, в графе «Место смерти» будет указано местечко, название которого я каждый раз подглядываю в бумажке. Вот же ведь занесло…»

Она спала плохо. От подушки воняло, судно постоянно бросало из стороны в сторону, но наконец качка прекратилась. Не понимая, добрались ли они до места, Марта поднялась на палубу и ахнула — катер скользил между разбросанных по тихой воде островов разной величины. Одни были мелкими и какими-то лысенькими, другие же, казалось, полностью состояли из густых лесов, а над третьими возвышались массивные холмы, делая острова похожими на поднявшихся из глубин океана огромных черных китов. Гема невозмутимо стоял у штурвала и курил папиросу. Марта подошла к нему и, кивнув на папироску, спросила:

— Можно мне тоже?

Не выказав ни единой эмоции, он вытащил из кармана коробочку с папиросами и протянул ее Марте.

— Вы такое не курите, наверное, — не вынимая сигареты изо рта, сказал Гема.

— Я вообще ничего не курю. Ни разу не пробовала сигарету. Хочу сейчас попробовать.

В первый раз за всю поездку лицо Гемы изменилось, выразив сильное удивление. Он с интересом наблюдал, как Марта, взяв папироску в рот, чиркнула спичкой о коробок и прикурила. Она глубоко затянулась, подождала несколько секунд и выпустила дым. Гема, видимо, думал, что она сейчас зайдется кашлем, но этого не произошло — Марта сделала еще одну глубокую затяжку, подержала дым внутри и выдохнула струю.

— Не обязательно держать, — улыбнулся Гема, — это не марихуана.

— Я знаю. Сигарет не курила, а вот травку пробовала в молодости. Травку и кальян.

— И как папироска?

— Ничего так, нормально, — ответила женщина, делая еще одну затяжку.

— Вы с континента?

— Да, но не с вашего. Кстати, хотела спросить. Места эти, как мне кажется, не туристические. Откуда вы все язык знаете?

— Это не Доминикана, конечно, и не Пхукет, но туристы бывают. Без языка никак. Мы с детства его знаем, хоть и плохо.

Оставшаяся часть пути была преодолена быстро, хотя, возможно, Марте это просто показалось, потому что они с Гемой не переставая болтали. В ходе разговоров выяснилось, что он несостоявшийся врач, бросивший учебу ради женщины, за которой уехал в глубинку. По большому счету, Гема оказался неплохим человеком — просто его надо было к себе расположить.

Сердце Марты колотилось, когда катер причалил к берегу, и Гема бросил канат загорелому человеку на причале, который тут же быстро пришвартовал судно.

— Спасибо тебе, Гема, — Марта протянула ему три стодолларовых купюры.

— Бывайте, — единственное, что ответил ей моряк, сворачивая деньги в валик.

Вертя головой по сторонам, Марта брела по грунтовой дорожке, волоча за собой свой чемоданчик. Она понятия не имела, куда идти, а главное — как и у кого спросить про своего внука. Вокруг нее сновали люди, поглощенные бытом, и не обращали на нее никакого внимания. На всякий случай Марта достала распечатку с координатами — вдруг там есть какая-то метка или точный адрес? Но ничего такого в бумажке не наблюдалось. Так или иначе, бездумно слоняться в незнакомом месте было явно не самой лучшей идеей, и женщина решила, что первым делом ей нужно найти себе ночлег, где можно бросить вещи, принять душ, и только тогда, приведя себя в божеский вид, что-то решать по существу. На глаза ей попалась парикмахерская, и Марта, дзынькнув колокольчиком входной двери, зашла туда. Смуглая женщина энергично орудовала шваброй, наводя в заведении чистоту, а когда заметила Марту, то приветливо улыбнулась ей и, отставив швабру в сторону, поздоровалась:

— Добрый день! Могу я вам помочь?

— Добрый день, — ответила Марта. — Будьте добры, подскажите, можно ли тут где-то остановиться?

— Стрижка? — непонимающе уточнила женщина.

— Нет-нет! Остановиться. Отель. Есть отель?

— Отель? — переспросила женщина, а потом улыбнулась, закачала головой и сказала: — Нет, не отель! Парикмахерская! Стрижка!

— Я понимаю, — Марта приложила руку к груди. — Но где отель? Есть отель?

— Вы турист? — спросила женщина.

— Нет, я сама по себе.

— Вы без группы?

— Без группы. Я одна. Помогите, пожалуйста, найти отель. В вашем городе есть отели?

— Есть, — улыбка пропала с лица женщины, словно ее напряг тот факт, что Марта не туристка. — Вы пропали? То есть… Как это сказать…

— Заблудилась?

— Заблудилась, — закивала женщина.

— Нет, не заблудилась. Я просто приехала, чтобы найти одного человека.

— Подождите лучше, — женщина подошла к телефону, взяла трубку и позвонила. Марта не поняла содержания разговора, но женщина быстро вернулась и сказала: — Сейчас сюда приедут и вам помогут.

— Кто приедет и поможет?

— Наш… Как это… Главный. Шеф! Нет… Как это… Главный в городе.

— Мэр, что ли? — удивилась Марта.

— Мэр. А то вы странная.

— Я? Странная? — Марта не знала, смеяться или обижаться, хотя допускала, что женщина может просто не совсем корректно формулировать мысли на английском.

— Странная, да. Простите, я не очень хорошо говорю по-английски. Если я вас обижаю словами, я не хочу!

— Все в порядке, не стоит беспокоиться.

— У вас плохие волосы. Давайте помоем голову, пока мэр придет?

— Вы знаете, а вот от этого я совершенно не откажусь, — согласилась Марта и села в кресло.

Когда с мытьем головы и сушкой было покончено, Марта не без удовольствия смотрела на себя в зеркало. После такой сумасшедшей поездки любая женщина нуждалась бы в том, чтобы привести голову в порядок, и хотя мастер уложила ее не так, как привыкла Марта, голова была аккуратная и свежая. Раздался звонок колокольчика, и Марта, резко обернувшись к двери, увидела на пороге миловидную высокую смуглую девушку с длинными темными, роскошно выглядящими волосами. Девушка смущенно улыбалась и смотрела на Марту взглядом, в котором были и испуг, и удивление.

— Э-э-э, здравствуйте, — вопросительным тоном произнесла Марта.

— Здравствуйте, — ответила девушка, а потом сказала что-то хозяйке парикмахерской, после чего та кивнула и удалилась, оставив Марту наедине с девушкой.

— Я могла неправильно ее понять, — начала Марта, — но вроде как я жду мэра… Зачем-то…

— Знаю, — мягко ответила Мали, — я и есть мэр.

— Вот это да… — Марта была явно удивлена.

— Вы Марта, верно?

Марту аж пробило током от этого вопроса. Секунда на раздумье, и вот в голове сложился пазл:

— Так это вы написали мне письмо на электронную почту? — волнуясь, спросила Марта.

— Да, я.

— Он жив, да? — из глаз женщины неожиданно потекли слезы.

Мали ничего на это не ответила, а только протянула Марте руку и сказала: «Пойдемте со мной».

Путь был недолгим. Марте было все равно, куда ее ведут. Даже если сейчас эта знойная красавица заведет ее за угол и даст по голове ржавой трубой — да плевать! Но вместо этого красавица подошла к дому — простенькому, но миленькому — и открыла дверь, жестом приглашая Марту войти.

В следующие секунды Марта потеряла ощущение реальности. Спроси ее сейчас, где она находится и как ее зовут, она бы не ответила. Все ее сознание будто было объято чудодейственным бальзамом, который на глазах заживлял рубцы и язвочки, но не на теле, а в душе. «Господи…» — вымолвила она и приложила ладони к щекам. «Ба, ну давай обнимемся!» — улыбнулся молодой человек. Вместо привычных коротких светло-русых волос у него была средней длины черноволосая копна, а всегда идеально гладко выбритое лицо укрывала мягкая аккуратная короткая борода. А глаза… Марте казалось, что она может отличить их от миллионов других лучше самого современного сканера! Она запечатлела их в своей памяти еще тогда, когда держала маленького Криса на руках, стоя с ним возле окна, куда он настойчиво указывал своим крошечным пальчиком, утверждая, что на ветке сидит птичка, и они с Мартой долго простаивали возле окошка, и пока Крис, приоткрыв ротик, внимательно всматривался в ветви дерева, Марта не сводила взгляда с его синих ярких глазенок, в которых искрился чистый уличный свет. И сейчас она вновь смотрела в эти глаза, то прижимаясь к внуку, словно не веря, что это он, то отрываясь от его груди и снова всматриваясь в его лицо. «Я знала, золотой мой! Я всегда знала! Золотой! Золотой мой!» — рыдала она. Плакал и он.