Западня для Евы (Ловушка для Евы)

– Я понимаю.

– Я вошла. Увидела ее на постели. Сначала я ничего не поняла, просто не подумала… Говорю: «Да брось, Хло, пошли!» Да, я сказала что-то в этом роде. – Голос у Дины задрожал. – Господи, я сказала: «Да брось, Хло, пошли!», да еще с такой досадой. Мне кажется, это потому, что все выглядело так театрально… прямо как на сцене. Меня даже зло взяло. Я подошла прямо к постели. И тут…

– Не спешите, – посоветовала Ева, когда Дина принялась жадно глотать воду из бутылки.

– Ее глаза были открыты. Они глядели прямо на меня, а я все еще ничего не понимала. Мозг как будто отключился. Я уже раньше видела умершего человека… Мою прабабушку. – Дина утерла слезу кулачком. – Она какое-то время жила с нами и умерла во сне. Утром я ее нашла. То есть… я хочу сказать, мне уже приходилось видеть мертвых. Но когда они молоды и ты этого не ждешь, это совсем другое дело.

«Да, это совсем другое дело, – подумала Ева. – Одинаковых смертей не бывает».

– Вы трогали ее? Или что-нибудь еще? – спросила она вслух.

– Мне кажется, я тронула ее за плечо. Или за руку. Да, я протянула руку и дотронулась до нее. Я не понимала… У меня в голове не укладывалось, что она мертвая. Но она была холодная. Боже, у нее кожа была холодная! И тут я поняла. Вот тогда я и выбежала и стала кричать.

– А потом вы сели на пол в коридоре и просидели до прихода офицера Нэлли?

– Да.

– Кто-нибудь еще заходил в квартиру до прихода полиции?

– Нет. Я сидела прямо у нее под дверью и плакала. Некоторые жильцы выходили из квартир и спрашивали, что случилось. А я говорила: «Хлоя умерла, она убила себя».

– Понятно. Значит, вы разговаривали с ней вчера?

– Я позвонила, когда вернулась домой. Вернулась я поздно, работала над постановкой в Уэст-Сайде. Я знала, что ей тяжело. Мы поговорили по телефону, потом я зашла к ней. Посидела с ней немного… просто за компанию. Я оставалась с ней примерно до одиннадцати. Мне наутро надо было на лекцию, а она сказала, что ляжет спать. «Забудусь сном», – вот как она сказала. Она часто говорила такие вещи, мне и в голову не пришло… – Дина схватила Еву за руку. – Офицер Даллас, я ни за что на свете не оставила бы ее одну, если бы поняла, что она имеет в виду! Я бы ей не позволила это сделать!

– Это не ваша вина. Вы были хорошей подругой. – Заглянув в лицо Дины, Ева поняла, что она убита горем, и не стала указывать ей на ошибку. – А как вам показалась квартира?

– Простите?

– В каком виде была квартира вчера вечером, когда вы уходили?

– О, все было на месте. Хлоя вообще любила порядок. Ну, правда, салфетки были всюду накиданы. Она много плакала и роняла их по всей квартире.

– Вы что-нибудь ели или пили?

– Выпили немного вина. Я принесла бутылку, и мы ее опустошили примерно наполовину.

– Мороженое?

– Мороженое? Нет, я об этом не подумала. А жаль, это было бы как раз то, что нужно.

– Вы вымыли бокалы?

– Бокалы? Нет, я… У меня был трудный день, я устала, а она чуть все глаза не выплакала. Мы просто оставили все в гостиной.

– Не в спальне?

– Нет, мы посидели пару часиков на полу в гостиной. Может, если бы я осталась с ней на ночь…

– Я прошу вас внимательно взглянуть на эту записку. – Ева извлекла розовый листок, уже упакованный и запечатанный в прозрачный пластик. – Это почерк Хлои?

– Да. В этом вся Хлоя – у нее все было напоказ. Но она не права. Была жизнь и без него. Жизнь всегда есть. Господи, да как можно так рассуждать? Что она себе навыдумывала?!

– Вы были знакомы с Блэром Бисселом?

– Нет. – Дина достала скомканную бумажную салфетку и высморкалась. – Она о нем не распространялась. Я о нем вообще ничего не знала. Нет, знала, что у нее кто-то есть, я даже знала, что этот «кто-то» женат, но она не называла его по имени и вообще ничего не рассказывала. «Дала обет», – так она говорила. Торжественный обет. Это так на нее похоже: «Я дала торжественный обет!» Она чувствовала, что я не разделяю ее восторгов, вот и старалась помалкивать. Я не знала даже, что она подрабатывает на полставки в его галерее. Узнала только потом, когда все было уже кончено. После того, как жена его убила. Хлоя мне все рассказала только вчера вечером.

– Значит, сюда он никогда не приходил?

– Нет, почему же? Приходил. По крайней мере мне так кажется. Мы с Хлоей разработали такой сигнал. Если у кого-то из нас были гости – ну, вы меня понимаете, – мы вешали на ручку двери розовую ленточку. Это она придумала. Насколько мне известно, последние несколько месяцев она ни с кем не встречалась, кроме своего «художника». Я бы знала, если бы у нее был кто-то еще. Розовая ленточка появлялась на ручке двери примерно раз в неделю.

– У нее была привычка выключать телефон, когда она принимала гостя?

– О, да! Опять-таки, в этом вся Хлоя. Она хотела, чтобы ничто из внешнего мира не нарушало атмосферу.

– После того как вы оставили ее вчера вечером, вы что-нибудь слышали?

– Я сразу легла спать. Я же выпила вина, выдержала такую эмоциональную сцену… Я просто с ног падала. Не слыхала ни звука, пока будильник не поднял меня с постели в шесть тридцать сегодня утром.

– Когда вы ушли на лекции?

– В четверть восьмого. Примерно.

– Что-нибудь видели перед уходом?

– Нет, ничего. Я думала забежать, взглянуть, как там Хлоя, но решила, что она, наверное… – Опять в голосе Дины зазвучали слезы. – Я думала, она спит…

Я и без того уже опаздывала, вот и пошла прямо на лекции.

– Я понимаю, как вам тяжело, и ценю ваше сотрудничество со следствием. – Ева начала подниматься, но снова села, словно что-то вспомнив в последнюю минуту. – Ах да, я хотела вас спросить. У Хлои в гостиной есть фотография – она смеется в объектив, и на шее у нее такое сердечко на цепочке. Прелестная вещица. Она часто его носила?

– Медальон? По-моему, этот ее художник подарил его ей пару месяцев назад. Она его никогда не снимала. Она была ужасно сентиментальна.

– На ней не было медальона, – сказала Пибоди, когда они вернулись в квартиру Хлои.

– Не было.

– И в квартире медальон не обнаружен.

– Верно.

– Значит, теоретически тот, кто ее убил или толкнул на самоубийство, забрал медальон с собой.

Ева пожала плечами.

– Во всяком случае, его действительно нет на месте. Люди часто прячут в медальоны какие-нибудь дорогие их сердцу предметы.

– Точно. Портреты, пряди волос, образцы ДНК…

– Если медальон ей подарил Биссел, думаю, там было спрятано нечто большее, чем романтический сувенир.

– Означает ли это, что мне придется проглотить мой новенький блестящий жетон детектива?

Ева покачала головой:

– Если там что-то и было, это еще не значит, что она была в курсе. Но я держу пари: из-за этого она умерла. И еще из-за того, что было на ее компьютере.

Обдумав эти слова, Пибоди оглядела гостиную.

– Она тут прибралась. А если не она, то кто-то другой. Но я не представляю, зачем постороннему мыть бокал за соседкой или прибираться в гостиной. А если это сделала сама хозяйка, значит, у нее была причина. Ждала кого-то? Может, ей кто-то позвонил? Но на аппарате ничего не зафиксировано.

– А может, кто-то послал ей сообщение по электронной почте? Компьютер-то вырублен.

– Значит, мы позовем кого-нибудь из колдунов ОЭС покопаться в кишках этого компьютера.

– Я свяжусь с ними.

– Лейтенант, давайте свяжемся с ними и одновременно сами заправимся чем-нибудь питательным. Вы же не получили своей шоколадной дозы.

– Не напоминай! – Даже не глядя, Ева знала, что Пибоди обиженно надувает губы. – Ну хорошо, мы где-нибудь перекусим. Мне все равно надо кое-что обдумать.

Ева и сама не могла бы сказать, что толкнуло ее в «Голубую белку» в поисках чего-то похожего на пищу. Стоило бросить взгляд в меню, чтобы понять, что едой тут и не пахнет. Вероятно, ее охватила ностальгия по прежней жизни, когда она просиживала вечера за одним из этих липких, тускло освещенных столов, а Мэвис плясала на сцене перед толпой, пронзительно выкрикивая слова песен.